Изначальное желание

Она опешила от неожиданности, и, наконец, раскрыла глаза. Какими они показались родными и близкими. Я невольно залюбовался ее красотой. Вся жизнь промелькнула в ее глазах — я смотрел в них, словно в волшебное зеркало. Смотрел долго, вдыхая ее тревожную память, очень часто затуманенную тяжелыми испытаниями, горем и невзгодами. Смотрел и понимал, что не лгала, и действительно желала спасти меня от своих разбойников, почуяв во мне неведомого спасителя. Так как ненавидела она эту таверну и этих людей…

Людей?

Она не считала их таковыми!

Я снова подался вперед, но на сей раз, поцеловал ее в щеку, и провел по ней языком. О, как дурманили ее слезы. Эти неописуемые крупные капли, похожие на живые бриллианты. Слезы — как символ искренности, потому как не бывает слез фальшивых. Только искренний страх, обида, сожаление и горечь могут вызвать их. Или искренняя радость, смех и веселье. Но не притворство. Я долго наслаждался ее слезами, вылизывая ее лицо гибким холодным языком, а она не понимала в чем дело. Но покорно молчала, растерянно хлопая большими глазами — гадала, чего еще я пожелаю.

Вдруг резкий запах ударил в меня, едва не опрокинув. От нее запахло силой и желанием, и острой необузданной страстью. Ее охватило неуемное пламя, которое едва не обожгло. Она схватила меня за шею, и принялась порывисто целовать. Признаюсь честно, такого я не ожидал. Чего угодно, но только не такого.

Но я не стал долго размышлять — я ответил ей с той же самой внезапной страстью, с тем же мгновенным желанием и необъяснимым порывом, который присущ всем в подобные минуты. Когда, пережив тяжелое испытание, человек впадает в особое состояние. И в эти мгновения законы реальности и бытия не властны над ним.

Я рвал на ней одежды, пытаясь добраться до прекрасной плоти. Рвал дико, и в мелкие клочья. Она же в свою очередь помогала мне, и я уже вдыхал ее глубинные тайные желания. В них одежда для нее стала символом прошлой жизни. Той жизни, что завершилась несколько минут назад. Той жизни, с которой она спешила расстаться навсегда. И, чувствуя ту ненависть, я порвал на ней все, что мог. Порвал и разметал по сторонам. Она лежала, перепачканная кровью и грязью, ослепительно прекрасная и беспомощная, манящая и отвратительная, вся пропахшая чужими страхами и своими желаниями. Настолько дерзкими, что даже у меня волосы вставали дыбом. Равно как и…

А после я с животной грубостью и вожделением набросился на нее. И овладел ею. О, какими сказочным и блаженными оказались те мгновенья. Нет, вы даже не представляете, каково это овладеть невероятно красивой девушкой в лужах еще теплой крови ваших врагов… Хотя и не были они мне врагами. Но жертвами, которые подарили мне силы, ведь кровь есть символ силы.

Я люблю кровь.

Да, я таков!

Какими громкими и судорожными были ее стоны, каким звериным и утробным мой рык. Как трепетно дрожала она и извивалась, когда чувствовала, как я пронзаю ее. Мы барахтались в липкой остывающей крови, среди скользких останков тел. Они нисколько не вызывали отвращения, но возбуждали безмерно. Особенно оторванные головы с широко распахнутыми глазами — они взирали на нас с черной завистью и затаенной злобой. Эти мгновения чудовищно дикого счастья слились в вечность, и для нее недавний ад внезапно превратился в рай. Такое она испытывала впервые. Да и я тоже. Я делал с ней все, что могло заблагорассудится, все, что только мог пожелать. Вернее, что желала она.

А она желала всего. И сразу.

Как жаль, что никто не шел той ночью мимо нас. Каким бы удивлением осветилось его лицо, когда он увидел бы подобное. Признаюсь честно, мы бы сразу вовлекли его в нашу игру, неважно какого он был бы пола. Я просто разорвал бы его на куски, и свежей кровью полил бы ее тело…Но благо, никто так и не появился, лишь только луна стала свидетелем такого страшного таинства. Она долго наблюдала за нами, долго слушала бессловесный диалог, наполненный выкриками, стонами, всхлипываниями и визгами. А также приглушенным рычанием. Если бы кто-то услыхал нас, то, очевидно, решил бы, что обезумевший волкодав терзает свою хозяйку.

