Кукушка

Почему-то он поверил ей сразу. Может, потому, что был свидетелем её столь странного появления, а может, потому, что сам был не местным и ему было легче поверить, что кто-то так вот запросто способен затопить целый город, только бы добраться до врагов. И бургомистра Бенедикт тоже понимал, понимал прекрасно. Ведь в самом деле, трудно сразу принять мысль, что кто-то решил за тебя твою судьбу и судьбу твоего дома. И куда проще подумать, будто некая девица спятила от голода, войны и ставшего невыносимым ожидания, нежели допустить, будто она явилась из-за стен, пройдя через двойной кордон, чтобы предупредить горожан об опасности. Хотя, если вдуматься, женщины как раз намного более крепки в вопросах ожидания и терпения…

Сперва всё шло хорошо, даже отлично. Они зашли в мансарду к Бенедикту, где он сварил «белого кофе» и одолжил девице чулки и башмаки, после чего они сразу направились к дому секретаря. Герр Теобальд Фогт не стал их прогонять, наоборот, выслушал со всем вниманием; им даже не пришлось будить его — в последнее время он страдал бессонницей. Он тоже почему-то сразу поверил этой женщине. Ещё не пробило и часа, а к бургомистру уже отправили рассыльного с донесением и стали собираться. Дочь господина Фогта, Агнес, одолжила Зерги рубашку и платье — та поморщилась, но платье надела, хотя чувствовалось, что ей в нём как-то не по себе. Бенедикт списал всё на разницу в размерах — Агнес была выше и крупнее, хотя в последнее время сильно похудела и ушила половину гардероба. Вдобавок дочь господина Фогта была не очень красива, и кто-то проболтался ей об этом. На Зерги она смотрела как на соперницу, а на Бенедикта бросала испепеляющие взгляды. Зерги не обращала на неё внимания — гораздо больше её обрадовали туфли, ибо в Бенедиктовых башмаках её ноги болтались, как орехи в скорлупе.

Дальше было хуже. Адриан ван дер Верф, встревоженный запиской Фогта, срочно созвал магистрат, но, когда выяснилось, откуда поступила весть, не на шутку рассердился. Напряжение последних месяцев сказалось и на прочих членах патрициата, и вердикт был однозначен. Теобальд Фогт получил серьёзный нагоняй и лишился должности секретаря, а девушке попросту указали на дверь. Последствия этого Бенедикт сейчас и наблюдал.

— Проклятие! — негодовала Зерги. — Мне, конечно, плевать на этих идиотов, но люди-то, простые горожане, в чём виноваты? И что теперь делать?

— Может, предупредить их самим? — неуверенно предложил Бенедикт.

— И как ты это себе представляешь? — скривилась Зерги. — Что мне, хватать их за руку на улице и каждому говорить: «Собирай пожитки и вали на крышу: завтра город затопят»? — Она фыркнула. — Да никто ж не поверит!

— Ну, не знаю… Слухи расходятся быстро.

— Не так быстро, как хотелось бы. Dam, я должна успеть до рассвета… Успеть до рассвета… — Зерги оглянулась с таким видом, словно рядом мог обнаружиться выход. — Ну что за невезение! Как ни крути, а всё идёт к чертям, — бормотала она. — И что я суечусь? В конце концов, это не моё дело… Потонут — ну и хрен с ними, сами виноваты… Так ведь нет, зачем-то бегаю, пытаюсь что-то доказать… Ох, дура же я, ох и дура…

Она умолкла, подошла к фонтанчику, струя которого стекала в каменную чашу, вымыла лицо и напилась воды. Попутно проводила взглядом маленькую девочку: та, прихрамывая, двумя руками тащила корзинку, полную дряблой прошлогодней картошки с белыми ростками. Проходя мимо, девочка испуганно посмотрела на странную парочку, отвернулась и ускорила шаг. Скрылась за углом. Зерги потрясла головой, вытерлась передником, шумно выдохнула и сжала кулаки.

— Ладно, — вдруг решительно сказала она. — Где здесь площадь?

— Там, — указал Бенедикт.

— Там есть церковь? Или ратуша?

— Есть, даже две. А что?

— Показывай дорогу.

