Ничего неизменного

— Выясни, сколько лет Слугам. Прослушивание телефонов — на Арни. Наблюдение… — Хасан поразмыслил, — по двое Слуг, кроме камер. Так оно надежней.

— Рискованно, — Заноза погасил окурок, защелкнул крышку пепельницы, — там пятеро Слуг, скорее всего, старых. Старше твоих. Небезопасно даже днем.

— Перед людьми можно поставить задачу, и они ее выполнят в меру своего разумения и усердия. А камеры можно только установить. У них ни усердия, ни разумения.

— Это да. Ни залезть, куда не надо, ни выбрать, за кем следить, ни смыться вовремя. Ок. Траффик агента мы уже сниффим, оператора и айпи Хольгера знаем, соты захватим, за домом последим. И когда скажешь, тогда и на штурм.

Снова и не без успеха Заноза притворился дисциплинированным умницей. Оставалось надеяться, что те слова, которые Хасан не понял, не подразумевают ничего слишком рискованного, грозящего срывом рейда.

Глава 5

Сегодня цветок был без письма. Пурпурный, крупный, с изящно вырезанными лепестками и темно-золотой сердцевиной, он пах сладко и сильно, как большинство ночных цветов. Незнакомый. Не тарвудский. Заноза принес его сам. Из дома, наверное. Большинство незнакомых цветов, которые он притаскивал, были из его парка. А вот те, что присылал, сопровождая письмами — все с Тарвуда. И среди них тоже попадались такие, каких Берана никогда не видела.

Правда, она и цветами никогда не интересовалась. Надо быть англичанином, чтобы одинаково сильно любить и оружие, и цветы. А Берана была родом с Гибралтара. Хоть и не сказала бы точно, какой она национальности.

Какой-то. В ее времена значение имело вероисповедание, а не кровь. Если ты не иудей, конечно. Им-то, бедолагам, хоть принимай христианство, хоть оставайся в вере отцов, одинаково несладко приходилось.

— Он из твоего парка? — спросила Берана, понюхав цветок и оглядываясь в поисках бутылочки, куда его можно было бы поставить. — Красивый. Спасибо.

— Он с Болот, — Заноза взмахнул рукой, указывая на запад. Звякнули браслеты под рукавом. — С западного края. Там целые заросли цветочных кустов и полно зверья, но нет ни одного достойного упоминания чудовища.

— А стрелять там можно?

— Если еще подальше уехать, то, да.

Берана прихлопнула ладонью по стойке и нетерпеливо огляделась. Сегодня у нее была вечерняя смена, и уже приближалась ночь. Ана вот-вот должна была сменить ее. Хотелось бы, чтоб поскорее.

Раз зашла речь о том, чтоб уехать подальше, значит, можно будет пострелять.

Все думали, что на Тарвуде не работает огнестрельное оружие. Только Заноза и Берана знали, что это не так. То есть, еще знал сеньор Мартин и сеньора Лэа тоже. Но сеньор Мартин вообще все знал, он же демон. А сеньора Лэа была очень недовольна тем, что пистолеты стреляют, и хотела, чтоб это оставалось тайной. Чтобы все подряд не начали заказывать в Порту огнестрел, а то ведь все друг друга поубивают.

Берана не понимала, почему без пистолетов никто друг друга не убивает, а с пистолетами начнут, но Заноза к мнению сеньоры Лэа прислушивался. Он ее, вообще, очень… Берана не могла подобрать подходящего слова, «уважал» было не то, «любил», наверное, тоже. В общем, Заноза сеньору Лэа очень — и всё. И поэтому, чтобы пострелять из пистолетов, они забирались куда-нибудь подальше, где не бывал никто из тарвудцев. Чаще всего — на Болота. Занозе там нравилось. Его, наверное, манили сырость и туманы, и лягушки с комарами. Он же англичанин. Беране на серых равнинах с рощицами серых деревьев и кустов стало бы скучно, но с Занозой не заскучаешь.

А возможность пострелять искупала и сырость, и ночной холод, и комаров.

— Иди, седлай Эбеноса, — сказал Заноза. И улыбнулся подошедшей Ане: — добрый вечер.

