Черная река (СИ)

- Ал-лииши! – прошептала Кесса, тронув волны весном. Колдовское течение подхватило судёнышко на спину, ещё мгновение – и над больной головой Речницы сомкнулись древовидные папоротники. Яркая перистая змея мелькнула в ветвях и юркнула в расщелину ствола, уронив на воду пёрышко-чешуйку со сросшимися волокнами.

- Хаэ-эй! – крикнула Кесса, выпрямившись во весь рост. – Хаэ-э-эй!

Вопить было ни к чему, и никто не откликнулся, кроме растревоженных крылатых ящеров. Четверокрылые тени, посрывавшись с ветвей, заметались над водой, и долго лодку провожали сердитые вопли. Но воздух больше не казался Речнице обжигающим и вязким, как горячий кисель, и она вдохнула полной грудью. Рёбра ещё саднили – не снаружи, изнутри. «Чем я там надышалась, на этой границе?!» - недоумённо пожала плечами Кесса, оглядываясь по сторонам. «И какой сегодня день?»

- Хаэ-э-эй… Бездна!

Жажда и голод всех дней, незаметно проскочивших мимо в вязком мареве пограничья, разом навалились на неё. Забывшись, она склонилась над водой, зачерпнула, поднесла ко рту – и выплеснула мутную воду обратно. Река была горькой.

«А, ядовитые топи Скейната…» - поморщившись, Кесса наколдовала водяной шар. Пила она долго – нелегко было залить пожар во рту, и долго грызла полосу высушенной рыбы, пока лодка, предоставленная самой себе, качалась на волнах Карны. Ящеры успокоились, какой-то некрупный зверёк с оперённым хвостом и острыми зубками вышел на берег, равнодушно взглянул на проплывающую мимо лодчонку и наклонился к воде. За его спиной лес тихонько заскрипел, и существо молча взметнулось вверх по стволу дерева. К реке вышла чёрная харайга, подозрительно огляделась по сторонам, резко опустила когтистую лапу в воду и вскинула, подбрасывая в воздух насаженную на коготь рыбёшку.

Лодка ткнулась носом в то, что показалось Кессе клубком тины – или замшелой корягой с торчащими из мха продолговатыми листьями. Но от прикосновения «коряга» вздрогнула и рванулась в глубину. Плоский хвост скользнул под лодкой, и та закачалась на поднятых волнах. Тёмно-зелёная тень с колышущимися на спине лентами уплыла недалеко – вновь поднялась к поверхности на середине реки, и зелёные «травинки» встали торчком, а «мох» зашевелился, отряхиваясь от воды.

«Гуш, рыба-остров!» - Кесса осторожно дотронулась до странного существа веслом. Гуш всплеснул плоским хвостом, уплывая ещё дальше. Он был большой – вчетверо больше хрупкой эльфийской лодчонки.

- Ты был Листовиком когда-то? – робко спросила Кесса, догадываясь, что ей не ответят. – Как далеко ты уплыл от Великой Реки…

«Да и я не ближе ушла,» - вздохнув, она погрузила весло в воду. Месяц Кэтуэса близился к завершению, весна почти миновала, в спину Речнице дышала грозная Волна, а моховые дебри казались бесконечными…

…Ещё недавно медузы были крошечными, а ветки над водой – чистыми; Кесса и заметить не успела, когда канзисы выросли и увешали всё вокруг слизкими щупальцами и нитями икринок. Ярко раскрашенные медузы – каждая с человечью голову – облепили кусты, и каждая веточка сочилась их слизью, а блестящие ленты икры трепетали на речном ветерке. Речница вертела головой, высматривая, где причалить – так, чтобы не собрать на себя все жгучие щупальца – но гигантские мхи расступаться не спешили. Они стеной встали у воды, сросшись ветвями, и только медузы рисковали забраться в их переплетения.

Берег слегка изогнулся, образовав изогнутую косу, дерево на длинных голых корнях, больше похожих на сваи, накрыло её тенью, его облепили мхи. У его подножия Кесса увидела илистую кромку берега – узкий «причал», только-только размять ноги. Узловатые стебли вьюнов всползали вверх по стволу, их мясистые листья топорщились во все стороны. Кессе был знаком их вкус, и она, сглотнув слюну, направила лодку к илистой косе.

Накинув причальный канат на торчащую ветку, странница разулась и шагнула в тёплую воду. Съедобные листья росли невысоко, но выше, чем ей показалось поначалу, - надо было влезть на вывороченные корни. Оскальзываясь во мху, Кесса дотянулась до лианы, сорвала несколько листьев и остановилась – замерла на месте, ошарашенно глядя в воду. Тут было неглубоко – ей по щиколотку – и мутная вода не скрывала дно… и глубокий отпечаток огромной трёхпалой лапы.

