Висенна. Времена надежды

— Тем прощенье! И слава вечная!

Повернулся, зашагал в шатер. Спарк молча последовал за ним. Охрана увела смертников к месту ночлега.

— Оружие выдадим? — спросил наместник у самого шатра. Судья выразительно посмотрел на вражеского посланника, потом на Спарка. Тот утвердительно кивнул: говори, я разрешаю. Ратин с Волчьего Ручья оскалился:

— Ничего мы им не выдадим. Они завтра первыми пойдут на стены. Там и добудут себе все, что захотят. Хоть мечи из «медвежьей стали», а хоть доспех с золотой чеканкой.

Наместник перевел взгляд на Тигренка:

— Слышал?

Посланник, до сих пор державшийся стойко, вдруг растерял все скорбную твердость, рухнул на колени и попытался поцеловать Спарков наруч:

— Город! Господин, пожалей город!

— Встань, не позорься…

Ратин почти без усилий поставил юношу на ноги. Спарк протянул руку. Взял Камень, болтавшийся на простой цепочке поверх чешуйчатой брони Тигренка. Кивнул:

— Ты тоже знаешь легенду… — приказал дежурному:

— Проводите его до городских ворот и чтобы волос с головы не упал. Он — посол, ясно вам? На воротах вернете оружие.

Разжал пальцы, и Камень глухо звякнул по чешуе. Наместник повернул голову к горожанину:

— До завтра.

Завтрака войску не дали: в бой положено идти с пустым брюхом. Но армию уже колотило предощущение, и голода никто не заметил. Не обратил на него внимания и сам наместник. Поднявшись с кошмы перед самым рассветом, он первым делом приказал строиться к бою, зная прекрасно, что и без его распоряжения все уже делается. Оставалось наместнику приготовиться самому, и Спарк подал соответствующий знак.

И надели на него штаны, и сапоги, и поверх мягкой рубашки плотную стеганую куртку; и на голову подшлемник. Принесли кожаный широкий пояс, а к поясу пришнуровали стеганые чулки — под броню. И самую броню наилучшую: вороненый круглый шлем с личиной и кольчужной тяжелой бармицей; и черную, как ночь, чешуйчатую куртку длиной немного выше колена; а ниже колена застегнули чеканные поножи; а на руках — трубчатые наручи с наведенным золотом травами, поверх которых заходили раструбы иссиня-черных рукавиц. И подали лучший клинок, который только имелся в Пустоземье: двуострый, длиной в руку, кованый из «медвежьей стали», под рассветным небом синим огнем горящий, и так неохотно пошедший в ножны! И бережно застегнули поперек вороненой брони белую молнию: Пояс. А нож боевой, подарок мастера Лотана, заботливо пристегнули к перевязи меча. И привели сержанта личной охраны — громадного черного медведя Излучины с высоким боевым седлом на спине. И поднялся наместник Леса в седло, и поплыли за ним в светлеющем на глазах небе огромные, издалека заметные знамена: черное, зеленое, белое. Черное и зеленое к воротам, а белое вправо — легкие войска обтекали город, уходя на север, в те земли, на которые Лес до сих пор не имел даже карт.

Сержант вперевалку шагал под черным знаменем; справа по-людски на двух лапах, тяжело и непривычно, переступал командир войска, седой — когда-то бурый — медведь. И вся колонна под черным знаменем состояла почти из одних только зверей.

Спарк представил себя со стороны: стальная статуя на меховой глыбе. Хорошо смотрится: красиво и в меру грозно.

Как взрослый.

А что, собственно, делает человека взрослым?

Смерть?

Убивал, было. И его ведь убивали, и висел на седле, и рвало от смертельного страха. И выпрямился потом — и все равно Братство пошло на север… вот и дошло. До самых ворот ГадГорода.

Женщины?

Были и песни под балконом; была и рубашка от девичьих жарких слез мокрая; были и веселые, чужие насквозь потаскушки; есть и та единственная, к которой осталось только дойти — и перед тем взять город…

Власть?

Что ж, может кто и следит за ним, чтобы по нужной дорожке шел. Может, и так. А все же власть — вот она! Спарк поднял левую руку, и встала послушно вся колонна.