Но то была лишь музыка нашей любви.

Ночь теряла свою власть. Мы слились в последней судороге, и вдруг разом обмякли. Но расслабляться нельзя — скоро на улицах будут люди. Луна уже скрылась, устав лицезреть любовно-трагический вандализм. Зашумели далекие деревья, встревоженные горным ветром. На востоке хмурились тучи, подкрашенные новорожденными блеклыми лучами.

Я подхватил обнаженную Тайлу, и стремглав понесся сквозь мрак. Я бежал… нет — летел, быстрее ветра. Она обнимала меня за шею, и с невероятной нежностью и любовью смотрела мне в глаза. Она уже ничему не удивлялась. Даже когда я с разбегу перепрыгнул овраг в пять саженей, или когда взбежал по отвесной стене, перелетел через зубчатый край, с легкостью промчался по скатам черепичных крыш, не подломив ни одной черепицы. И буквально пропорхал над буковой рощей, носками касаясь тонких древесных веток. Ну а топкого болота я и вовсе не заметил, ступая по раскисшей жиже, как по неподатливой тверди. Но она обнимала меня, и не спускала глаз, хотя лик мой простому человеку покажется не вполне приятным.

— Не рожден, чтобы бежать? — хохотала она. — Да ты бежишь быстрее смерти.

— Не бегу, но лечу. Ибо рожден чтоб летать, — хохотал я в ответ, и мы летели дальше.

Мы смеялись, когда сонный глухарь шумно выпорхнул у меня из-под ног. Мы смеялись, когда большой филин едва не налетел на нас, но вовремя ринулся прочь. Мы парили над миром, окропленным брызгами уходящих звезд. И если б хоть кто-то видел две обнаженные фигуры, перепачканные с ног до головы в крови, летящие и хохочущие, то, наверное, решил бы, что сошел бы с ума. Но то была правда. Чистая правда, хоть и запятнанная кровью.

Теплая река смыла следы недавнего происшествия. Ночная вода скрыла остатки крови, растворила в себе, и унесла в необъятную бесконечность. Все. Последние отголоски былого канули в вечный круговорот. Мы лежали на подстилке из сочных трав, благоухающих цветочными ароматами, и слушали трели цикад. Со стороны реки доносились частые всплески, а над головой звенели комары. Но меня, разумеется, они не трогали. И Тайлу почему-то тоже. Но, говоря по секрету — благодаря мне.

Она лежала на спине, глядя вверх, туда, где сквозь нависшие кленовые ветки пробивались тающие огоньки ночных светил. Лежала и молчала, но в широко раскрытых глазах явно угадывалось неземное блаженство и великое счастье. Она всецело была в моей власти. У нее нет одежд, у нее нет денег, у нее теперь нет дома и работы.

Но есть я.

А я был рядом, обнимая ее своей худой костлявой рукой, с длинными когтистыми пальцами. И слушал пение ее сердца. Оно трепетно стучало в молодой груди, которую можно смять одним легким движением. Но я и думать не смел о таком. Лишь нежно гладил ее приятные округлости, ладонью ощущая голос ее души, что сочился из глубоких недр. Сегодня я был герой.

— Ты мой герой! — прочитала она мои мысли, хотя, признаться честно, я легко умею внушать их. Но эти породила она, без моего вмешательства.

— Вряд ли, — тихо молвил я. — Я обрек тебя на нищенское существование. Теперь ты без работы.

Она смотрела ввысь.

— Я найду новую, но это сейчас не главное. Главное — я свободна. Ты освободил меня из душного и смрадного плена. Ты вырвал меня из цепких объятий жестокой нужды. Я не знаю, каким станет мой дальнейший путь, но знаю, что будет он намного чище, ярче и спокойнее, и лишен невзгод. Ты мой принц, мой освободитель, мой герой. Я чувствую безотчетное доверие к тебе. Я… я люблю тебя. Всегда любила, всегда ждала. Тебя и только тебя. Я не знала, как ты будешь выглядеть, а потому и не узнала сразу. Но все это в прошлом. Теперь у меня нет прошлого, и будущее неизвестно. Но сейчас у меня есть все, ведь есть ты. И хоть не знаю — кто ты, и даже имени не ведаю, но… теперь ты стал для меня всем.

Я покачал головой, тряхнув пепельными прядями.

— Ладно уже расхваливать меня.