Кесса спрыгнула, выронив листья, склонилась над вмятиной в сером иле. Ошибки быть не могло – здоровенный двуногий ящер прошёл тут, его след глубоко впечатался в речное дно. Речница, закусив губу, наступила в отпечаток одного из пальцев – её ступня оказалась короче. Ил не спешил расплываться, скрывая очертания следа, он оставался чётким, - ящер был тут недавно. Чуть глубже, в тени прибрежных тростников, Кесса увидела второй след, такой же свежий.

«Зурхан!» - поёжившись, Речница взглянула на кусты. «Вдруг у него гнездо на берегу?»

Молодой папоротник качнулся с тихим шелестом, и Кесса, на ходу отвязывая канат, прыгнула в лодку. Оброненный лист лианы плавал у берега, но Речница на него и не взглянула. Что-то шуршало в зарослях, и Кесса гребла, не оглядываясь, пока лодка не чиркнула брюхом по дну.

«Ох ты!» - Речница снова ступила в воду, чтобы стащить судёнышко с отмели. Впопыхах она взяла слишком близко к противоположному берегу, и её вынесло к устью одного из бесчисленных ручейков, впадающих в Карну, к моховым кочкам, покрывающим завалы полуистлевших ветвей и тростника. В кустах что-то взвизгнуло, запыхтело, и топочущее стадо ушло в дебри, так и не показавшись на глаза. Осталась лишь изрытая земля вдоль ручья, вырытые и обгрызенные корни и груда расколотых раковин – чёрных, замшелых, колких. Хурги были тут – искали всё, что годилось в пищу, бороздили завалы плавника клыкастыми рылами, но шум и плеск их спугнули.

«Отдохну здесь,» - подумала Кесса, вытаскивая лодчонку на берег. Эльфийский «корабль» был легче тростинки, Речница только удивлялась, как он не переворачивается на волнах. Мутноватый тёплый ручей странно пенился и больно щипал свежие царапины и медузьи «укусы», и Кесса огляделась, разыскивая место посуше. Ничего не нашла.

«Хурги едят всё…» - странница потрогала осколки раковин. Ни на что путное эти мелкие обломки не годились – но под ними, среди зеленовато-серого ила и каменной крошки, что-то яркое сверкало из-под воды. Кесса выхватила из грязи кусочек камня, повертела его в пальцах и мигнула – тяжёлая тёмно-красная галька с чёрными крапинками торчала из зеленоватой породы, блестя окатанным боком. Кесса охнула.

- Камешки древней реки!

Пустая порода, цветом схожая с местным илом, но несравненно более твёрдая, облетала неохотно. Помогая себе рукояткой ножа, Кесса выломала ещё несколько кусков. От удачного удара камень пошёл трещинами, открыв галечные россыпи, и странница принялась выбирать их, счищая серую грязь. Обломок за обломком ложился на мокрый мох – тёмно-красные, серые с волнистыми разводами, зеленоватые и жёлто-крапчатые камешки, тяжёлые, гладкие, сверкающие.

«Хватит!» - Кесса с трудом оторвалась от выковыривания гальки, собрала все кусочки на ладонь – они немало весили и не хотели лежать на дрожащих пальцах, пара камешков тут же упала в ил и зарылась в него.

- Хвала тебе, Карна, тёмная река, - прошептала Кесса, прижимая камни к груди. – И тебе, Река-Праматерь.

Яшмовая галька со дна древних рек холодила руку. Странница не знала, какова цена этих обломков, - такое в Фейр не привозили, разве что Речник Фрисс или синдалийские купцы могли рассказать о загадочных самоцветах, добываемых далеко на востоке… или глубоко в Хессе. И никто не говорил, что бесценная яшма может валяться под ногами, в сером иле, там, где хурга поддевает её рылом, а ракушки прирастают к ней боками…

…Берега Карны сблизились так, что широкие кроны папоротников на берегах сомкнулись, и оплетающие их лианы переплелись. Кесса, проплывая по сумрачному зелёному туннелю, слышала, как возятся в ветвях шонхоры, и видела, как яркими молниями вспыхивают на лету перистые змеи. Клубки икры, облепившие каждый куст, раздулись и начали трепыхаться, - что-то готовилось к вылуплению, и странница, едва успевающая отмахиваться от жгучих щупалец, приуныла. «Почему никто не ест медуз?!» - думала она, в очередной раз проплывая под низкими ветвями и пригибаясь, чтобы не измазаться в слизи. «Их так много…»