Посох для чародея

— Э-э-э… Как?

— Тебе лучше знать. Ты же чародей!

Хм… И не поспоришь. Не скажешь же, что тебя в университете проклятия снимать не учили. Несолидно как-то. А марку надо держать. Хотя она и так уже ниже плинтуса. В Генте волшебников ни во что не ставят. Да и какие мы маги? Маг — это нечто великое, мудрое и сильное. А мы так, колдунишки… Каждый знает и умеет что-то одно, какие-то крохи. Специализация, мать ее! Разделение труда!

Так, попробуем зайти с другой стороны.

— Куда нужно идти? — спросил я.

— Дух того чародея до сих пор живет на старой мельнице, — сообщил мне старик и указал куда-то в темноту.

«Ну-ну, — подумал я. — Как же, дух…»

— Ведите, — я тихо клял себя за сговорчивость и глупость.

Толпа заволновалась. Меня осторожно подхватили под руки, повели куда-то за деревню. Тропинка привела на вершину невысокого холма.

— Вот это место, чародей! — сказали мне. «Что-то здесь не так!» — подумал я с тревогой.

В небе красным глазом висит огромная луна. Полная! Но я ведь помню, что сейчас новолуние. Сердце тяжело стукнуло, разгоняя кровь по жилам, а потом трусливо забилось в пятки. По спине побежали мурашки. Большие, размером со слона.

Предо мной ветряная мельница. В свете факелов, что притащили с собой деревенские, видно, что очень старая. Бревна сруба гнилые, замшелые. Лопасти громадные, сколочены криво и косо. Ветра вроде нет, даже травинка не шелохнется, а они вертятся. Медленно, с натугой и скрипом. Словно кто-то внутри специально крутит жернова. От мельницы ощутимо веет холодом и сыростью. Маленькие окошки — словно глазницы черепа, смотрят на меня насмешливо и злобно. Тьма клубится в них, плотная, зловещая.

Откуда-то из низин стал наползать белесый туман, неуверенно протянул маленькие противные щупальца. Но потом осмелел, затянул все вокруг непроглядной мглой, спрятал звезды. Его холодная лапка попыталась забраться мне за шиворот. Высохшая рубашка снова стала мокрой.

Где-то тоскливо заголосили псы, закричала на лету сова. Я вздрогнул, зябко повел плечами. Надо что-то делать! Примерился. Пустил вперед заклятие-щуп. Такие используют, как правило, для исследования механизмов. Но и тут пригодится. Тонкая энергетическая нить подобралась к двери, коснулась и тут же рассыпалась в прах.

В мозгу пронесся мутный поток чудовищно гротескных образов, словно я заглянул в мысли сумасшедшего. Желудок сжался в комок, к горлу подкатила противная тошнота. Да что же такое? Что за место такое жуткое?

И тут до меня дошло. Мельница и не думает скрываться. Она прощупывает меня! Это живое и злобное существо. Голодное и — вот жуть-то — разумное. Оно ждет меня, хочет поглотить и переварить. От нее буквально смердит колдовством. Ужасным, злым и убийственным. Куда уж нашим боевым магам до такого — тут огромные шары не помогут. Здесь нечто очень древнее, запредельное.

Ледяной страх заполз в душу, заморозил кровь. У меня перехватило дыхание. Я закашлялся, захрипел и в ужасе отшатнулся. Мне никогда не победить подобное. В мельнице живет страх и боль. В ней поселилась Тьма. И хотя я не верю в абсолютное Добро и Зло — эти понятия для простаков и глупцов, но все же… Страх заполнил меня, заставил дрожать. Ноги подогнулись, и, если бы не посох, я рухнул бы на землю, а потом полз на брюхе прочь, завывая, размазывая слезы по траве.

— Ребята, — прошептал я. Голос постыдно задрожал. — Я переоценил свои возможности. Мне с ЭТИМ не справиться.

Я чувствовал: тьма из глубины окошек с интересом наблюдает за мной. Чужой злобный разум смотрит, словно на букашку, которую раздавить — раз плюнуть. Я сделал маленький шаг назад, еще один. Вот сейчас развернусь и побегу. И Мрон с ним, лучше переночую в лесу, но тут не останусь! Десятки сильных рук внезапно ухватили меня за плечи. Посох вырвали из пальцев. Я дернулся, рванулся изо всех сил и взревел как раненый буйвол. Но держали крепко.

— Куда собрался, чаровник? — раздался у меня над ухом глумливый голос старосты. — Взялся за работу, аначит, выполняй. Отлынивать нельзя. Так, робяты?

— Верно, староста! — раздался дружный рев.

