Народ, или Когда-то мы были дельфинами.

Очень хорошо. Значит, мальчик уже пришёл. А что ему было делать по прибытии? Даже на неразбитом корабле не найти дверного звонка. Может быть, то, что он бросил копьё, означает: «Смотри, я бросил копьё! Я не вооружён!»? Да, наверное, так и есть. Это совсем как рукопожатие — ведь оно тоже означает, что у человека нет меча. Ну что ж, подумала она, хорошо, что эта маленькая загадка разъяснилась.

Она выдохнула впервые с того момента, как копьё просвистело через каюту.

Стоящий снаружи Мау уже начал подозревать что-то неладное, но тут раздались деревянные звуки, и из бока большого каноэ показалась голова призрачной девочки.

— Как это мило, что вы так пунктуальны, — произнесла она, силясь улыбнуться. — Большое спасибо, что разбили окно, — в каюте было очень душно!

Он ничего не понял, но она почти улыбалась, и это было хорошо. Ещё она хотела, чтобы он залез в разбитое каноэ. Он очень осторожно повиновался. «Милая Джуди» накренилась, когда волна бросила её на землю, поэтому внутри всё было тоже наклонено и перекошено.

Внутри царил чудовищный беспорядок — словно отдельные беспорядки перепутались между собою. Воняло грязью и застоявшейся водой. Но девочка провела Мау в другое помещение, где, судя по всему, пытались прибраться, хотя и безуспешно.

— Боюсь, что стулья все поломались, — сказала девочка. — Но я полагаю, что сундук бедного капитана Робертса окажется подходящей заменой.

Мау, который сроду не сидел ни на чём, кроме земли, осторожно примостился на деревянном ящике.

— Я подумала, нам стоит познакомиться поближе, поскольку мы друг другу не представлены, — сказала призрачная девочка. — К сожалению, тот факт, что мы друг друга не понимаем, несколько усложняет дело…

Пока она произносила всю эту тарабарщину, Мау смотрел на огонь в маленькой пещерке. Из круглой чёрной трубы выходил пар. Рядом с ней была круглая плоская штука, на которой лежали бледные штуки, похожие на хлеб. «Это Женская деревня, — подумал Мау, — а я не знаю правил. Нужно быть очень осторожным. Она что угодно может со мной сделать».

— …и масло прогоркло. Но совсем зелёную муку я выбросила. Не хотите ли чаю? Я полагаю, вы пьёте без молока?

Он посмотрел на бурую жидкость, которую девочка налила в бело-синюю чашку. Мау пристально смотрел на питьё, а девочка говорила всё быстрее и быстрее. «Откуда мне знать, что правильно и что нет? — думал он. — Какие правила годятся, когда сидишь наедине с девчонкой-призраком?»

На острове Мальчиков он был не один. Конечно, там никого, кроме него, не было, но он чувствовал, что его окружает Народ. Он делал то, что Положено. А сейчас? Как ему Положено поступать? Дедушки только орали на него, жаловались, помыкали им, но не слушали.

И ни серебряную нить, ни картину будущего он никак не мог найти. Картины больше не было. Были только он и эта девочка, и никаких правил, которые помогли бы сразиться с подстерегающей впереди тьмой.

Девочка сняла с огня хлебные штуки и положила на другую круглую металлическую штуку, которую Мау постарался примостить у себя на коленях.

— Большинство тарелок побилось при крушении, — грустно сказала девочка. — Две чашки чудом уцелели. Не хотите ли кекс?

Она показала на хлебные штуки.

Мау взял одну. Она была горячая (это хорошо), но, с другой стороны, вкусом напоминала подгнившее дерево.

Девочка с беспокойством следила, как он передвигает кусок во рту, думая, куда его деть.

— Я всё неправильно сделала, да? — спросила она. — Я так и думала, что мука чересчур отсырела. Бедный капитан Роберте держал в бочонке омара, чтобы он ел мучных червей, но я уверена, что он что-то напутал. Простите. Я не обижусь, если вы это выплюнете.

И заплакала.

Мау не понял ни слова, но иногда слова не нужны. Она плачет, потому что хлеб получился ужасный. Не надо, чтобы она плакала. Он проглотил кусок и откусил другой. Она уставилась на него и шмыгнула носом, словно думала, перестать ей плакать или ещё рано.

— Очень хорошая еда, — сказал Мау.

Он с усилием проглотил кусок и прямо-таки почувствовал, как тот ударился о дно желудка. Мау откусил ещё хлеба.

