Молоты Ульрика

Он последовал за вором чуть дальше по короткому мощеному склону и обогнул небольшую тележку, из которой продавали крепкие напитки. Проскальзывая мимо нее, Дохляк прикарманил одну бутылочку — так, для полного счастья. В конце концов, у него праздник или что?

Следующей жертвой старого вора стала толстая женщина средних лет. Она стояла, что-то выговаривая мужчине, стоящему возле нее, наверняка своему мужу-подкаблучнику, которого она не только бранила, но и некогда наградила рогами Сцена семейной драмы на мгновение зачаровала Дохляка; он подумал, что, хотя лучшие годы этой огромной, как баржа, дамочки и миновали, она все еще была очень женственной.

«Да, думаю, сегодня девчонка мне не помешает», — сказал Дохляк самому себе, проходя мимо женщины и старика и приподняв шапку перед ним, перед нею или, может, перед обоими. Впрочем, никто из них все равно не заметил Дохляка, но он и не ожидал этого. Сдвинув шапку на затылок, он смотрел, как опытный карманник извлекает маленький кошель из-за пояса женщины. Это произошло за один миг, и никто ничего не заметил. Кошель выглядел достаточно тяжелым для того, чтобы удовлетворить все потребности Дохляка. Он помедлил у прилавка, подхватил два бруска грубого мыла и тут же опустил их в карман, пока владелец отвернулся от него, а затем двинулся за стариком дальше.

Круца стоял у прилавка, наматывая на палец шелковую женскую шаль, когда увидел старого Штрауса. В свое время этот карманник был лучшим, он заслужил себе право работать в Мидденхейме, так сказать, сольно. После двадцати лет выполнения прихотей Короля Дна и воспитания трех поколений мошенников и воров Штраус вышел в отставку. Он навещал рынок раз в пару дней или около того, просто чтоб не потерять форму, сохранить ловкость рук, — и при этом он всегда выбирал самые скучные дни и самые старые цели.

Круца не был удивлен тем, что встретил его сегодня, и приветствовал его со всем радушием, которое смог собрать в своем продрогшем теле. Покрасневший нос говорил за хозяина все, что он думает по поводу такой погоды.

— Какая встреча, мастер, — позвал он почти ослепшего старого вора, когда тот поравнялся с Круцей.

— Это ты, Круца, малыш? — обернулся старик, растягивая беззубый рот от уха до уха. — Как у тебя дела?

— Слишком холодно, слишком сыро, норма не выполнена. — Круца старался, чтобы все это прозвучало как шутка. Не вышло.

— Да, вы, щенки молодые, не умеете получать удовольствия от работы, — сказал Штраус. — Все еще отдаешь хозяину его фунт мяса, правда? Ничего, еще каких-то пятнадцать лет да пара сотен рекрутов — и он снимет тебя с крючка. Возможно. — Старик смеялся.

— Если он или я проживем так долго, — мрачно заметил Круца.

Дохляк смотрел на старика, в кармане которого лежали чужие деньги. Тот остановился поговорить с каким-то высоким широкоплечим парнем, который отрешенно разглядывал женскую одежду. Странное занятие для такого сильного, уверенно выглядящего мужчины.

«Вот теперь твой черед, сынок — Дохлячок», — подумал он, сосредоточился и начал подходить ближе.

«И о чем это старикан говорит?» — подумал Дохляк, запуская два длинных проворных пальца в боковой карман плаща, свисавшего с плеч мошенника. Он шел прочь медленно и очень спокойно, когда услышал, как освященный временем и традицией клич «Держи вора!» раздался было над рынком — и тут же прекратился.

Круца, изумленный столь наглой выходкой, хотел закричать и остановить молодого выскочку, который ограбил его старого друга. Но поскольку изначально кошель принадлежал кому-то другому, Круца понял, что ничего хорошего из его затеи не выйдет, поэтому слова «Держи вора!» вышли полузадушенными и вряд ли прозвучали достаточно громко, чтобы быть услышанными даже Штраусом.

— Я поймаю его! — сказал Круца старику твердо, но спокойно, и двинулся прочь предположительно в том же направлении, что и парень в шапке. Круца удивлялся, что не может вспомнить, как выглядел этот воришка — ну, светловолосый подросток, и все. Круца всегда гордился своей памятью на лица: он никогда не забывал лицо жертвы, лицо собрата по цеху и уж тем паче — лицо врага. А с этим парнем было что-то странное. Круца вдруг понял, что ему нельзя спускать глаз с молодого подонка: исчезни он в толпе на мгновение — и Круца может уже не узнать его.

