Семейное дело

— Здесь примерно дюжина домов; все без окон. Дорога не мощеная, фактически, раскисшая грунтовка. Видимо, здесь есть цыплята или еще какой-то вид домашней птицы: копаются в земле. С виду тощие и едва живые.

Она следила за фигурками людей, сосредоточившись на частоколе.

— Посреди частокола есть ворота и какое-то сооружение вроде вышки за ним. Позади стены — что-то большое, но мне отсюда не видно, может, просто длинный дом? Нет, не похоже… Какой-то неопознанный исторический период. Явно не викинги, а скорее, гм…

За поворотом частокола виднелся бык или буйвол, тащивший какое-то приспособление… возможно, просто деревянный плуг. Шедший за ним человек выглядел таким же усталым, как и животное.

— Они все ходят в точно таких же одеялах. И женщины тоже. Там одна женщина кормила цыплят. Платок закрывал ее лицо, как чадра у мусульман. Но точно так же платки носят и мужчины. Здесь все такое бедное. Заброшенное, забытое. Тот человек с мулом… должно быть, здесь это все равно что бээмвэ!

Мириам ощутила отчетливое беспокойство. Картинки из учебника истории оставались за пределами ее опыта. Она была истинной горожанкой, выросла в шуме и суете жизни мегаполиса, и отталкивающая нищета деревни заставляла ее испытывать странное, необъяснимое чувство вины. Но все равно многие вопросы оставались без ответа.

— Это, возможно, прошлое; ведь нам известно, что викинги добрались до Новой Англии примерно в одиннадцатом веке. Или, возможно, я где-то еще. Как можно что-то сказать, если я не могу подойти и взглянуть, что за частоколом? Думаю, мне необходим археолог.

Мириам присела на корточки и принялась щелкать фотоаппаратом. Вот здесь три курицы бессмысленно копаются в земле у открытого дверного проема. Сама дверь в виде целого куска дерева наклонно прислонена к стене лачуги. А там женщина (или мужчина, поскольку бесформенная одежда не позволяет определить это) склонилась над деревянным корытом, чтобы вылить туда ведро воды, а затем что-то поднять и колотить внутри него. Мириам настроила фокус…

— Wer find thee? [4] — пронзительно пропищал кто-то в ее сторону.

Мириам вздрогнула, оборачиваясь, и, не скрывая изумления, вытаращила глаза. Кто-то, скорее всего все-таки человек, в свою очередь округлив глаза, пристально смотрел на нее. На вид лет четырнадцати или пятнадцати, босой, в лохмотьях и ростом ниже ее. Руки словно ершик трубочиста, ноги как проволочки, большие карие глаза и копна спутанных, кое-как стриженных под горшок волос. Время едва двигалось. «Какое-то кожное заболевание», — решила Мириам, и все внутри у нее заледенело, как только ее внимание привлек красный рубец на его шее сбоку. Подросток был тощим, не истощенным, как жертва тотального голода, но ни в коем случае не упитанным. И держал палку, которую нервно сжимал в руках и неожиданно начал поднимать…

Мириам пристально посмотрела на него и выпрямилась. Правая ее рука потянулась к заднему карману и теперь нерешительно шарила, пытаясь попасть в него.

— Не нарывайся, — резко выпалила она, дивясь себе. Это было первое, что пришло ей в голову. Ладонь ее сомкнулась на рукоятке пистолета, но она никак не могла вытащить его… Видно, он за что-то зацепился.

Вот черт возьми. Она в отчаянии дергала карман, не сводя глаз с возникшего перед ней лица, хотя вместо коленей ощущала комки студня, а ее внутренности закружил леденящий водоворот. Странная галлюцинация: на нее напали, а она при этом ощущала отчаянную беспомощность оттого, что никак не могла выдернуть из кармана пистолет и показать его раньше, чем этот крестьянин прибьет ее палкой.

Но он так и не ударил. Наоборот, его глаза неожиданно раскрылись еще шире. Он разинул рот и закричал:

— An solda’des Koen! — Повернулся, бросил палку и стрелой умчался прочь, прежде чем Мириам успела отреагировать. Минуту спустя она все еще слышала, как он вопит: — An solda!

