Там, за синими морями (дилогия)

Только к концу дня документ вернули истомившемуся в ожидании отцу Онорию со словами, что, либо там ничего вредоносного нет, либо оно такого уровня, что даже лучшие храмовые маги не могут ничего обнаружить.

Отец Онорий и Лирг тщательно обсудили вероятность внезапного повышения магического уровня у существа и сошлись на том, что оно маловероятно. Уровень поставленной ею на служанку защиты был, конечно, высок, но не настолько, чтобы храмовые амулеты не смогли его пробить. И после небольшого спора о том, кому первому следует прочесть письмо, Лирг собственноручно сломал печать. Его глазам и глазам отца Онория, заглядывающего ему через плечо, предстало всего лишь несколько небрежно накарябанных детским почерком строк, которые гласили:

Я уеду из Вандеи через несколько дней. Если не хотите проблем, не суйтесь к тем, на ком стоит моя защита.

Лирг, сходи в храм на службу и помолись за свою душу.

И все.

– Ну, слава богине!!

– Это что, угроза что ли?

Эти фразы вырвались у донельзя удивленных посланием читателей почти одновременно.

– Неужели это правда? – Обернулся к Лиргу отец Онорий. – О, богиня, прямо гора с плеч! Похоже, что вы были правы, Лирг! Стоило ее припугнуть, и она тут же сдалась. Может, мы зря опасались?? Да она же совсем ребенок. Вы видели ее? Как, по-вашему, сколько ей лет? Восемнадцать, девятнадцать? Ведь не старше!

Лирг задумчиво уставился на отца Онория своими светло-голубыми, почти бесцветными глазами.

– А может… этого не может быть, но все же… раз она ничего не помнит, может, она вовсе и не считает себя порождением тьмы и исчадием ада? Она предлагает мне помолиться! – Он коротко хохотнул. – Я не удивлюсь, если она сама молится и верит в богиню. А почему, собственно, она должна считать себя отверженной? Она же не изгойка!

– Постойте, постойте, Лирг, это означает, что мы, я имею в виду храм, могли бы иметь на нее влияние? О, богиня, почему это раньше не пришло никому в голову??!

Ну, что нам стоило подослать к ней духовника? А теперь уже поздно, мы нагородили столько, что она никогда не будет нам доверять!

– А разве нам нужно ее доверие? Насколько я понимаю, нам нужно только, чтобы она уехала.

– Да, да, конечно! Мы уже почти добились этого, она пообещала. Но вдруг она передумает? Женщины редко, когда считают нужным держать свое слово. И что тогда?

Снова запугивать?

Лирг покачал головой.

– Не думаю, что в этом будет необходимость. Достаточно намекнуть, что мы рядом.

И я полагаю, что это нужно сделать прямо сейчас, чтобы у нее не возникло соблазна забыть о своем обещании.

– Каким образом вы предлагаете это сделать?

– Навестить ее подругу. – Улыбнулся Лирг, и отца Онория снова, в который уже раз пробрала дрожь от этой улыбки. – И заодно дать мерзавке понять, что я не тот человек, которому можно угрожать!

– С чего вы взяли, что она вам угрожала? Может, вам все-таки сходить на службу и помолиться, чтобы не казалась всякая чушь? – Фыркнул отец Онорий. – Зачем снова дразнить собаку? Не боитесь, что она вас цапнет?

– Если я не вернусь с задания, надеюсь, вы поставите по мне свечку, отец Онорий?

– Мрачновато пошутил в ответ Лирг, и добавил с досадой, потому что страх на светлом челе начальства был виден невооруженным глазом. – Да не бойтесь вы так, ничего я ее подруге не сделаю. По крайней мере, пока.

Для Саоры этот день выдался очень нелегким. Бессонная ночь накануне и утренние моральные терзания сделали ее нервной и раздражительной. И вероятно, поэтому очередная сцена ревности, устроенная Сагром, переросла в напряженное выяснение отношение, после которого Саора не выдержала и объявила, что между ними все кончено. Однако слезы и полная потеря достоинства пожилым любовником, последовавшие за этим объявлением, повергли ее в состояние шока. Которое усугубилось от его признания, что тот выигрыш у ее отца был нечестным. Ползая перед ней на коленях, Сагр клялся, что пошел на это только из любви к ней, что, если бы она не согласилась, он вернул бы все до последнего ялва. Он умолял не лишать его последней радости в жизни, предлагал увеличить содержание, разрешал завести хоть дюжину любовников, за которых он не упрекнет ее ни словом… В общем, все, что угодно, дорогая, только не уходи.

