Могильщик. Черные перчатки (СИ)

Но дальше далеко они не ушли — Альх увидел, что в открытых дверях одного из домов лежит кошелёк, из которого вывалилось несколько золотых монет. Велион осторожно приблизился к кошельку, недоумевая, почему его никто не подобрал, ведь заклинаний на монетах не было, как не было и сторожевых ловушек ни на дверях, ни на пороге.

«Что-то здесь не так, — подумал он, трогая монеты носком сапога. — Что-то…»

Из полутьмы помещения будто что-то выстрелило, щиколотку могильщика оплело какой-то плетью и рвануло за неё так резко, что он тяжело упал на спину, даже не успев среагировать. Велион выругался, хватаясь за рукоять меча, но тут плеть рванула ещё раз, затаскивая могильщика в помещение. Тот заорал, дёрнулся, рванулся, но сила, тянувшая его, была огромной. Второй хлыст оплёл другую ногу, и тут тотенграбер понял, что это не хлысты. Это были щупальца, омерзительно поблёскивающие болотно-зелёным мертвенным цветом. На щупальцах были присоски… не только. В ногу могильщика сразу в нескольких местах вонзилось что-то острое — каждая присоска имела острый шип или клык.

Велион ухватился руками за косяки дверного проёма, стараясь остановить движение, щупальца рванули его за ноги в третий раз, одна рука сорвалась.

Бестолково верещащий что-то Альх ухватил могильщика за подмышки, поволок на улицу.

— Не лезь! — рявкнул Велион. — Не лезь! Отойди!

Но купец не слушал его, старался вытянуть из проёма.

— Ты тоже погибнешь! Беги!

— Иди на хрен!

Щупальца потянули в четвёртый раз, затаскивая Велиона в комнату. Альх, потеряв равновесие, бестолково упал прямо на тотенграбера, задрыгался. Могильщик выругался, спихнул с себя купца, выхватил из ножен меч. Если бы щупальца тянули всё время, он был бы уже мёртв.

Пятый рывок втащил могильщика в помещение полностью. Ему удалось наконец разглядел тварь, тянувшую его. И совершенно не к месту его вырвало.

Гадина занимала половину комнаты. Омерзительная колышущаяся масса того же цвета, что и щупальца. Тварь, напоминавшая разжиревшего осьминога, громоздилась в дальнем конце комнаты, часть коротких толстых щупалец цеплялись за потолок, стены, шевелилась на полу. Воздух в помещении, несмотря на то, что двери были открыты, был спёртым и вонючим, это вызвало второй приступ тошноты, который могильщику едва удалось сдержать.

Но самым жутким в этой твари были глаза. Они были беспорядочно натыканы на лицевой части бестии, Велион при первом же взгляде насчитал не меньше двадцати штук. Глаза относительно тела гада были небольшими, лишёнными ресниц и век, разноцветные — карие, серые, зелёные. Они смотрели на могильщика не мигая…

Умным взглядом, полным боли и страданий.

Эти глаза были человеческими.

Могильщик застонал, чувствуя, как ужас и отвращение охватывают всю его суть, сковывают движения.

Человеческие глаза. Кошелёк, который явно служил приманкой, что говорило о разуме твари… Это было настолько ужасно, что кровь стыла в венах. Причём, это не было фигурой речи — сердце Велиона, казалось, остановилось.

Где-то над ухом рвало Альха, глаза твари смотрят в глаза, вонючий воздух с хрипом врывается в лёгкие… Почему он ещё жив?

Потому что щупальца его уже не тянут. Почему? Могильщик сел. Щупальца, опутывающие его сапоги, рванули обратно к твари. Они извивались, мелькая у глаз чудовища… Велион понял, что старается сделать «осьминог» только через несколько секунд. Разумная гадина старалась закрыть глаза щупальцами от отвращения к себе. Эти отростки будто бы кричали «Не смотри на меня! Не смотри!». Могильщик застонал. Страх перед чудовищем сменился жалостью.

Тотенграбер поднялся и, пошатываясь и хромая, приблизился к твари.

— Что ты делаешь? — орал позади Альх, но могильщик его не слушал.

— Хочешь, я убью тебя? — спросил могильщик, внимательно глядя в глаза животине.

«Да», — сказали ему глаза, истекающие мутной жижей. Может, это были слёзы?

Велион поднял меч, но его остановило щупальце. Оно осторожно, но с силой, опустило руку могильщика, оплело перчатку, мягко вынуло рукоять меча из ладони и отбросило его к дверям.

