Бастард (СИ)

— Конечно, мы и не спорим с тем, что все они достойные люди, — барон, к счастью, начал постепенно возвращаться в обыкновенную для себя размеренную, спокойную и величественную манеру речи, к которой я уже успел привыкнуть за то недолгое время, что провёл в этом замке до нашего повторного сюда прибытия.

— Это очень хорошо, потому что переубеждать вас, честно говоря, у меня нет желания, а потому я просто буду рассказывать то, что посчитаю нужным. Простите, конечно, что не могу рассказать всё, но, знаете, есть такое понятие, как общие тайны. У меня самого от вас нет никаких секретов, уж слишком хлопотное это дело — хранить скелеты в шкафу, тем более, если на этих костяшках ещё и остались следы тех причин, почему их пришлось запереть в этом предмете интерьера. Но есть те, что принадлежат не только тебе. Это похоже на сундук с двумя замками. Крайне надёжная система, кстати. Таких не очень много делают даже гномы, но всё же возьмите на заметку, в них гораздо лучше хранить те вещи, что действительно имеют ценность для вас. Всегда нужно два ключа, чтобы открыть его, а, поскольку я не получал такого у своих товарищей, то буду, так сказать, не касаться скрытой там информации, потому что не чувствую себя в праве делать это.

— Хм, вы так говорите, будто бы эти сундуки полны, что не внушает мне доверия, — барон ту же нахмурил свои брови, что сделало его и без того суровое лицо и вовсе немного страшноватым.

— Просто на них, на самом деле, замков гораздо больше, чем только лишь два, а это уже, видите ли, сразу говорит о масштабе, — я улыбнулся барону и его жене, он от этого ещё сильнее нахмурился, а его супруга сдержанно ответила мне, приподняв уголки губ и успокаивающе положила свою руку на плечо мужа.

— Что же, раз всё складывается так, то, думаю, лучше мне будет забыть о ваших оговорках на счёт «сундуков» и продолжить вести разговор как раньше. Первым, о ком мне хотелось бы узнать, это единственный представитель нечеловеческой расы в моём доме. Эльф, столь сдержанный, сколь и галантный.

— Очень точное его описание, — я слегка усмехнулся, — его зовут Нартаниэль, и с ним мы знакомы очень и очень давно. Можно считать, что с ним я провёл большую часть своей жизни. Он в определённой степени замечателен…