— А еще джентльмен! — Берана фыркнула, увидев, как Ана заулыбалась в ответ. Хлопнула на стойку гроссбух, забрала бутылочку с цветком и пошла переодеваться для верховой прогулки. Никто не понимает, что Заноза такой обаятельный потому, что вампир, а не потому, что хороший. Видят его, и радуются как дураки. А он только и делает, что упырится.

Нет, она Эбеноса никому не доверяла, ни конюху Петру, ни, тем более, Занозе. Сама за ним ходила. Но мог ведь предложить, давай, я тебе коня оседлаю. А она бы сказала, что Эбеноса никому не доверит, даже Петру. Ну, и ладно. Вампиров животные, вообще, боятся. Или наоборот, слушаются. Берана, когда искала способ убить Занозу, прочитала много книг, узнала много полезного, но насчет животных так и не разобралась. Зато знала, что если отрубить вампиру голову — он не сможет двигаться, если вбить что-нибудь в сердце, он тоже не сможет двигаться, а если хорошо поджечь — сгорит. Получалось, что самый простой способ убить вампира — отрубить ему голову, пробить сердце и сжечь. Правда, непонятно было, как, если что, сотворить это с Занозой. Но, вроде бы, все плохое, что он мог ей сделать, он уже сделал. И теперь убивать его было не за что.

Зато он, как всегда, открыл для нее ворота, чтобы она могла выехать со двора. А днем для постояльцев и возчиков их открывал Петр, Беране же приходилось или уговаривать Эбеноса пройти в калитку, или маяться с тяжелыми створками, с конем в поводу. С тех пор, как Заноза поцеловал ее на празднике урожая, многое, что казалось тяжелым, стало даваться легче, и все равно приятно было, когда он открывал перед ней ворота.

Вежливый. Настоящий джентльмен. Когда не упырь. 

Неизвестно, как там остальные животные, а лошади Занозу не боялись. Ни Эбенос, ни мерин Гнедко, которого он всегда брал для поездок на почтовой станции. Всех приучил, чтоб Гнедко для него берегли. Как-то, если подумать, Заноза в городе много кого много к чему приучил.

Берана и подумала, пока ехали к Южным воротам, по Бастионной, мимо заросших плющом старых стен. Раньше, давным-давно, здесь была городская стена, и бастионы — вон они два. А теперь — то ли улица, то ли бульвар. Зелено, тихо, вместо старого рва — озеро, днями там пацанва со Слобод купается. В Тизу-то не сунешься — унесет, измолотит о камни, выплюнет в ров перед замком куском мяса с перемолотыми костями.

Вот как думать о серьезном, когда в голову все время лезет разное? Заноза многих в городе приучил к тому, чтоб все было, как ему удобно. Или как ему надо. Это потому, что он вампир. Но вряд ли он задумал что-то плохое. Он мельницу строит, а мельница — это хорошо. Мигель сказал, мука дешевле станет. Когда что-нибудь становится дешевле, а не дороже, это к лучшему. Цены на хлеб и выпечку в таверне снижать вовсе не обязательно. Большие пекарни, может, и снизят — у них больше покупать начнут, получится так на так. Но большие пекарни таверне не мешают. К Мигелю люди не за хлебом и пирожками ходят, а поесть нормально. И выпить. И посидеть.

Опять не туда мысли. Да ну их! В Порту Занозу знать не знают, а Беране ни до кого, кроме портового народа, дела не было. Городские, они и есть городские. Если их упырь всех зачаровал, пусть им будет хуже. Или лучше. Без разницы.

Она помахала рукой стражникам, охранявшим ворота. Двоих знала, еще двоих пару раз видела в таверне, тоже, считай, знакомые. А десятник, Шманюк, вообще, завсегдатай. Если у него дежурство ночное, под утро всегда приходит поесть и в нарды с парнями перекинуться.

— Шманюк ведь не в Блошином Тупике живет? — спросил Заноза неожиданно.

— Нет. Он из Западной слободы. Ты с ним, что ли знаком?

Заноза покачал головой.

— Ты в Блошином Тупике бываешь? — не поняла Берана.

Снова тот же ответ.

— А почему тогда спрашиваешь?

— Хм, — сказал Заноза. — Спрашиваю, потому, что интересно.