Край Ветров: некроманс

Мартин сжал губы в тонкую полосу. Вдохнул через ноздри. Выдохнул. Плечи его ссутулились, волосы упали на лицо. Наконец он заговорил, улыбаясь горько:

— Ну да, да, конечно. Дети… Люди. Людские дети никогда не любили историю. Я сам таким же был. Правда. Так что… Разреши опустить краткий экскурс в историю континента и попробуй вспомнить, кто развязал Войну Причин, и почему вообще она началась.

Ромка молчал.

— Честно говоря, я никогда не мог понять, почему и зачем войны вообще происходят, — признался мальчик. — Почему люди подчиняются приказам своих главнокомандующих? Зачем все это? Почему выбирают быструю смерть, даже пускай их жизнь не похожа на горячий шоколад? Нет, мне всегда сложно было это понять. И я не помню, почему началась Война Причин.

— Ну, что люди… пирамида власти, парадигма насилия, агрессивный кровавый альтруизм, все дела. Это у человека в крови, — Мартин вздохнул. — А что касается Варамиры — так знай: она очень любит жизнь и любит жить. До крайности. Ей кажется, что наиболее жив человек на грани смерти, в душевном порыве, на пике неразделенной любви, когда он буйствует, ярится, решается, кричит и стонет. И самой ей тоже хочется вершить судьбы, и чем глобальнее — тем лучше. Более сорока лет назад она, при помощи своей особенной силы, добилась крайне высокого положения при дворе и надоумила принца развязать войну. Тогда магия слова была еще в ходу, и ей не стоило больших усилий найти чтеца, который бы помог ей восстать… Ах да, принц сошел с ума и, покуда она не успела забрать все его силы, заколол ее во сне. Восстав, Варамира возобновила свой путь наверх, в этот раз — забирая судьбы юных колдуний, избранных быть Мйару приемными матерями…

— Так она мне не врала про колдуний…

— Ни разу. Вот только ни одной из них, на самом деле, не судьба была поперхнуться куриной костью или сломать шею при прыжке в бассейн.

— А откуда вы все об этом знаете? — нахмурился Ромка.

— Дух Огня, — Мартин развел руками, — страшная сила, на самом-то деле.

В тумане позади снова прорисовался силуэт Варамиры. Выйдя ближе, она прикрикнула:

— Ну! Я же просила тебя не выбегать вперед! Это — морок, тут надо быть начеку!

— Да-да, я понял, — кивнул Ромка уже смелее, провожая Варамиру взглядом.

— Когда она пройдет здесь снова, я отпущу петлю, — сказал Мартин. — Решайся. Если ты не уведешь ее в другой мир сейчас, я убью ее просто так. У нас появится передышка сроком примерно в десять лет. Но потом дороги снова сведут нас, так или иначе.

— И это будет длиться вечно? — спросил Ромка.

— Это и так уже длится слишком долго. Намного дольше, чем следует.

— И ты говоришь, что я успею вернуться обратно?

— Успеешь, — кивнул Мартин.

Откуда-то снова подул ветерок. Но в этот раз он и не думал утихать. Тяжелые, горячие ветряные струи плеснули Ромке в лицо, откинули со лба густую челку, вздули футболку, как флаг. Ветер крепчал, сгоняя с плато красноватый туман, перекидывая кувырком мелкие осколки черного стекла.

— Врешь, — сказал мальчик.

С него, как лепестки сухих цветов, как крылья мертвых бабочек, стала слетать его внешняя оболочка. Образ, вытравленный ветром, был совсем иным. В мгновение ока на плато стоял уже не мальчик, но муж: высокий, статный, с простыми и правильными чертами лица. Он был одет во что-то свободное и белое вне стилей и времени. Единственное, что осталось от Ромки — длина и цвет волос, да глаза — темные, раскосые, хищные.

— И правда, очень давно не виделись, — произнес Даньслав, протягивая к Мартину руку: — Отдай мне ключ. Ты не вправе решать судьбы миров. Особенно — этого. Нарешался уже.

— Я был раньше тебя.

— И к чему это привело? — Даньслав обвел рукой вокруг себя, как будто бы там было что-то еще, кроме освещенного множеством лун черного стекла. — Ты оплошал и, поддавшись человеческой слабости, вырвал Сердце Мира. Мне же понадобилось много времени, чтобы понять, какова моя роль в этом всем. Только мы — я и судьбоед, — смогли вернуть на круги своя течение судеб и ход истории. Каждый по-своему, да, и пускай методы Варамиры — не самые лучшие… Но мы стали новой точкой опоры. Наша борьба — это ось волчка, единственное, что поддерживает равновесие.

