Зачем нам враги

обреченно вздохнул.

— И никого из вас не интересует, что вашу страну разрывает война, — укоризненно сказал он. — Вот здорово — выходит, волнует это одного меня!

— Волнует? Вас?! — Натан посмотрел на него с изумлением, уголки его рта дрогнули, и Эллен показалось, что он вот-вот рассмеется. Эльф смерил его холодным взглядом:

— Там дюжина моих сотен. Бьется со здешними зверюгами, воображая, что делает это ради своего господина. А господину теперь трона не видать как своих ушей. И гибнут они зря.

— Почему же зря? — возразила Эллен. — Может, они победят.

— Они не победят, — ответил эльф. — Их слишком мало. Я рассчитывал быстро вернуться и далее бросить подкрепление — по обстоятельствам... А теперь это некому сделать. Если ваш князь мертв, да и меня наверняка уже к покойникам причислили, мои родичи просто забудут про Калардин.

— И можно подумать, что вас это тревожит, — с сомнением сказал Натан.

Эльф перевел на него непонимающий взгляд.

— Мои войска отправлены на бойню. Глупую и бессмысленную. Конечно, меня это тревожит.

— Ну и иди, — внезапно со злостью сказала Рослин и, вырвавшись из его рук, соскочила на землю. Ее волосы растрепались, сбились колтунами, Эллен заметила запутавшийся в них клочок водорослей. Как давно я вас не расчесывала, маленькая госпожа, подумала она.

Рослин подошла к коню Натана, взялась за стремя, обиженно отвернулась. Натан взглянул на нее, потом на эльфа, улыбнулся, виновато пожал плечами. Глориндель смотрел на них. Вид у него был совершенно несчастный.

— Рослин, — вполголоса позвал он.

Как она вздрогнула! Будто судорогой ее прошибло: вскинулась, резко обернулась, широко распахнув черные провалы глаз. Они смотрели друг на друга, и Эллен почти чувствовала искры, пролетавшие между ними. Она вдруг поняла, почему они не разговаривали: им не было нужды говорить. Их объединяло что-то большее, чем то, что можно передать словами. И там, на заставе, они узнали друг друга вовсе не потому, что раньше видели на портретах. Эллен вспомнила, как Глориндель целовал Рослин у ворот напротив виселицы — жадно, неистово, будто от этого зависела его жизнь.

У Рослин задрожали губы. Она зажала их ладонью, решительно мотнула головой. Ну и кто кого переупрямит?

Глориндель хотел что-то сказать, но не успел. Лицо Рослин вдруг напряглось, она шикнула и, прижав палец к губам, быстро сказала:

— Тише! Слышите?

Эллен напряглась, и Натан тоже, она заметила это и на миг ощутила облегчение — но лишь на миг, потому что потом услышала. Ни Натану, ни Глоринделю этот звук ничего не говорил, она поняла это по их лицам, — а ей и Рослин говорил, и они сообщили друг другу об этом взглядами... впервые е момента новой встречи почувствовав между собой что-то общее.

Издалека доносился протяжный, мелодичный, густой гул многих голосов, сливавшихся в один. Эллен будто наяву увидела — узкая дорога, плетень, глаза Рослин напротив, колыхающиеся цветные тюки вверху, блестящая черная шерсть на покатых воловьих боках... И пение, могучее,