Посох для чародея

Погруженный в мысли, я и не заметил, как прошел еще час. В груди шевельнулся робкий червячок беспокойства. По моим расчетам, город должен был показаться уже давно. Но картина не менялась: вокруг все холмы, поросшие кустарником и редким лесом. Дорога петляет между ними, как змея, убегает во тьму. Неужто заблудился? Быть того не может.

Я остановился, задумчиво потоптался на месте. Ответвлений вроде не было, дорога тут одна. Так в чем же дело? Может, как раз за тем холмом и прячется Гент, а я просто так задумался, что потерял ощущение времени? Не удержавшись, я перешел на бег. Но за следующим холмом стен города конечно же не обнаружил. Не сбавляя хода, помчался дальше. Та же картина. Холмы, низины и кустарник. Уже понимая — что-то не так, побежал изо всех сил. Но только сбил дыхание и в конце концов остановился.

Горячий пот стекает по лбу, заливает глаза, щиплет, в груди сипит, противно булькает. Ноги и руки тяжелые, словно свинцовые. Перед глазами красные круги. Правильно тот гном говорил — слабак я. Надо больше двигаться, да и с мечом давно не упражнялся.

Но что же делать?

Кляня себя на чем свет стоит — дурак, умудрился в знакомых местах заблудиться, — я решил забраться на ближайший холм с лысой верхушкой и разведать обстановку. Пока лез, пару раз упал, извозился в грязи, как свинья, и в кровь ободрал лицо о колючие ветки. Проклятый посох оттягивал руки, норовил вырваться и затеряться во тьме. Попробовал им опираться, но он скользил по траве и предательски уезжал в сторону.

Наконец я забрался на вершину и тут совсем пал духом: вокруг ничего, темно, как в чулане, лишь проступают силуэты ближайших холмов. Небо затянуло облаками, даже свет звезд мне не помощник. Я выругался и начал искать огни города во тьме. Хоть какой-нибудь ориентир! Повертелся на месте, но тьма стояла — хоть глаз выколи.

— Мронова тьма! — пробормотал я. — Где Гент?

Пришлось признать, что все-таки заблудился. Я выругался еще раз, используя все известные мне крепкие выражения, и стал думать, что делать дальше. Можно продолжать идти по дороге. Но кто знает — а вдруг действительно пропустил развилку и теперь ухожу от города все дальше? Лучше переночевать где-то здесь. Жаль, плаща нет, к утру станет совсем холодно. Но костер разложу, как-нибудь перетерплю. Вот смеху-то будет, если город в десятке шагов, а я просто не вижу… Тогда я у себя на лбу большими красными буквами выведу слово — лопух! Пусть все видят, кто я.

Приняв решение, начал спускаться с холма и тут заметил немного в стороне маленький и тусклый желтый огонек. Гент! Не помня себя от радости, я ломанулся через кустарник, словно лось, завидевший самку в разгар брачного периода. Но тут же поскользнулся на мокрой от росы траве и кубарем покатился вниз. Вскочил на ноги уже у самого подножья холма, подобрал посох и побежал в ту сторону, где увидел свет далекого факела. Даже боль от ушибов меня не взволновала. Лишь бы добраться до ворот такого родного теперь города.

Направление, как мне показалось, выбрал верно. Бежал быстро, продираясь сквозь острые ветки и не отвлекаясь на кровоточащие царапины. Но то ли чувство направления все-таки подвело, то ли город оказался дальше, чем я предполагал. В конце концов я скатился в какой-то овраг и завяз в болотистом дне. Выбирался, бормоча ругательства, потом сбивал с себя комья грязи. Но чище, понятно, не стал. Плюнул на все и пошел дальше.

Наконец отчаяние полностью овладело мной. Я остановился и плюхнулся на землю. Хорош маг! Грязный, мокрый, окровавленный и уставший. Надо собирать ветки, разжигать костер. Но сил и на это не было.

И тут мне почудились голоса. Я вскочил на ноги, прислушался. Точно! Кто-то разговаривает. Причем рядом. Я побрел на шум, через каждый шаг останавливаясь, чтобы не потерять направление. Ощущениям уже не доверял. Через десяток шагов заметил желтые проблески огня. Ускорил шаги. В груди птицей забилась надежда. Уже все равно, пусть даже разбойничий лагерь, лишь бы люди!