Адриан стоял у окна и думал. Сейчас ему почему–то вспоминался тот самый день, когда он впервые увидел тех, с кем оказался на краю жизни и смерти, балансировал на острие меча и выжил. Наверное, ночь была похожей. Вот только интересно, будет ли таким же и рассвет? Как и в тот знаменательный для принца–бастарда день он чувствовал, что стоит на пороге чего–то невероятно важного, вот только всё отличие заключалась в том, что он и малейшего понятия не имел о том, что его ждёт, что из себя представляет эта самая неведомая важность, а теперь он точно знал. Точно знал, что вскоре ему придётся переубедить Дорниса, потому что другого выхода у них нет, как только этот Горячий Человек откажется от своих радикальных идей и взглядов, как только его люди сложат оружие, то в Ланде воцарится хоть какое–то спокойствие, да и у армий мировых гигантов тогда не будет абсолютно никакого повода, что бы вторгаться на территорию королевства, потому принц–бастард верил в то, что ему удастся снова объединить под общим флагом и знаменем разрозненные междоусобицей земли королевства Ланд, как бы самоуверенно с его стороны это ни звучало. Он понимал, конечно, что это будет не так уж и просто, потому что большая часть населения Ланда уже давно стремилась к суверенитету конкретных народов, но, может, ему удастся воззвать к их разуму и дать понять, что это невозможно в теперешнем мире, с тем положением дел, при котором эти маленькие государства вскоре совсем исчезнут со всех известных карт, потому что им не удастся так быстро наладить экономику, что бы успеть подготовиться к попыткам более сильных государств поглотить их, тем более, если учитывать, что они изначально рассчитывают на помощь Княжества Шан, то у них нет совершенно никаких шансов на выживание, потому что всем известен один факт: Великий Князь никогда не прощает долгов и не забывает о них, придёт время и он напомнит, что пора бы платить, при чём сделает это в тот момент, когда будет абсолютно уверен в том, что должник не сможет ничего вернуть и вот тогда он с наигранным сожалением начнёт диктовать свои правила, которым так или иначе придётся подчиниться, поскольку второй войны за независимость уж точно новые государства не переживут. Население смешается с жителями Княжества и плакала тогда их хвалёная национальная независимость. Адриан же, как сын короля, по праву считавшегося одним ил лучших за всю пусть и не слишком долгую, но богатую на различные события историю Ланда, понимал, что нет никакого другого шанса сохранить национальное богатство населения королевства в чистом виде, кроме как снова объединить все земли и по возможности сделать так, что бы каждый регион мог похвастаться своей относительной самостоятельностью, то есть максимум, что от особенно строптивых территорий мог требовать король, так это лишь то, что бы они не слишком уж сильно расходились и пели направо и налево об этой самой независимости. К тому же, Адриан не смел забывать о том, что личность самого короля играет весьма немаловажную роль в успехе проводимой им политики, да и общей любви народа, из которой вытекает и его послушание. Он должен был проявить себя в наилучшем свете перед всем королевством в предстоящем нелёгком предприятии, что потребует от него максимум самоотверженности. Он немного боялся, об этом нельзя умалчивать, но кто бы на его месте не переживал, ведь в большей степени именно от него зависит судьба родного королевства, потому что, как ему казалось, единственной частью прошлого плана останется именно та часть, в которой отведена роль самому принцу–бастарду. Именно на него всё ещё будет возложена непростая задача выступить в качестве миротворца. И пока он совершенно не представлял, как ему удастся это сделать, потому что, принимая во внимание непростой характер Дорниса, вместе с его помешательством, о котором им намекнул призрак Лучника из Хароса, поменять точку зрения лидера храмовников словами без применения силы казалось Адриану совершенно безнадёжным, глупым, заранее обречённым на провал предприятием, но он всё же понимал, что попытаться необходимо, а что делать, если ничего не получится, решать нужно будет уже прямо на месте, после самого разговора, заранее исключив поединок, который хоть и мог по современным законам стать неоспоримым доказательством правоты и главенства Адриана, но не всегда являлся выходом, тем более в той ситуации, которая сложилась сейчас. Та идея, которую хотел до него донести друг того каменного посла эльфов, о том, что насилие только лишь порождает насилие, но не решает самой проблемы, дошла до него, и теперь он совершенно ясно понимал, почему многим хорошим по сути идеям так и не удалось надолго закрепиться в обществе: те, кто их нёс с собой, считал такой порядок единственно правильным, а потому, разумеется, старался навязать его силой. Разумеется, это вызывало, и всегда будет вызывать недовольство, несмотря на то, насколько такой уклад жизни действительно хорош.