Находящейся в каком-то ступоре Саоре было тошно и мерзко выслушивать его излияния, еще тошнее было терпеть его прикосновения, но сил возражать попросту не было. Вся жизнь рушилась, все, во что она верила, катилось к Свигровой матери.

Ее жертва оказалась жалкой и никому не нужной, а родителям, чтобы уберечь ее от позора, надо было всего лишь проявить твердость.

Наконец, чтобы отвязаться, она согласилась не принимать пока окончательного решения и еще раз все обдумать. Хотя, о чем тут думать? Но Сагр этим обещанием, к счастью, удовлетворился, и ушел, обещая непременно быть вечером.

Весь день Саора ходила, как во сне. Даже встречаться с Рил не было никакого желания. Зачем? Конечно, Рил никогда не позволит себе напомнить, что нечто подобное она и предполагала, но подумает, а разве этого мало? Лишний раз почувствовать себя идиоткой, которую использовали самые близкие люди, те, кого она знала всю свою жизнь и кому верила? Сейчас Саора отдала бы все на свете за то, чтобы пришел Франя. Пусть еще сто раз назовет ее графиней, пусть поиздевается над ее наивностью и благородным происхождением, только пусть будет рядом! К сожалению, по ее собственной просьбе Франя должен был появиться у нее только после полуночи, прячась, как вор, чтобы, не дай богиня, никто не заметил.

Саора сто раз прокляла ту минуту, когда ей пришло в голову попросить его об этом, и ждала своего вора с таким же нетерпением, с каким верующий ждет явления богини.

Вечер прошел для нее не менее неприятно, потому что Сагр, до сведения которого она твердо решила донести, что ее решение насчет расставания окончательно и бесповоротно, опять непонятно зачем притащил за собой Южного и еще одного господина по имени Лирг. Развлекать их у Саоры не было ни сил, ни желания, и она засела за клавесин, предоставив гостям развлекаться так, как они считают нужным.

Гости поговорили о погоде, о ценах, о том, каких прекрасных лошадей купил недавно один из младших братьев Южного, потом очень тактично обсудили последние вангенские сплетни, и как-то плавно разговор перешел на Рил и ее любовника. Лирг и Южный, как будто стараясь перещеголять друг друга, рассказывали о ней всякие глупости, не скрывая при этом ни умеренного восхищения (Южный), ни довольно сильного презрения (Лирг). Сагр не принимал участия в этом разговоре, но по выражению его лица было ясно, что изгойская шлюха ему, как кость в горле, и молчит он только потому, что не хочет лишний раз ссориться с Саорой. Сама Саора тоже молчала, невзирая на многочисленные попытки узнать ее мнение о поведении подруги. Обсуждать Рил она не желала, прекрасно понимая, что все, что она скажет, будет в дальнейшем использовано против Рил, и их дружба из-за этого подвергнется суровому испытанию.

Однако, наблюдая в течение вечера за любовником и гостями, Саора неожиданно поняла, для чего Сагр постоянно приглашал Южного. По всей видимости, герцог должен был стать номером один из той дюжины любовников, которую пообещал ей пожилой генерал. У Саоры словно пелена с глаз упала. Он ведь и раньше этого хотел, только она не понимала. Если бы Саора не была так хорошо воспитана, она бы непременно сделала сейчас какую-нибудь глупость. Например, расхохоталась, надавала Сагру пощечин, швырнула в него вазу… Но вместо этого она встала и объявила, что у нее страшно разболелась голова, и она была бы очень благодарна благородным господам, если бы они оставили ее одну. Не слишком довольные таким поворотом господа, тем не менее, откланялись, обещая непременно навестить ее завтра, и даже Сагр не позволил себе на сей раз продемонстрировать свое недовольство.

Оставшись одна, Саора все-таки расхохоталась, потом смех плавно перешел в слезы, но даже нормально выплакаться ей не дали. Робко постучавшаяся в дверь служанка сообщила, что вернулся господин Южный и очень хочет ее видеть.