Дорога к дому (СИ)

– Зато и другие гости к вам не заглядывают, – полувопросительно-полуутвердительно заметил он.

– Да нет, бывают, изредка правда, – возразил Гаргарон, сразу смекнув, о каких "гостях" помянул его посетитель. – Но не задерживаются. Люди у нас тертые, любую нечисть, как положено, приветить могут.

– Верю. А как у вас тут с бандитами? – словно бы между прочим поинтересовался Безымянный.

– С кем? – удивленно-непонимающе переспросил хоттолен.

– С бандитами, – повторил путник и на всякий случай, будто имея дело с тугодумом, добавил: – Ну с грабителями.

– Отроду не водились! – грубо заявил гигант. – Мы эту погань быстренько изживаем, – и, весьма неприятно усмехнувшись, добавил. – На конопляной веревке и крепком суку.

Путник задумчиво кивнул и, уставившись в кружку, принялся размышлять о чем-то своем.

– А с чего это ты спрашаешь? – видно, Гаргарон был из тех веселых молодцов, кому молчать даже некоторое время было невмоготу, потому как не прошло и пары минут, как он прервал размышления путешественника. – Я про бандитов, в смысле.

– Да встретились тут неподалёку трое, к северу по дороге, там, где у вас грушевая роща, – отозвался Безымянный, прервав размышления. – Налетели, пистолем грозили…

– Ну да, – осклабился хозяин, – а у старшого наверняка шрам на правой руке и носопетка влево глядит?

– Верно! – припомнив внешность угрожавшего ему пьяницы, кивнул Безымянный.

– Тоже мне бандиты! – насмешливо заявил хоттолен. – Наверняка Петро и не иначе как с Ваней малым и Кирей. С ними по пьяни такое иногда случается, хоть и не часто. Но нынче они изрядно наклюкались, да и потом уж больно они возмущались, когда я в конце отказался им в долг наливать. И чего с ними?

– Я же сказал, – пожал плечами Безымянный. – Шел по дороге, тут они, достали пистоль, стали грозить…

– И чего ты? Часом не… того? – испуганно спросил гигант, впившись в путника взглядом.

– Нет, – человек отрицательно мотнул головой и положил руки ладонями вниз на стойку. – К утру очухаются, я думаю.

– Это вряд ли, учитывая, сколько они вылакали, – успокоившись, пророкотал хоттолен. Громогласно расхохотавшись, он вдруг крикнул, глядя куда-то в зал: – Сеня, твой шурин с братьями снова дрыхнуть на дороге улеглись, сходи, проведай. А то как бы ими хохлатые не закусили!

– Опять? – донесся раздраженно-усталый голос из кучки толпящихся возле дальнего столика людей. – Чтоб его… Да пусть им дьяволы кишки в узел завяжут! Не пойду!

– Твоё дело, – скаля зубы, откликнулся Гаргарон, – но, когда Маришка узнает, что из-за тебя мужа лишилась, она ж тебя со свету сживет, помяни моё слово!

Недовольно ворча и сетуя на злодейку-судьбу, Сеня – ражий, патлатый паренек лет двадцати, все же внял голосу разума и, прихватив за компанию пару приятелей, направился к выходу.

– Они в этот раз подальше обычного забрались, – окликнул их у самого выхода Гаргарон, продолжавший хихикать, как заведенный. – У Грушовой Балки расположились.

– Найдём, – отмахнулся Сеня и с тем вышел, громко хлопнув дверью.

– Вечно с этим Петро одни неприятности, – наклонившись к Безымянному, доверительно сообщил отсмеявшийся хотоллен. – Не, так-то он мужик ничего, справный, но вот как выпьет – а выпить он не дурак – ему горы по пояс! Такого чудить начинает! Вот раз было: он с зелёных глаз полез в свинарник, и там его словно накрыло, порешил, что хрюши – его родичи, а он, пьяный, смел, как сам греммел, – вот он и стал им высказывать, чего в душе накопил – а прикопилось там немало! А то днём было, и свинарник не чей иной, как мой! Народу собралось – чуть не половина посёлка! А он их в упор не видит и со свиньями – вовсю говорит! По именам родни величает да орёт во всю глотку! Вот смеху-то. Не ему, правда: он как протрезвел, с неделю из дому носа не казал, синяки прятал, потому как от него больше всего хрюшам, в которых он жену с тёщей признал, досталось. Ну а потом уж и их черед наступил душу отвести, когда он проспался, значится…

Путник незло усмехнулся и, не имея в виду ничего конкретного, сказал:

– Весело живете.