Эта женщина поражала его. В ней было что-то жуткое, почти нечеловеческое, словно она перешла некую грань, за которой нечего терять. Её тон был так сердит, в нём было столько яростной энергии, что Бенедикт не стал спорить, молча подчинился и зашагал к площади. Зерги не хотела идти следом или рядом с ним, как благовоспитанная девица, всё время хмыкала, вертела головой, забегала вперёд. В её повадках было что-то хищное. Юбка хлестала её по ногам.

— Эти дураки думают, что могут удержать город, — ворчала она. — Ха! Хотела бы я послушать, как они запоют зимой, когда наступят холода, кончится уголь и рыба уйдёт в море… Я пыталась вразумить их, но меня обозвали сумасшедшей! А начни я приставать к людям на улицах, не удивлюсь, если они захотят арестовать меня и посадить в тюрьму, чтоб не смущала горожан… Это площадь впереди?

— Да, мы уже пришли.

— Отлично… By Got, это что там наверху, часы? Я плохо вижу или уже в самом деле пять часов? Проклятие, сколько же времени я потеряла с этими ублюдками… Это здесь у вас висят колокола?

До Бенедикта наконец начало доходить, что она замыслила.

— Может быть, не надо? — осторожно сказал он. — На звон сбежится весь город.

— Дурак! Мне этого и надо! — рассердилась Зерги. — А если не нравится, предложи что-нибудь другое. Ну?

Бенедикт замялся.

— Нет, я не это хотел сказать… Я думал… — Он поправил очки и нерешительно посмотрел наверх. — Может быть, лучше попозже, когда все проснутся?

— Да ты спятил, парень! Нашёл о ком беспокоиться — полгорода и так не спит, а остальные скоро встанут. У меня нет времени ждать. Или хочешь сказать, что ты, такая мямля, сможешь это сделать? Идём. А не хочешь — оставайся тут.

Она решительно направилась к высоким дверям, украшенным резным изображением старцев апокалипсиса, постучалась, не получила ответа, стащила туфлю и забарабанила каблуком.

— Эй, вы! Открывайте!

Через некоторое время изнутри послышались шаги, дверь распахнулась, и на пороге показался заспанный привратник.

— Что за шум? Что нужно? — недовольно осведомился он.

— Хочу собрать народ. Вели ударить в колокол.

— Да ты с ума сошла, женщина! — рассердился он. — Какой колокол? Нашего звонаря убили в позапрошлом месяце! Да и не стану я звонить. Что за пожар? С чего звонить?

— Имею право!

— Ничего не знаю! Дозорные на стенах молчат, пальбы не слышно, стало быть, нападения не было. Убирайся прочь! Отправляйся домой и не мешай людям спать, и без тебя тошно… Христос Спаситель, и когда только эта осада кончится?!

Он стал затворять дверь; Зерги тотчас вбила в щель башмак. Привратник ослаб от голода, но девица тоже не отличалась силой, и некоторое время между ними шла молчаливая борьба. Бенедикт растерялся и никак не мог сообразить, что делать. Наконец страж победил, и дверь захлопнулась с грохотом, от которого, казалось, даже ратуша содрогнулась. Зерги топнула ногой и грязно выругалась.

— Ну, нет, я этого так не оставлю! — сказала она. — Этак уже было, и так меня не остановишь.

Она стиснула кулаки, сосредоточилась, прижала руки к груди и вдруг, выкрикнув два или три непонятных слова, шагнула вперёд, будто никаких дверей перед нею не было. Ударила плечом. Раздался треск, как от удара тараном. Зерги отбросило назад, она стиснула зубы и ударила ещё. Резная фигура евангелиста Луки разлетелась в щепки, в самой двери образовался неровный пролом, на мостовую посыпались щепки, позолота и куски ляпис-лазури. Фонарщик, гасивший огни на той стороне площади, обернулся и сверзился с лестницы. В ближних домах стали распахиваться окна. Бенедикт, ошеломлённый, потянулся снять очки, чтоб протереть, но в этот момент позади раздался топот, и на площади появился отряд — четыре стражника, десятник и двое ополченцев с аркебузами. За ними, пыхтя и отдуваясь, спешил господин ван дер Верф.

— Это они! — закричал он, увидав девушку и Бенедикта.

— Именем начальника стражи, стойте! — загрохотал десятник. — Стой, женщина! Эй, там! Схватить их!

Стражники рассыпались и побежали к ратуше. Зерги издала смешок.

— Ну, что я говорила! — воскликнула она и обернулась к Бенедикту: — Беги, парень, уноси ноги: дальше я справлюсь сама.