— А сделаешь, о чем договорено, снимешь прокля-тие — мы тебя отблагодарим, — захихикал старик. — У нас до сих пор остался посох того мага. И книжка чародейская. Мы тебе их отдадим. Знаю, ваша братия падка на такое добро. Так что оплата будет знатная. Не пожалеешь, чародей!

— Пошел ты! — Я чуть не плакал от обиды и злости. — Сам туда лезь!

— Мне туда нельзя, — ласково сказал дед. — А вот тебя уже заждались, соколик.

Меня подняли, потащили к двери мельницы. Я отчаянно извивался, словно червяк на крючке, попробовал кого-то укусить. Но что мои потуги против силы нескольких мощных звероватых мужиков? Под всеобщий безумный хохот меня зашвырнули внутрь мельницы.

Я упал, больно ударился коленями. Тут же вскочил и, не помня себя от страха, прыгнул к выходу. Двери захлопнули перед носом, задвинули засов. По-моему, даже подперли чем-то. Я двинул плечом, но ветхая на вид дверь и не подумала мне подчиниться. Заорал, стал бестолково биться в рассохшиеся доски.

Шум снаружи затих. Жители деревни ушли.

— Твари! — взвыл я бешено.

Страшная невозможная тишина была мне ответом. Она ударила по нервам огненным кнутом, заставила меня вжаться в дверь, затаить дыхание. Я бросил плетение, разрушающее структуру материи, надеясь таким образом прорваться. Но заклинание рассыпалось, не долетев. Просто расползлось на части, словно гнилая ткань. Попробовал еще раз и еще. Результат тот же. Стало ясно: мельница не собирается отпускать меня.

Я постарался успокоиться. Стал дышать глубоко и ровно. Но мысли в голове метались как перепуганные воробьи, дикий ужас сжимал сердце холодными когтями. Вот-вот, сейчас, совсем скоро на меня бросится кто-то из темноты, разорвет и будет жрать, повизгивая и похрюкивая от удовольствия. «Эскер! — одернул я себя. — Соберись! А то издохнешь от страха, а не от колдовства, что тут живет!»

Долгих две минуты я напряженно прислушивался. Но ничего не произошло. Если злобный дух мертвого мага и думал на меня напасть, то решил отложить это на потом. Я немного расслабился, выругался нарочито громко и заковыристо: храбрился. Но сердце молотом стучало в ребра. Кровь гулко била чугунными колоколами в ушах. Тут даже если и захочешь, ничегошеньки не услышишь.

Я отвернулся от двери, огляделся. Темно хоть глаз выколи. Пахнет пылью, сыростью и соломой. И тихо, очень тихо. Не скребутся мыши, не стрекочут сверчки. Но нет и зловещей ауры боли и страданий, нет ожившей Тьмы и ощущения злого колдовства. Словно я попал в самую обычную, пусть и заброшенную, мельницу.

«Посох!» — мелькнула в голове паническая мысль. Я упал на пол, стал шарить вокруг. Слава богам — нашелся почти сразу! Не исчез, не закатился никуда. Единственное мое оружие в целости и сохранности.

Я активировал один из потоков. Посох тут же засветился ровным, чуть зеленоватым светом, темнота отступила, спряталась в дальних углах и щелях. Я осмотрелся: помещение небольшое, везде висит пыльная паутина, на полу — подгнившая солома и всякий сор. Около дальней стены стоят жернова и ящики для муки. Заглянул, но там было пусто, лишь целые сугробы пыли. Я неосторожно зацепил один из ящиков ногой, и вся пыль мелкой взвесью застыла в воздухе. В носу отчаянно зачесалось. Я громко чихнул, пыли поднялось больше. Чихнул еще раза три, зажал нос пальцами. Но пыль все равно лезла в него, набивалась в рот, оседала грязью на языке.

— Ну что ты будешь делать! — фыркнул я, прочихавшись. — Угораздило же меня в сарай забраться!

Страх немного отступил. Он не ушел совсем, спрятался в груди тонкой холодной иголкой, но и не заставлял верещать от ужаса. Я уже понял, что есть меня пока никто не будет. У духов то ли выходной, то ли не голодные пока. Или же просто наблюдают сейчас за мной, присматриваются и примериваются, думают, как лучше — то ли с чесночным соусом, то ли с паприкой, а на гарнирчик можно посохом волшебным закусить… Как бы то ни было, у меня есть время осмотреться, подготовиться. В лучшем случае ничего не произойдет, просто отосплюсь на гнилой соломке. В худшем — продам свою жизнь подороже, поборюсь. Хотя очень не хочется. В смысле продавать не хочется, а не бороться. Я свою жизнь люблю и просто так разбрасываться ею не собираюсь.