— Так тебя не убить?

«Да».

— Пошли, — сказал могильщик более или менее успокоившемуся Альху и повернулся спиной к чудовищу.

— Зачем?

— Нарубить дров.

Выйдя на свет, Велион первым делом снял сапоги, в которых хлюпала кровь, и осмотрел свои ноги. Портянки были рваные, пострадали и штаны, но ранки были неглубокими, а шипы, если он ещё жив, не отравлены. С другой стороны раны сильно кровоточили и причиняли сильную боль. Но это можно было перетерпеть. Могильщик плотно замотал ноги, обулся и отправился на поиски того, что могло сгодиться для работы дровосека.

Тотенграбер нашёл подходящий топор с железной рукоятью достаточно быстро. Вообще-то это был боевой топорик довольно ржавый, но ещё крепкий. Купец бестолково мотался за его спиной. Шок оказался для него слишком сильным.

— Как оно могло сохранить разум? — бормотал купец. — Там же куча людей…

— Магия — страшная вещь, — буркнул Велион, рубя топориком рассохшийся стол, который вытащил из соседнего дома. — Страшная и странная. В могильниках можно увидеть и не такое.

— Но… — купец не закончил. Тяжело вздохнув, он принялся собирать щепу.

Набрав охапку дров, купец зашёл в здание, сбросил горку щепы на пол. Чудовище содрогнулось, щупальца начали обшаривать разбитое дерево, перекладывая его с места на место. Альх, чувствующий скорее страх и отвращение, чем жалость, поспешил выйти.

Через полчаса Велион решил, что дров достаточно. Они с купцом сели на мостовую, перекусили и немного отдохнули. Солнце сильно припекало, так что во время работы пришлось снять плащи. После Велион зашёл в здание, где сидела тварь, начал складывать костёр. Альх, не рискнувший ещё раз войти в комнату, остался ждать на улице. Хоть не мешал и не пытался отговорить могильщика, и на том спасибо.

Велион сложил около чудовища большой костёр. Вытащил из кошеля огниво, из кармана — стопку писем. Пробежал взглядом по первому листу. «Возлюбленная моя Амелла, пишу вам очередное письмо, которое так и не решусь отправить…». Могильщик скомкал листы и сунул в костёр. Продавать эти письма графоманам было бы подлостью и к Амелле, и к любящему её человеку, а пускать на растопку… будто совершить заочные похороны и писавшему, и Амелле.

Старые сухие листы загорелись от первой же искры, языки пламени принялись лизать тонкую щепу. Могильщик подождал, пока огонь разгорится, как следует, и кинул в огонь ножки стола. Чудовище ёжилось, стараясь сильнее прижаться к стене, но никакого сопротивления не предпринимало. Велион отвернулся от костра, подобрал кошелёк и направился к выходу. Но остановился в дверном проёме, обернулся.

— Прощай, — сказал он.

Глаза чудовищного и несчастного создания слезились не прекращая. Противно пахло его горелой плотью. Наверное, так же пахла бы лягушка, которую кинули в костёр, потому что на запах горелого животного это зловоние не было похоже.

Велион вышел из здания, немного постоял, глядя на всё усиливающийся огонь, и плотно закрыл дверь. Дверь сильно скрипела, но подалась легко.

— Зачем? — спросил Альх, зажимающий нос рукой.

— Гораздо менее мучительно задохнуться в дыме, чем сгореть в огне, — ответил могильщик, направляясь прочь от дома.

Альх поспешил за ним.

— А раньше не пытались сжечь могильники? — спросил он через некоторое время.

— Пытались, — сказал Велион. — Но многие заклинания таким способом снять не удалось, хотя кое-какой прок от этого был. И испортились многие вещи, поэтому от этого решили отказаться.

— Ясно… — пробормотал купец. — Слушай, я всё время хотел спросить дочь, но забывал, почему могильщики путешествуют от города к городу, а не занимаются поисками ценностей в одном городе?

— Из целей безопасности, — неуверенно ответил Велион. Он и сам не раз задавал себе этот вопрос. Многие, говорящие о шиле в заднице, приводили как раз этот пример, как основополагающий в их теории. Поэтому могильщик решил дать самый распространённый ответ их оппонентов: — Если жить на одном месте, некоторые могут понять, что наше проклятье не действует на других людей, и тогда возвращающегося с добычей могильщика могут прихватить разбойники.