«Вот дрянь». Пистолет был в руке у Мириам, почти забытый. Страх будто подарил ей на время крылья. Она схватила свою камеру и вихрем понеслась обратно, к лесу, больше не обращая внимания на весь тот шум, какой наверняка производит. «Он едва не поймал меня! И вернется, прихватив помощников! Надо убираться отсюда!» Напряженный страх подгонял Мириам, пока ветви не начали царапать и бить ее по лицу и она не почувствовала, что задыхается. Затем низкорослые яблони уступили место более высоким старым деревьям, и освещение изменилось. Она шла, спотыкаясь и пошатываясь, как пьяная, а позади разрывал тишину странный воющий звук, не похожий ни на один из слышанных ею охотничьих рогов.

Спустя десять минут Мириам остановилась и прислушалась, тяжело, с присвистом, дыша, стараясь успокоить сердцебиение. До сих пор она бежала параллельно тропе, держась одной ее стороны. Все пять чувств кричали ей, что останавливаться нельзя, но она едва дышала и поэтому лишь продолжала прислушиваться. Кроме гудения рога, других признаков погони не было. Почему они не преследуют меня? Она раздумывала над этим, слабея от неуверенности. Что-то не так? Через минуту она вспомнила про свою камеру: в спешке она потеряла крышку объектива.

— Черт возьми, я могла бы сломать лодыжку, — пробормотала она. — Меня поймали бы и…

Она очень осторожно сняла камеру с плеча и сунула ее в большой наружный задний карман. Торопливо оглядев поляну, Мириам потратила еще минуту на то, чтобы извлечь из другого кармана пистолет. Теперь, когда не нужно было торопиться, это оказалось очень легко.

— Его глаза! Он испугался, — сказала она себе, все еще озадаченная. — Я до смерти перепугала его! Так что же все-таки он кричал? Предупреждал остальных?

Она вновь тронулась в путь в задумчивом молчании. Не было слышно никаких звуков погони. Позади нее деревня скрылась в глухом мраке, словно перепуганный кролик, дорогу которому только что перебежала вышедшая на охоту лиса.

— От кого ты прячешься? — спросила Мириам, вызывая в памяти образ мальчика с палкой в руках. — И за кого меня принял?

Вновь шел дождь. Первым, что она заметила, как только прошла через слепящую головную боль, была Полетт, от возмущения подскакивавшая на месте, словно разъяренная белка, будто стараясь скрыться за видоискателем камеры.

— Идиотка! Что, черт возьми, ты творишь, а? — набросилась она на Мириам, когда та открыла пассажирскую дверь и бросила рюкзак на заднее сиденье. — Меня чуть удар не хватил! И это уже второй раз на неделе, и все по твоей милости!

— Ведь я сказала, жди сюрприз, верно? — Мириам рухнула на сиденье. — Бог мой, я вся чем-то пропахла. Поехали домой. Как только приму душ, объясню тебе все. Обещаю.

Полетт вела машину в напряженном молчании. Наконец, встав на очередном светофоре, она спросила:

— Почему мне?

С минуту Мириам раздумывала.

— Ты не знакома с мамой.

— А… ну да. Понятно. Что-нибудь еще?

— Да. Я верю, что ты не будешь болтать и не впадешь в панику.

— Угу. Итак, во что же ты ввязалась на этот раз?

— Еще толком не знаю. Возможно, это сенсация века… вторая на этой неделе. Или, возможно, отличная причина закопать кое-что поглубже и побыстрее убежать. У меня есть парочка идей… даже больше, с тех пор как я провела там полтора дня… но все равно я до сих пор сомневаюсь.

— Где — там? В смысле, где тебя носило? — Машина двинулась вперед.

— Хороший вопрос. И вот прямой ответ: не знаю… география та же, созвездия те же, но ландшафт местами отличается, и, главное — честное слово! — в лесу стоит самая настоящая средневековая деревня. А еще они не говорят по-английски. Послушай, что, если я приму душ и мы поужинаем? Полагаю, я перед тобой в долгу, раз свалила на тебя все это.

— Да уж, действительно, — горячо и резко заметила Полетт. — После того как ты исчезла, я отправилась домой и шесть раз просмотрела эту запись, прежде чем поверила, что видела все это собственными глазами. — Ее пальцы побелели, стискивая руль. — Да, только ты могла вляпаться в такую мистику!