Жена чародея

И, произнеся этот монолог, он насмешливо поклонился.

— Браво, Валледж!

И все находящиеся на борту «Великолепной» разразились веселым смехом. Все, за исключением Террза Фал-Грижни. А он застыл чуть в стороне от всего развеселившегося общества. В своем черном плаще он походил на ворона среди беспечных пересмешников. Рядом с ним стояла его верная союзница Гереза Вей-Ненневей.

— Характер и скорость движения этого судна имеют чрезвычайно простое объяснение, — заговорил Фал-Грижни, и все с удивлением посмотрели в его сторону. — Я готов объяснить вам это, чтобы вы могли осознать истинную причину своего веселья. Венериза благодаря Познанию снабжена великим множеством нервных окончаний, способных поглощать жизненную энергию и силу людей. Поглощаемая таким образом эманация придает судну невиданную скорость. В трюме заточены люди, энергия которых и служит источником питания. Сейчас они беспокоятся, теряют сознание, им кажется, будто их высосали досуха. Довольно скоро они умрут от истощения, после чего их заменят другими. Должно быть, речь в обоих случаях идет о приговоренных к смерти преступниках. Невелика опасность того, что запас людей, которых можно «потратить» на горючее для «Великолепной», когда-нибудь иссякнет. Если учесть свирепость наших законов и легкость, с которой у нас выносят смертные приговоры, список осужденных окажется поистине бесконечным. Но если представить себе маловероятное, если представить себе, что на осужденных преступников возникнет дефицит, другой институт, присущий нашему обществу, а именно рабство, всегда способен обеспечить необходимый запас человеческих тел. Поэтому веселитесь со спокойной душой — горючее у «Великолепной» не кончится никогда, — Голос Фал-Грижни звучал с безжалостностью северного ветра. Герцог и его приближенные выслушивали монолог с нарастающим беспокойством. Фал-Грижни вечно удается испортить людям все удовольствие. — Теперь, когда ваше любопытство по поводу устройства венеризы удовлетворено, — продолжил чародей, — мы, возможно, обсудим и вопрос о долге Ламмиса, ведь ради обсуждения этого вопроса нас, насколько я понимаю, сюда и призвали.

— У нас хорошие новости, — сухо начал герцог. — Келдхар Гард-Ламмиса предложил нам чрезвычайно выгодные условия. В обмен на временную и сугубо формальную передачу титула и управления фортификационными укреплениями Вейно городу Гард-Ламмису сроком на двадцать лет келдхар предоставляет нам пятнадцатилетнюю отсрочку по выплате имеющегося долга.

На мгновение воцарилась гнетущая тишина. Затем Фал-Грижни осведомился:

— И эти условия ваше высочество называет выгодными?

— Келдхар упомянул и о возможности предоставления дополнительных займов.

— В обмен на что?

— Этого он не уточнил. Но у меня нет причины сомневаться в благих намерениях и доброй воле наших братьев из Гард-Ламмиса.

— Они нам никакие не братья, — тихо и горько произнес Фал-Грижни. — Они наши соперники, а при удачном для них стечении обстоятельств они могут превратиться и в наших врагов.

— Судя по всему, вы, милорд, склонны видеть врагов там, где их на самом деле нет. Но мы понимаем вашу тревогу. — Герцог заговорил с внешним спокойствием, однако было понятно, что такой поворот разговора ему неприятен. — Однако враждебность Гард-Ламмиса — это вопрос спорный. А вот наши нынешние трудности — вопрос бесспорный.

— Трудности? — Грижни уже не давал себе труда скрывать подлинные чувства. — Может быть, речь идет о расходах? О тратах на дорогостоящие игрушки вроде вот этой? — Он описал в воздухе круг, указывая на всю «Великолепную» в целом. — Трудности, связанные с новыми театрами, цирковыми аренами и прочими бессмысленными созданиями пышной роскоши? Трудности в связи с великолепными дворцами, огромными поместьями, ослепительными бриллиантами, золотыми и серебряными безделушками для вашего высочества и для фаворитов вашего высочества? Именно на такие трудности вы и ссылаетесь? Именно ради них вы и готовы поступиться крепостью Вейно? Главной твердыней, защищающей нас от вторжения с материка?