Дохляк вышел из парка через северо-восточные ворота, карабкаясь по крутым склонам и лестницам к северной части Альтквартира. Он обосновался в заброшенном строении на крайнем севере этого квартала, где жизнь была суровой, но все же не такой скверной, как дальше к югу, в центре района. Он наткнулся на это место, тогда еще просто нагромождение балок и стропил, остатков черепицы и гнилых чердачных досок, однажды ночью, несколько дней спустя после прихода в город. Тогда было так же холодно и сыро, как сейчас, и ему надо было срочно найти кров.

Дохляку хватило нескольких дней, проведенных в городе, чтобы основательно изучить его весь — а ведь как многие коренные мидденхеймцы не знают ничего, кроме улиц и подворотен своего квартала, даром что в городе живут! Найти место для постоянного ночлега было труднее, но и с этой задачей он справился.

Дохляк обосновался в старом разваливающемся доме, на самой верхотуре, на третьем этаже; единственное окно выходило на узкий двор и слепые задние стены других домов, так что уединение парню было гарантировано. Парадный вход в дом был заколочен, но сбоку имелось небольшое подвальное окошко, которое служило удобным лазом для Дохляка, и никто не видел, как и когда он приходит или уходит. Комната, которую облюбовал парень, была так же изолирована и одинока, как и он сам, но она его устраивала. Дохляк не имел ни малейшего желания пользоваться другими комнатами дома, которые, конечно, должны были существовать, но в которые он никогда не входил.

У воров есть своя честь — даже у мидденхеймских воров. Так что даже если бы Круце пришлось потратить целый рабочий день, чтобы выследить наглого мошенника, ограбившего почтенного Штрауса, он сделал бы это.

Круца осторожно следовал за самоуверенным молодым карманником от самого Большого Парка и чуть позже увидел, как тот влезает в подвальное окно высокого и узкого разваливающегося здания. Двумя минутами позже, когда стук шагов по деревянной лестнице смолк, Круца нырнул головой вперед в тесное оконце и огляделся. Свежие следы на пыльном полу сразу же бросались в глаза. Он поднялся через три пролета расшатанной, скрипучей лестницы, следя за прерывистыми отпечатками в пыли. Он не спешил — двигался бесшумно и осторожно, не желая извещать молодого головореза о своем приходе раньше времени.

Через пять минут Круца беспечно стоял в дверном проеме плохо освещенной, заваленной вещами комнатушки и наблюдал, как худощавый мальчишка снимает шапку и плащ, совершенно не замечая Круцу. Взрослый вор легонько провел большим пальцем по лезвию своего короткого меча, проверяя его на остроту.

Он смотрел, как маленький тощий пацан достает из потайных карманов мыло, какую-то бутылку, кошелек, украденный Штраусом и у Штрауса. Круца осмотрел комнату. Да, тут было на что поглядеть! Пол устилал толстый слой ковров и тряпья. На низкий топчан были навалены цветастые одеяла, подушки и покрывала. Чистая одежда и неношеная обувь были собраны в одном углу, наполовину отделенном от остального пространства комнаты изящной ширмой из светлого дерева, явно иностранной работы. На низеньком овальном столике красовались глубокий кубок и изысканный кувшин с восточным орнаментом, а рядом на крюке висел большой кусок грубой толстой материи. А еще здесь были зеркала. Круца не думал, что когда-либо сталкивался с таким количеством зеркал в одной комнате, да и в комнате начинающего вора он никогда не сталкивался с такой роскошью. Если не обращать внимания на зеркала, с уверенностью можно было сказать, что молодой вор был один. Не считая незваного гостя.

Круца хотел застать парня врасплох. Он хотел, чтобы молодой воришка повернулся и увидел застывшего в дверях Круцу — желательно в тот момент, когда он проводит пальцем по мечу. Но парень упорно не хотел замечать пришельца, хотя Круца уже давно стоял в расслабленно-угрожающей позе и не раз повторил свой коронный жест. Круца начинал чувствовать себя глупо из-за этой наигранной угрозы.