– Не жалуемся, – тут же согласился Гаргарон, довольно кивнув. – Может, тебе чего погорячее налить? Ты, гляжу, мужик крепкий, чего зря рот жиденьким полоскать. А у меня, скажу я тебе, такая настоечка созрела – не оторвёшься! Ну, так как?

– Позже, – задумчиво проговорил Безымянный. – А пока налей-ка мне, хозяин, кружку молока и дай, если есть, кусок ржанухи посвежее.

– Молока?! – удивлённо переспросил хозяин.

Губы его растянулись, и казалось, что сейчас вся эта огромная, многокилограммовая масса разразится оглушительным хохотом, но тут в глазах его промелькнуло нечто похожее на догадку, а взгляд, вновь пристально обежав посетителя, задержался на его левом плече.

– Бес, – это был не вопрос. – Только прошу, не вызывай его прямо здесь, – хоттолен как-то виновато посмотрел на человека и развёл руками. – Тут людишки бесов не особенно жалуют.

– Я понимаю, – просто ответил человек.

Гигант махнул на него рукой.

– Да ничего ты не понимаешь. Думаешь, раз мы в глухомани коптимся, так уж совсем озверели? Да тут, почитай, у любого кто-нибудь обретается. У многих ещё со времён войны приживалы околачиваются, другие – чтоб от соседей, стало быть, не отстать – сами себе приятелей на шею повесили. Мы тут такого понавидались – другим, небось, и за сто лет во сне не привидится. Народ здесь пуганый, да не пугливый. Да вон, сам погляди.

Гаргарон указал пальцем за спину человеку и, недовольно пробурчав что-то невнятное, принялся ожесточённо протирать и без того чистую стойку. Путник неспешно и без особого любопытства оглянулся. Картина, представшая его взору, была до нелепости обыкновенной – такую можно наблюдать практически в каждом хотолле на земле. За одним из пристенных столиков, специально разграфлённым для игры в кости, собрался с десяток любителей этой древнейшей забавы. Поругиваясь и подшучивая друг над другом, они передавали из рук в руки небольшой стаканчик, и каждый бросок сопровождался громким хохотом или протяжным воем. Но совсем не на это обратил внимание своего посетителя хотоллен. Рядом с одним из игроков стояло маленькое существо, едва-едва достававшее своему хозяину до пояса, с крошечными загнутыми назад рожками на непропорционально крупной голове. Цепляясь передними восьмипалыми лапками за край стола, чтоб его случайно не отпихнули в сторону, создание неотрывно следило за мелькающими кубиками. От переполнявшего его азарта оно все время переступало с ноги на ногу, и в результате ко всеобщему шуму прибавлялся ещё и отчётливо различимый цокот крохотных копытец.

Вскоре ход перешёл к его хозяину, человек тряхнул стаканчик и небрежно выбросил содержимое на стол, словно заранее был уверен в победе. Но что-то у него пошло не так, как хотелось. Оглушительный хохот, взорвавшийся за игорным столом, стал ярким тому доказательством. Чёрт, у которого от огорчения вся короткая буроватая шёрстка встала дыбом, яростно подпрыгнул и пнул хозяина по лодыжке. Впрочем, человек этого даже не заметил; в это самое время он как раз пытался доказать всем присутствующим: его бросок не считается.

Одновременно с этим, на противоположной стороне стола появился – невидимый до того из-за плотного людского сутолока – другой, радостно скалящийся и улюлюкающий чертенок, принадлежащий, по всей видимости, человеку, обыгравшему хозяина первого. Заприметив друг друга, рогатые обормоты на мгновенье замерли, а затем одновременно запрыгнули на стол и… Кости, монеты и клочки бумаги полетели прочь, люди прянули в стороны, давая бойцам пространство, поднялся невообразимый гам: хозяева чертей принялись подбадривать своих любимцев, остальные свидетели, разделившись на примерно равные части, присоединились к ним, послышались голоса делающих ставки.

Черти меж тем принялись вовсю мутузили друг друга крохотными кулачками, изредка пуская в ход копытца, при этом оба пытались поддеть противника рожками или хотя бы как следует боднуть лбом. Вскоре столешница показалась им явно недостаточно большой ареной, и они свалились на пол, перевернув стол, и продолжили охаживать друг друга почем зря, катаясь из стороны в сторону и оглашая воздух задорными боевыми кличами.