От этих тревожных мыслей, что беспокойным роем чёрных птиц будоражили его разум, принца оторвал звук чьих–то лёгких шагов по каменному полу замка. Конечно, это мог быть Син, только его бессонница могла выгнать из уютной тёплой комнаты этого гостеприимного замка в холодные тёмные коридоры, составлявшие с жилыми помещениями столь сильно бросающийся в глаза резкий контраст, но почему–то Адриану казалось, что даргостский лидер и охотник движется совершенно бесшумно, потому что пепельноволосому всегда удавалось приходить и уходить незамеченным. В лесу принц не раз незаметно для других вздрагивал, когда Син неожиданно выбирался из чащи и указывал им дорогу. Эти же шаги, даже, скорее, шажки, походили больше на то, что к комнате Адриана приближается какая–то молодая девушка. Принц тут же начал припоминать, кто же мог претендовать на роль его ночной гостьи, но не вспомнил никого подходящего, а потому рефлекторно его рука легла на рукоять Диарниса и стала поглаживать навершие. Принц–бастард со времени приезда так и не захотел снять с пояса свой верный клинок, хотя полностью доверял Рилиану и его родителям, которые, как оказалось, являются владельцами этого места, но чувство опасности ни на секунду не оставляло его с того самого момента, как он покинул старинные развалины замка, где навсегда остались похороненными не только останки сотен безымянных и неизвестных ему людей, но и Дезард, брат Лиарда, который заслужил у Адриана уважения не только своими умениями, как бойца, но и тем действительно самоотверженным и благородным поступком, который, по сути, и лишил неразговорчивого таинственного убийцу жизни. А сейчас это подлое ощущение лишь усиливалось по мере того, как принц–бастард приближался к двери, что заставляло его нервничать, пусть и на обезображенном лице это никак не отражалось. Да и рука продолжала сжимать рукоять всё так же сильно, не дрогнув, даже когда он отчётливо услышал, как девушка споткнулась и всхлипнула, но её тут же оборвал какой–то странный писк и скрежет, слегка разбавленный, как показалось Адриану, шелестом довольно тяжёлой одежды которую вряд ли бы предпочла гостья в столь поздний час, а это значит, что помимо её самой, там, в коридоре, где сейчас не горел ни один факел (что было понятно, поскольку иначе бы из–под двери в комнату принца тянулись длинные колышущиеся слегка жутковатые тени, приобретавшие столь фантастические формы, что невольно будоражили воображение и заставляли поминутно вздрагивать, обращая на них внимание, особенно когда сквозняк, бывший здесь частым гостем, влетал и заставлял дрожать пламя, что будто бы на пару секунд скидывало с таинственных фигур цепи и давало им волю, которой они ту же пользовались с огромной радостью, шевелясь и даже, казалось, что–то шепча на ухо гостям и постоянным жильцам замка) был и ещё кто–то, что, конечно же, ну никак не придавало принцу–бастарду душевного спокойствия и нервов. Осторожно подойдя к самой двери, Адриан потянулся к двери, но его определи. Скрипнув, единственная преграда между принцем и ночными визитёрами подалась навстречу Адриану. Словно ошпаренный, принц отскочил в сторону и резким движением обнажил меч, но, к счастью, не успел пустить его в ход. Буквально ему в руки из дверного проёма свалилась молодая девушка. Её волосы шелковистым водопадом рассыпались по плечам, а сама она тут же прижалась всем телом к принцу и всхлипнула, казалось, она вот разразиться громким истеричным плачем. Адриан был, мягко говоря, ошеломлён, но ему пришлось быстро оправиться от этого удивления, поскольку следующий, кто вылетел из темноты, был настроен уже не столь дружелюбно по отношению к черноволосому принцу–бастарду и поспешил пустить в ход странные слегка кривые мечи, которые показались Адриану смутно знакомыми особенно после тех воспоминаний и неприятных мыслей, что посетили его недавно на счёт Дезарда, а потому ландестеру пришлось тут же одной рукой прижать гостью к себе ещё плотнее, а второй поднять меч, чтобы отразить атаки противника, который был для него почти невидим, ибо полностью сливался с тьмой и показывался лишь тогда, когда в лунном свете, едва проникавшим через окно в комнате, блестели лезвия мечей, что давало Адриану хоть какой–то шанс на то, что бы отбить очередной выпад. Надо признать, что сейчас принц был невероятно рад тому факту, что, несмотря на уговоры отца, не стал выбирать себе в качестве оружия тяжёлый и неповоротливый двуручный меч, которыми пользовались гвардейцы короля, а решил отдать предпочтение полуторному мечу, которым при большом желании можно было драться и одной рукой, что сейчас спасло ему жизнь. Конечно, не будь здесь девушки, бой был бы куда более честным, но принц понимал, что противник втолкнул её в комнату именно с тем расчётом, что она помешает Адриану драться в полную силу. Да и вряд ли этот таинственный ночной враг пощадит её, а принц же в свою очередь считал своим долгом защитить её от выпадов врага, которые находил невероятно умелыми, точными и смертельными. От них принца пока спасало лишь мастерство, приобретённое за время путешествий, да мысль о том, что сейчас он борется не только за свою жизнь. Конечно, навряд ли можно было сказать, что Адриану в таком положении было драться удобно и что он мог при таком раскладе показать всё своё умение и боевую эффективность противнику, а потому вскоре он почувствовал, как на боку одежда прилипает к телу (кольчуги или каких–то других защитных элементов на нём, как понятно, не было) и в глазах не секунду мутнеет из–за резкой вспышки боли. По комнате начинает распространяться едва уловимый запах палёной плоти, от которого хочется тут же вывернуть всё содержимое желудка обратно на волю, но принц сдерживается. Его противник, разумеется, видя это замешательство, которое продлилось буквально несколько секунд, поспешил тут же снова перейти в