… Десять лет назад он впервые появился у Висенны. Стоял на пыльной степной дороге, и боялся, что его стопчет охота. И мечтал найти, спасти Иринку. Надеялся…

Разжал пальцы левой — услышал тошнотворный скрипт воротов. Спарк знал, что это: медведи из осадной артиллерии всем телом ложатся на вымбовки, медленно идут вокруг шпилей, натягивая мощные аркбаллисты; гудящие от натуги канаты толщиной в руку плачут конопляным маслом.

… Девять лет назад с волнением и гордостью излагал Неру, Терситу и Гланту свой план проводки караванов, и ожидал их помощи и поддержки. Надеялся…

Левая ладонь горизонтально и потом вверх: грифоны с коротким хорканьем разгоняются по наскоро замощенным дорожкам; оседлавшие их ежи из десанта закрывают глаза, наощупь перебирая метательные иглы в колчанах.

… Восемь лет назад ходил с караванами по степи, чертил в уме план собственного владения, не зная, выйдет ли. По крайней мере, надеялся!

Правая рука вверх! Вперед выступают медведи-смертники, нагруженные связками хвороста, большими и легкими. А за ними уже развертывается цепочка бурых холмов: одетые в клепаный кожаный доспех, отягощенные лестницами и штурмовыми секирами, молотами, чеканами, крючьями, бухтами канатов — медведи стеноломного отряда.

… Семь лет назад спорил с Бертом Этаваном, и чертил план моста через Ледянку; а Волчий Ручей уже стоял; и Глант еще был жив, и Спарк все собирался при следующей встрече расспросить его, из чего делают куртки-хауто. Надеялся!

Правая ладонь развернута — грифоны засыпной группы разбегаются согласованно, парами. Там — только лучшие, умеющие летать крыло в крыло. Между черными и золотыми телами подвешены гостинцы защитникам.

… Шесть лет назад хоронил Гланта, полоснул по горлу Неслава; глухой зимой летел в Академию, подхватил жуткий кашель, и думал, что уж в Академии-то его вылечат. Надеялся?

Левая в кулак — медведи подбирают задние лапы под брюхо, раздуваются меховыми шарами — чтобы выдохнуть и сделать первую подвижку по старому обычаю: ровно на те шесть шагов, на которые выдох примнет траву.

… Пять лет назад учился в Школе Левобережья.

Правая в кулак: остроглазые грифоны видят это мелкое движение даже с тех мерзлых высот, куда уже успели забраться; и подбирают, подбирают легонько правое крыло, начиная еще очень пологую, размашистую и нечеткую спираль — первые шаги вниз по гигантской лестнице, к смерти и славе.

… Четыре года назад — тянул весло на Хрустальном море, и просил Госпожу Висенну познакомить его со стихией Воды.

Власть?

… Три года назад получил Пояс и эту самую власть. И чувствовал себя щепкой в потоке. А Ратин шутил: «Хорошо еще, что не камнем в жерновах, как тот бедолага Хельви!»

Снова сдавило грудь. Что делать? Все определено, все! Роли расписаны. В детстве была одна роль, сейчас просто чуть-чуть иная — вот и вся разница.

Мой себе тарелку, мальчик…

А вот хрен вам!

Спарк повертел обеими кистями, что означало — молись, кто верует. Опустил руки с резким выдохом. Еще немного помедлил. Указал глазами на командира войска:

— Знамя возить над ним. За меня остается Ратин.

Наклонился к уху сержанта:

— В зеленый строй. Вперед.

Сержант послушно затопал к редкой цепочке смертников и пристроился в ее середине. Командир переглянулся с Судьей, вызванным уже из последних рядов:

— Он спятил! Убьют же!

— А если не убьют, — сощурился Ратин, — Ежели вдруг да не убьют?

Командир опустился на четыре лапы, пробасил:

— Тогда войско его обожествит. За храбрость.

— Что Опоясанному никогда не вредно. Сам знаешь, — поставил точку Судья.

— Хорошо, — согласился командир. — Его риск — ему честь. Но тогда главную команду тоже он должен отдать… — и рявкнул вслед Опоясанному:

— Спарк эль Тэмр! Прикажи начинать!

… Два года назад… что там было два года назад? Башню уже строили, или еще только рынок? Нет, рынок почти сразу построили…

Начинать? А что, и прикажу!

Обе руки резко вверх: внимание на меня!

Грифоны напрягают мышцы над крыльями.