Страждущий веры (СИ)

День близился к концу, когда мы въехали под сень разлапистых елей. Едва заметные после зимы, убегали в стороны стежки, заваленные деревьями. Я ехала по большой главной дороге. Перед зимой этот лес был тихий-тихий, даже на ветру не шевелился, а теперь в нём что-то беспрестанно шелестело, хрустели сучья, мелькали тени. Будто медведь сквозь чащу ломился. Медведь? Хм... Сбоку донеслось хрипловатое конское ржание. Я усмехнулась. Насколько же он предсказуем!

Возле очередной поваленной ели пришлось спешиться, чтобы провести коня под низкими ветками. Продираться сквозь колючий ельник Лютик отказывался, а по сухим сучьям мог запросто поранить ноги. Мы долго кружили по лесу в поисках окольного пути. Солнце скрылось за горной грядой впереди, опустились жидкие сумерки, из низин поволок туман.

Мы выбрались на широкую дорогу и через полчаса были у зияющего в скале провала — входа в пещеру Истины. Я остановилась на поляне, где сохранилось наше прошлогоднее кострище, расседлала Лютика и обустроила ночлег. Умаялась так, что валилась с ног. Насколько же тяжелей путешествовать одной! Я всё время оборачивалась и искала Вейаса. Почему он мне не помогает? А потом вспоминала... Интересно, он шёл обратно этой же дорогой?

Ржание раздалось совсем рядом.

— Выходи уже!

Эхо разнесло слова по лесу. Затрещали сучья, послышалась заковыристая брань и топот копыт. На поляну выбрался Микаш, ведя под уздцы своего жеребца. Последний недовольно фырчал и раздувал ноздри, видимо, схлопотал по морде.

— Твой конь слишком шумный для скрытного наблюдения, — улыбаясь, заметила я.

Микаш поджал губы и сверкнул на жеребца глазами. Опять обиделся? Но я ведь ничего такого не сказала! Надо зайти с другой стороны.

— Порубишь дрова на костёр? — продолжая улыбаться, поинтересовалась я. — Я твои вещи разберу. Разделим работу поровну. Ну, пожалуйста!

Он поперхнулся и, наверное, даже покраснел, жаль, в темноте не разобрать.

— Ладно, — просипел. — Только Беркута расседлаю. Он слишком буйный.

— Красивое имя.

— Красивая птица. Жаль только, что коняка безголовая и этого имени не достойна.

Он вручил мне тюки и увёл Беркута на водопой. Я распаковала одеяло и тёплую поддёвку на ночь, походную посуду и жменю овса для супа. Где Микаш им разжился? Туаты овёс не выращивают. Зерно отправилось в котёл, где уже плавали куски мяса, колечки лука и мелко покрошенный чеснок. Когда Микаш вернулся, я вручила ему топор и подожгла сложенный домиком хворост в кострище. Затрещал лапник, запахло хвоей. Микаш успел поколоть дрова, пока мой хилый костерок не опал. Суп сварился быстро, и я разлила его по мискам. Съела меньшую часть. На третьей добавке Микаш опомнился и протянул мне свою миску.

— Доедай, я уже всё, — покачала головой.

— Ты очень худая и должна есть больше, — проворчал он.

— Если бы мне хотелось, я бы съела больше, — настырное внимание к моим привычкам раздражало. — Так зачем ты за мной поехал?

— Я ехал не за тобой, а в ту же сторону, что и ты, — огрызнулся он и снова принялся за еду.

— И в какую же это?

— В Нифельхейм.

— Здорово! Значит, нам не по пути.

Микаш удивлённо вытаращился.

— В любом случае дорога тут одна: в Гартленд. Перевал в десяти вёрстах к востоку отсюда. Ты заблудилась.

— Неужели? Я пойду через пещеру, — я кивнула в сторону закрывавших проход елей. — Вы шли через перевал? Троллей не встречали?

— Йорден струсил. Мы плыли на корабле. Урсальский капитан хорош, правда, пахнет от него, как от морского демона, и повадки такие же, — Микаш задумчиво повёл плечами, облизывая остатки супа с ложки. — Морем безопаснее.

— Денег нет. К тому же женщин моряки не любят или любят слишком сильно. Меня уже пытались изнасиловать, во второй раз испытывать судьбу не хочу, — я пошевелила палкой головешки в костре. Не думала, что смогу говорить об этом спокойно, но теперь даже злости не осталось, только досада.

— Тебя пытались изнасиловать? Кто и когда? — переполошился Микаш. Я лишь повела плечами.