— Ты всегда был не в себе, — прошептал Мартин, отходя на шаг. — Как и все, кто повелся с нею — ты сошел с ума, сам о том не подозревая.

— Мы не можем сойти с ума, — спокойно ответил Даньслав, делая шаг вперед и не опуская руки. — Дай мне ключ.

— Зачем ты вообще призвал меня? — вспылил Мартин. — Зачем выдрал из морока, к которому я давно привык?

— Ты был нужен мне для того, чтобы остановить Войну Причин. Мйар, к несчастью, оказался слишком… слишком человечен, чтобы обуздать Дух Огня, хоть и готов ради нас на все… Но мне нужен был такой, как ты, тот, кто уже однажды справился с Духом, кто объездил животное в последний раз. Вот мы тебя и призвали обратно, что уж тут непонятного? — Даньслав развел руками. — Радовался бы. Иначе, зачем ты запер себя в том дереве, если не для того, чтобы однажды ожить?

— Я вообще не планировал умирать, — Мартин фыркнул. — Сам знаешь — это была перестраховка, оказавшаяся… не бесполезной. И уж наверняка я не хотел возвращаться к жизни в искусственном, рукотворном теле, владелец которого — упрямый четырехлетний ребенок с неуравновешенной, сломанной психикой, который не может успокоиться, пока не свершит свой долг.

— Ты — на удивление болтливый и глупый маг, — произнес Даньслав, приближаясь к Мартину еще на шаг. — Хотя, казалось бы — столько жизней прожил, столько всего свершил, столько крови выпил, так долго владел Духом Огня… И ты — совершенно, удивительно не тот, кто мог бы помочь всем нам. Я-то думал, Исключительный Чародей будет… как бы так сказать? Более благородным, что ли?

— Кто бы говорил, судьбоплет.

— Я уже получил своё.

— Так какого же хрена ты сидишь в этом маленьком мальчике, старый кретин? Изыди из него! Исчезни! Растворись в мороке, как и положено мертвецу! Оставь мальчишку в покое!

— Ты же знаешь, я не могу. Иначе мы бы с тобой тут не стояли и не точили лясы. Я прошит в моих потомках с изнанки. Я не могу окончательно умереть. И ты не имеешь ровным счетом никакого права обвинять меня хоть в чем-то. Ты сам соврал мальчишке, тем самым пробудив меня окончательно. Не нужно было скрывать, что ключ уничтожает миры, и что на самом деле ты желал загнать в небытие и Варамиру, и меня.

— Да это же просто праздник какой-то! — Мартин всплеснул руками. — В таком случае, почему бы нам не вернуться к моему первоначальному плану?..

Даньслав вздохнул.

Повернулся к Варамире, которая как раз подходила сзади, — ей оставалось метров тридцать.

— Ты видишь Мартина Майна, каков бы он ни был, — произнес Даньслав.

Варамира, подойдя ближе, сначала недоверчиво уставилась на Даньслава, а потом медленно перевела взгляд на Мартина Майна. Глаза ее расширились, наполняясь одновременно ужасом и яростью.

Майн поднял руку — он держал в ней ключ, пребывающий в форме веретена. Веретено, моргнув, превратилось в золотой револьвер. Мгновением позже Мартин выпустил в Варамиру шесть пуль, похожих на сгустки света. Сияющие снаряды оставили в теле Варамиры шесть аккуратных круглых дыр, хоть от ударов женщина даже не пошатнулась. Ее этим светом насквозь прожгло. Она быстро глянула на себя, потом на Майна, и тогда взревела — совершенно нечеловечески.

Ее лицо по-звериному искривилось, смуглая гладкая кожа стала лопаться и сползать, неестественно и быстро, так, как растут цветы в кадрах, снятых ускоренной съемкой. Под оливковой человеческой оберткой кипела отвратительная масса, черная, блестящая, словно окружающий их обсидиан. Чернильная плоть бурлила, вспениваясь и разрастаясь, превращая колдунью в нечто огромное и невообразимое, ощетинившееся рядами черных маслянистых отростков. В мгновение ока Варамира обратилась четырехлапым зверем с угловатой высокой холкой и россыпью красных глаз по всему телу. Зверь разверз четыре резных крыла и ударил по вулканическому стеклу хлыстообразным хвостом. Стекло треснуло. Зверь глухо рычал, скаля черные клыки, и бил хвостом из стороны в сторону, загребая когтистой лапой осколки стекла.