Приближенные герцога смотрели на Фал-Грижни с нескрываемой враждебностью. Причем сами манеры чародея, его голос, дрожь его губ и горделивая осадка головы раздражали их даже сильнее, чем смысл его слов. С особенным вниманием следил за чародеем Глесс-Валледж.

— Но нам не грозит вторжение с материка, милорд, — вступил в спор Бескот Кор-Малифон. — Такого никогда не было и, надо полагать, не будет.

— Не будет до тех пор, пока мы удерживаем Вейно.

— Ну, так крепость и впредь останется за нами.

— За нами? А гарнизон в крепости будет из Гард-Ламмиса?

— Лорд, вы всегда ожидаете худшего…

— И у меня есть на то все основания. Вы все, и советники герцога, и члены Совета Избранных, извольте выслушать меня! Слишком долго в нашем городе пользовались недостойными способами сбора денег, причем и собирали-то их на недостойные цели. — Взгляд темных глаз Фал-Грижни буквально впился в герцога. Гереза Вей-Ненневей, продолжавшая стоять рядом с председателем Совета Избранных, легонько подняла руку, словно желая предостеречь его, но не отошла от своего друга. — Уже много лет и простой народ, и аристократия облагаются все более и более тяжкими налогами, а теперь их ресурсы, равно как и их терпение, разве не исчерпаны до последней капли? А уж как немилосердно обирают живущих в провинции за стенами города… Взять хотя бы налог на наследство, практически лишающий сыновей отцовского имущества. Вся знать настроена враждебно по отношению к существующему режиму. — Последнее замечание явно шокировало герцога, но Грижни невозмутимо продолжал: — Простой народ доведен до отчаяния, меж тем его сознательно отвлекают от подлинной причины бедствий и источника всех несчастий. Но в конце концов люди поймут, что к чему,— и тогда следует ожидать вооруженного восстания!

Высосав едва ли не все до последней капли из города и провинции, — продолжал Грижни, — власть обратилась к внешним источникам. Мы приняли воровское золото — и взамен предоставили убежище беглым преступникам из чужих краев. Мы отдали на откуп чужакам городскую гавань; наши чиновники берут взятки у иностранцев и предоставляют им взамен торговые льготы и концессии. А в последнее время мы начали брать и внешние займы, причем под ростовщический процент. Все это достойно самого строгого осуждения; подобная политика ослабила нас во многих отношениях, что наверняка не замедлит проявиться впоследствии. Но пожертвовать нашей воинской твердыней, впустить иностранные войска на землю Ланти-Юма — означает заявить о нашей возрастающей слабости, означает растрезвонить об этом на весь мир. Тем самым мы объявим собственный город лакомым трофеем для любого захватчика — и, не сомневайтесь, найдутся те, кто поспешит принять это к сведению. Это слишком высокая, слишком непомерная цена за… блестящие игрушки. Я говорю все это в двойном качестве — и от себя лично, и как магистр ордена Избранных. Я категорически заявляю: крепость Вейно не должна быть и не будет передана в чужие руки!

— Не должна? И не будет? — У герцога не осталось и следа недавнего благодушия. — Едва ли решение останется за вами, Грижни.

— Ваше высочество отвергает мнение Совета Избранных?

Фал-Грижни произнес последнюю реплику угрожающе.

— У Избранных право совещательного голоса. А вовсе не решающего.

— Но не означает ли сложившаяся ситуация необходимости исправить подобное положение вещей?

— Она означает необходимость исправить положение вещей вокруг Совета Избранных и его нынешнего председателя. В дни моего деда, позволю себе напомнить, дело обстояло совсем иначе. Избранные решали свои вопросы и не вмешивались в вопросы управления государством!

— В дни вашего деда у Избранных не было причины вмешиваться.

Герцог пришел в ярость.

— Но я не потерплю подобного вмешательства! Избранные отнюдь не всемогущи, и они обязаны подчиняться светским законам…

— Избранные — это верноподданные слуги вашего высочества, — ловко вмешался в разговор Саксас Глесс-Валледж. — Их единственная цель — преуспеяние города Ланти-Юм и его законного правителя. И если мы и проявляем чрезмерное рвение, то лишь потому, что судьба государства нам не безразлична.