— Кузен. Ещё в самом начале путешествия. Я была виновата, дала ему ложную надежду, осталась с ним наедине... Если бы не Вей, я бы умерла от страха. Или от стыда. Вей. Вей...

Я снова обернулась ко входу в пещеру. Сердце стягивало тоской. Кто теперь будет защищать меня от моей глупости? Разве что этот...

— Не думал, что они и со своими так себя ведут, ну кроме… всех, — Микаш понурился. Огонь отражался в его глазах.

— Своей я никогда себя не чувствовала, не чувствовала себя собой. Только сейчас начинаю узнавать, какая я на самом деле. Тебе нравится?

Он посмотрел на меня, склонив голову набок. Ответ читался у него во взгляде, всегда был там, просто я не замечала, как будто мои глаза застилала мутная пелена.

— Давай спать. Завтра, пока не выберемся из пещеры, расслабиться не сможем. Кто будет первый? — заговорила я на более насущную тему.

— Спи. Я покараулю.

Я хоть и старалась изо всех сил вести себя дружелюбно, но все равно раздражение прорывалось наружу. Он считает меня слабой? Вдох-выдох. Нельзя позволять эмоциям затмевать разум. Надо найти довод, который подействует.

— Тебе тоже нужно отдыхать. Вдруг на нас демон нападёт, а ты устал? Пещера — опасное место, сам знаешь.

Микаш в задумчивости жевал губы.

— Ладно. Только ты ложись первая.

Я надела меховую рубашку и, завернувшись в одеяло, устроилась у костра. Проснулась сама, как и рассчитывала, через шесть часов, заворочалась, выбираясь из плотно подоткнутого одеяла.

— Спи, — буркнул Микаш. Явно надеялся, что я просплю до утра. Как ребёнок!

— Сам спи, твоя очередь, — ответила я скрипучим голосом. — Ты же обещал.

— Только прикрою глаза ненадолго, — Микаш зевнул и укутался в одеяло. — Спой мне ту песню, про сны.

Вот это комплимент! Я придвинулась ближе, он положил мне голову на колени, и я запела, стараясь не сфальшивить. Упрямец засопел и расслабился, едва я успела допеть второй куплет. Уснул, видно, умаялся за день. Почему себя не бережёт?

Трещало пламя, затягивали трели предрассветные птицы. Туман кутался в золотое и алое. Из-за гор брезжили первые лучи, пронзали тени. Весеннее солнце такое беспощадное, что даже жалко ночную мглу.

Увидеть белые ночи не удастся. Ещё бы пару недель подождать. Хотя ждёт ли меня тот, к кому я спешу? Нет, терять надежду нельзя, иначе всё бессмысленно.

Я подбросила в огонь дровишек, сходила за водой и приготовила завтрак: жидкий суп с мясом и остатками овса. Разлив его по плошкам, разбудила Микаша. Он протёр глаза, буркнул что-то про то, что я снова не разбудила его вовремя, сбегал к ручью умыться и принялся есть.

— Ты не отступишься? Хочешь идти за мной? — спросила я, наблюдая, как он заглатывает суп, обжигая язык и небо.

Микаш кивнул. Я вздохнула. Значит, нужно идти вместе и заботиться о нём, иначе с ним что-нибудь стрясётся.

Я упаковала вещи, пока он доедал и седлал Беркута, а когда пришло время трогаться, вручила ему шарф.

— Обмотай лицо. В прошлый раз нам мерещилось всякое. Вейас сказал, что это из-за грибных спор.

— Сейчас не время для грибов. Разве что сморчки-строчки, но они безвредные, — почесал затылок Микаш, но шарфом обмотался и пожал плечами: — Если твой брат говорил, значит, что-то там есть.

Я отвернулась, смахивая мысли о Вее вместе с непрошенными слезами. Мы запалили факелы и пошли. Проход был ровный и гладкий. Я не запомнила его с этой стороны: видения унесли меня в лиховерть безумия. Стоит ли рассказывать Микашу, что с нашей первой встречи в Ильзаре или даже до неё он частый гость моих снов? Безликий сказал, что ничего плохого не случится, если Микаш выберет правильный путь. Не буду лишать его надежды.

Однообразный проход змеился под горой пробитым водой руслом. Развилок не было. Возможно, они существовали только в наших с Веем головах. Дышать через шарф становилось всё труднее. Лицо промокло и прело от испарины.

— Погоди, — я остановилась перед крутым поворотом, вручила Микашу поводья своего мерина и полезла в сумки. — Вон они! Посвети сюда.