Девочка вытерла глаза тряпкой.

— Очень хороший хлеб, — сказал Мау, стараясь отвлечься от вкуса протухшего омара.

— Простите, я вас не понимаю, — сказала она. — О боже! Я ещё и кольца для салфеток забыла положить. Представляю, что вы обо мне подумали…

— Я не знаю слов, которые ты произносишь, — ответил Мау.

Воцарилось долгое, беспомощное молчание. Мау почувствовал, что два комка плохого, ужасного хлеба сидят у него в желудке и замышляют побег. Он стал глотать кислую горячую жидкость, чтобы их утопить. Тут он осознал, что в углу каюты кто-то тихо бормочет. Там стояло… что-то непонятное, прикрытое большим одеялом. Казалось, под одеялом кто-то вполголоса гневно беседует сам с собой.

— Я очень рада, что мне есть с кем поговорить, — громко сказала девочка. — Я смотрю, как вы ходите по острову, и мне уже не так одиноко.

Мучным комкам, сидящим в желудке Мау, коричневое питьё явно не понравилось. Он сидел неподвижно, стараясь удержать их на месте.

Девочка испуганно посмотрела на него и сказала:

— Меня зовут… мм… Дафна.

Кашлянула и добавила:

— Да, именно Дафна.

Она показала на себя и протянула ему руку.

— Дафна, — сказала она ещё громче. Ну что ж, это имя ей всегда нравилось.

Мау послушно посмотрел на её руку, но в ладони ничего не было. Так значит, она из клана Дафна? На островах самое важное, что можно сказать о человеке, — имя его рода. Мау никогда не слыхал про такое место, но ведь говорят, что все острова узнать невозможно. Некоторые островки победнее в прилив просто исчезали, и хижины там строились так, чтобы оставаться на плаву. Теперь этих островков, должно быть, уже нет… Так сколько их всего осталось? Неужели весь мир смыло?

Девочка-призрак встала и прошла по наклонной палубе к двери. Мау решил, что это хороший знак. Если повезёт, ему больше не придётся жевать дерево.

— Вы бы не могли помочь мне с бедным капитаном Робертсом? — спросила она.

Она явно хочет, чтобы он вышел на воздух. Мау быстро встал. Плохой хлеб просился наружу, а от запаха очага у Мау разболелась голова.

Он поднялся, шатаясь, и вышел на свежий послеполуденный воздух. Девочка стояла на земле, у большого серого свёртка, который Мау видел вчера. Она беспомощно посмотрела на Мау.

— Бедный капитан Роберте, — сказала она и тронула свёрток ногой.

Мау оттянул плотную ткань и увидел тело старого брючника с бородой. Тот лежал на спине, глаза смотрели в пустоту. Мау оттянул ткань дальше и увидел, что руки мертвеца сжимают большой деревянный круг, из которого по краю торчат штуки, похожие на деревянные шипы.

— Он привязал себя к штурвалу, чтобы его не смыло, — сказала девочка, стоя у Мау за спиной. — Я перерезала верёвки, но его бедные руки не разжались, поэтому я нашла молоток и выбила ось штурвала. Я так старалась его похоронить, но земля очень жёсткая, и я не могу в одиночку поднять тело. Я уверена, что он не возражал бы против погребения в море, — закончила она на одном дыхании.

Мау вздохнул. «Она же знает, что я её не понимаю, но продолжает говорить. Я понял, она хочет, чтобы я похоронил тело. Интересно, сколько времени ей понадобилось, чтобы процарапать в скальной породе эту жалкую ямку. Но она потерялась, она далеко от дома, и я тоже».

— Я могу послать его в тёмную воду, — сказал он.

Он изобразил волны голосом и рукой. Девочка сначала вроде бы испугалась, но потом засмеялась и захлопала в ладоши.

— Да! Да! Море! Правильно! Ш-ш-ш, вш-ш-ш! Море!

Человек с деревянным кругом был очень тяжёлый, но Мау обнаружил, что ткань плотная и можно прекрасно тащить тело волоком по следу, устланному раздавленной зеленью. Девочка помогала ему в трудных местах — во всяком случае, пыталась, а когда они достигли пляжа, серый свёрток легко заскользил по сырому песку, но волочь его к западному концу пляжа оказалось делом долгим и утомительным. В конце концов Мау затащил капитана в воду у самого края рифа, где глубина была по пояс.