активное наступление, обрушив на Адриана град стремительных ударов, которые, казалось, направлены не на то, что бы убить противника, порубив его на куски, а измотать и нанести как можно больше ранений, чтобы принц–бастард сам в итоге сполз на пол, но при этом не умер. Конечно, всегда была вероятность, что черноволосый ландестер скончается от потери крови, но у ран, которые оставляли эти необычные для людей клинки, было одно странное свойство — они тут же прижигались, будто бы на мечи была наложена какая–то магия, не давая, таким образом, принцу потерять ни одной капли ценной красной жидкости. Долго это продолжаться не могло, а потому, скрипя сердцем, бастарду всё же пришлось нарушить кое–какие правила светского этикета, чтобы сохранить жизнь себе и своей спутнице, буквально отбросив последнюю от себя. Благо, рядом оказалась кровать, и девушка упала точно на неё, тут же свернувшись там подобно маленькому несчастному выброшенному бездомному котёнку в особенно дождливый и холодный осенний день. Краем глаза принц заметил, как начали вздрагивать её плечи, когда гостья начала плакать. И этот небольшой взгляд в сторону чуть не стоил Адриану жизни, поскольку оба клинка противника прошли в каком–то несчастном сантиметре от груди принца, едва не подарив ему очередной букет чудесных ощущений. В этой стремительной атаке противник бастарда подался вперёд, и на секунду луна выловила из темноты часть его невероятно бледного, будто бы совершенно бескровного лица, на котором красовалась жуткая гримаса ярости. Блеснули злым огнём оранжевые глаза противника, которые при таком скудном освещении и вовсе показались принцу совершенно красными. Не было никаких сомнений в том, что сейчас Адриану противостоял не человек, но всё же в этом монстре принц нашёл знакомые черты молчаливого убийцы, а эти мечи, столь сильно напоминавшие эльфийское оружие, и их свойства лишь подтверждали эту страшную догадку. Теперь объяснялось всё: и это чувство опасности, и ощущение того, будто бы за ним всё время следят чьи–то внимательные глаза, и эти пугающие тени, которые, казалось, движутся за ним от самого Сарта и неотступно преследовали его от самого Тирнада, но, казалось, оставили после того, как принц и двое его спутников весьма специфическим способом пересекли границу Султаната, а затем и Ланда, но совсем недавно снова отыскали его. По пути сюда Адриан совершенно точно различил похожие силуэты в лесу, на одной из стоянок, на той самой, на которой нашёл в своих вещах те странные записки с признаниями в любви и просьбой о личной встрече некой Лины, которая, если он правильно помнил, была сестрой Рилиана. Но тогда он был готов поклясться, что их было несколько, но тогда где же все остальные и были ли они в действительности, не навеянное ли это чей–то невидимой рукой мороки? Во всяком случае, тени для этого нового Дезарда, который каким–то неизвестным принцу образом сумел выжить в том огненном смертельном, водовороте, который сам и устроил, были явно родным домом, поскольку исчезал он там совершенно бесследно, а появлялся в самых неожиданных местах, так что принцу пришлось пустить в ход всю свою сноровку и мастерство, чтобы не оказаться поверженным в этом бою, что, надо сказать, было сделать весьма и весьма затруднительно, поскольку темнота не играла на руку Адриану, да и монстр, поняв все свои ошибки, которые по неосмотрительности допустил в самом начале, уже постепенно исправлялся и выходил на полосу лунного света значительно реже, чем раньше, а потому принцу, чтобы опять–таки не оказаться поверженным в этой дуэли со сверхъестественным существом, в которое превратился брат славного рыцаря из Сарта, приходилось полагаться не столько на своё зрение, которое едва улавливало силуэт противника во тьме и могло обмануть Адриана, сколько на интуицию. К счастью, после того, как его в плен захватили демонологи после не слишком удачного исхода поединка с зомби в тоннеле, куда они спустились вместе с Лорайном вовремя знаменательного путешествия в Султанат, принц стал значительное время уделять тренировкам, суть которых заключалась в том, что бастарду приходилось сражаться в весьма специфических условиях. К примеру, ему так и не удалось достичь успеха в балансировке, стоя на бревне, но вот зато биться в темноте, когда глаза уже не могли быть хорошим подспорьем, принц научился почти в совершенстве, хотя этот противник являлся совершенно нетипичным, ведь Адриан привык, что для врага, как и для него самого, темнота является необычными условиями и мешает выложиться на все сто процентов, поскольку и отражать атаки, и нападать становилось куда сложнее. Он чаще всего наравне с предчувствием, которое не раз выручало его в подобных ситуациях, использовал и слух, поскольку часто враги много шумели, да и по свисту клинка можно было в последний момент успеть понять, откуда будет нанесён удар и успеть отскочить, заблокировать или отвести его в сторону, но в этот раз всё обстояло совершенно по другому. Дезард двигался абсолютно бесшумно, а удары его были настолько быстрыми, что не представлялось никакой возможности успеть что–то предпринять, пока смертоносный кривой зачарованный клинок несётся к тебе, напевая при этом какую–то заунывную однотонную похоронную мелодию. Но, несмотря на это, Адриану всё же пока весьма успешно удавалось отбивать все атаки противника, пусть у самого принца и не было никакой возможности самому нанести хоть один удар или хотя бы сделать даже один отвлекающий выпад. Дезард буквально связал его боем и не давал ни малейшего шанса на инициативу. К тому же, пока что он, несмотря на взятый темп, который был, надо сказать, весьма высоким, и не думал уставать, а потому вскоре принцу пришлось начать лихорадочно думать о том, как повернуть ход поединка в свою пользу, вот только, как оказалось, сделать это было совсем не просто.