Я выбрался из-за деревьев и очутился на окраине маленькой лесной деревушки. Несколько укрытых гнилой соломой дряхлых домишек, конюшня, явно заброшенная кузница… Вот и все. Не густо. Но самое главное — тут есть люди. Значит, можно попроситься на ночлег, а завтра выспросить дорогу до Гента.

Деревенька небольшая, всего в три-четыре дома. Но по периметру на высоких шестах стоят факелы, наверное, чтобы светом отпугивать зверье. Окошки темные, спят все. Но ведь я слышал голоса, значит, кто-то еще бодрствует! И точно, едва я поравнялся с первым домиком, меня окликнули. Я повернулся на голос и увидел древнего худого старика, одетого в какое-то рванье. Он заковылял ко мне, опираясь на клюку и подслеповато щурясь.

— Ты кто такой, мил человек? — не слишком дружелюбно спросил он.

— Путник, — прохрипел я, понимая, что вид у меня паршивый и говорить надо вежливо, если хочу остаться. — Иду в Гент. Но заблудился по дороге, а потом увидел вашу деревушку…

Старик окинул меня внимательным взглядом выцветших глаз. Поцокал языком, нахмурился.

— Нескладно врешь, — перебил он меня враждебно. — Нет тут никакого Гента!

Я почувствовал, как отвисла челюсть от такой новости. Как нет?! Можно, конечно, предположить, что деревенька дремучая, оторванная от мира. Но… нет, не может этого быть. Гент — слишком большой город, чтобы не знать о нем. Скорее уж у старика ум от старости помутился.

— Дедушка, а есть тут еще кто-то кроме тебя? — ласково спросил я.

— Ну есть, — сказал старик еще враждебнее. — А тебе кто нужен, проходимец? Или просто так выведываешь, разбойник проклятый?

«Что-то разговор не задался», — с тоской подумал я. Улыбнулся, постарался выглядеть как можно дружелюбнее. Старика лучше не злить. А то натравит на меня всю деревню. И плутай потом снова впотьмах.

— Не разбойник я, дедушка. Всего лишь путник.

— Врешь, поганец, и не краснеешь! — сорвался дед на визг и потряс клюкой у меня перед носом. — Я вас, мронье племя, за версту чую.

Я не стал спрашивать, каким образом он чует разбойников. По запаху, наверное. Хотя от меня воняло, и еще как… Надо ж так в болоте извозиться! Свиньи у Тоха и то, поди, чище. Но старик был явно не в себе: верещит, палкой машет. Лучше отойти подальше, а то еще слюнями забрызгает.

— Дедуль, успокойся, — я начал потихоньку злиться. — Да не разбойник я, не разбойник…

— Меня не обманешь! — прошипел дед. — Вот сейчас кликну селян, будешь знать, как бедных людей грабить!

Я невольно отшатнулся. Бежать? Нет, не хочется. Да и что я, дряхлого старика испугаюсь? Пусть зовет кого хочет. Уж лучше с кем-то другим поговорить, чем полоумному деду доказывать свое не бандитское происхождение.

— У-у-у… испужался, злыдень! — возликовал старик. — Вот я тебе! Михай! Андей! Тит! Просыпайтесь, сучьи дети!.. Разбойники напали!..

Словно по команде, из нескольких домов вывалились здоровенные бородатые мужики. Стоят, сонно моргают, позевывают, на меня смотрят угрюмо и недоброжелательно.

— Ты чего разорался, староста? — спросил один из них, почесывая клочковатую русую бороду. — Спать не даешь…

Старик сразу же выпятил тощую грудь, указал на меня клюкой.

— Да вот разбойничек пожаловал, — заверещал он. — Ворюга, видать. Бродит тут, выведывает.

Мужик глянул на меня исподлобья, сощурился — свет факелов явно был тускловат, пожевал губами задумчиво.

— Энтот, что ли? — хмыкнул он. — Да на него дунешь — улетит. Зачем всех будил-то? Тут и один справится.

Мужик развернулся ко мне, стал закатывать рукава рубахи. Остальные смотрели еще сонно, пока не понимали, что происходит.

— Ребят, ошибся ваш дед, — проблеял я жалко, глядя на огромные, заросшие черной шерстью кулаки. Таким громилам лучше под руку не попадаться. Один другого больше, звериная сила играет в мускулах, требует выхода. — Не разбойник я…

— Это мы сейчас проверим, — небрежно пообещал мне другой селянин. — Мы тебя на кол посадим. Если выживешь, то добрый человек. Если нет, то вор и злодей.