У ворона два крыла (СИ)

— Само собой, — улыбнулся Том, а когда он так улыбался, сопротивляться ему не мог никто. Кроме разве что Дамблдора, который все хмурился да выспрашивал, чем таким занят не в меру активный третьекурсник.

Не в меру активный третьекурсник тем временем насел на Слагхорна (тот нас привечал, мы на уроках были лучшими из потока), но не с целью пробиться в его знаменитый клуб («Была охота время терять!»), а ради разрешения посещать закрытую секцию библиотеки. Тома, видите ли, потянуло на темные искусства. Мне очень хотелось побиться головой об стену, как домовые эльфы, но я сдержалась. Хуже всего было то, что и мне пришлось штудировать с ним вместе эти жуткие манускрипты, чтобы если не освоить этот кошмар досконально, так хоть иметь представление о том, какое безумство затеял Том на этот раз, и успеть его остановить.

От Дамблдора приходилось прятаться: узнай он, чем увлекся Том, живо пресек бы эти занятия. И что ему так дался мой приятель? Может, старик тоже знает, что за предки у Тома, и вправду хочет приспособить амбициозного мальчишку к каким-то своим делишкам? Кто его разберет…

К гиппогрифам мы все-таки сходили. Красивые звери, своенравные, но если им не хамить, могут даже прокатить. Это, скажу я вам, сильное ощущение, куда там полету на метле! В первый раз я молилась только о том, чтобы все поскорее закончилось, пусть даже я свалюсь с высоты птичьего полета (это Том уже научился задерживать падение, а мне такое не давалось), а потом вошла во вкус. Верхом я ездить немного умею, тем более, без седла — на ферме есть пара лошадей, вот на них я и каталась, когда гнала на выпас, — а дальше главное держаться покрепче, гиппогриф все равно сам выбирает, куда ему лететь. Ну если только послушает, направо свернуть или налево…

Одним словом, мы очень продуктивно проводили учебный год. Только вот на Рождество домой не попали: отец запретил возвращаться. Ну что ж, у нас имелся огромный неисследованный замок, богатая библиотека и множество идей!

Летом на ферму мы опять-таки не поехали, остались в школе, и если я думала, что наставники наши — звери, то глубоко заблуждалась. Если Том сказал, что дотянет меня до своего уровня, значит, он собирался это сделать вне зависимости от моего желания. Я плакала от усталости, а он вытирал мне слезы и велел снова становиться на позицию.

А еще началось то самое — непонятные вспышки злости, обиды и прочее. Метод счета до десяти, а лучше до ста и обратно пока выручал, но я все равно боялась сорваться. До выдержки Тома мне было куда как далеко! Помню, как-то раз я его ударила, когда он начал выговаривать мне за лень и небрежение. Ну как ударила, смазала пальцами по щеке и сама же разрыдалась, а потом почувствовала, как он меня обнимает. Неуклюже, но явно от души.

— Томми, прости. Я забыл, что ты слабее меня и сильно устала, — сказал он мне в ухо. — Тебе нужен роздых. Пойдем, у озера посидим? И все, никаких занятий на неделю минимум. Не то я тебя уморю, а ты мне нужна живая и здоровая. Не реви, а то нос распухнет, будешь похожа на вомбата. Видела вомбата?

— Нет, — я даже плакать перестала. — Кто это?

— Посмотришь на картинку, поймешь, — когда Том улыбался, устоять перед ним было невозможно. — Все, пойдем. Не обижайся, я просто не рассчитал…

— Я не обиделась, просто сил нет, а ты еще выговариваешь, что я не стараюсь, — шмыгнула я носом. — Садист.

— А сразу сказать, что устала, нельзя?

— А ты говоришь, что я симулянтка!

— Извини, — после паузы произнес он. — Я учту на будущее.

А после отдыха дело пошло на лад. Я все равно не дотягивала до его возможностей, но повторить то, что он показывал, вполовину, а то и в три четверти силы могла. Я полагала, для девочки этого достаточно. Том тоже так решил, сказав, что раз мне лучше удаются зелья, то это будет моя зона ответственности. И выдал кипу зловещего вида манускриптов — разбираться, что к чему…

Ну а с началом нового учебного года случилось неизбежное: мальчики и девочки вполне созрели. Четырнадцать, шутка ли!

На меня постоянно таращился ловец с Гриффиндора, рослый симпатичный парень на год старше. Том начал заглядываться на голубоглазую девочку с Хаффлпаффа. Занятия наши потеряли интенсивность, и когда Том в открытую ушел на свидание, я тоже ушла, с тем ловцом, Генри его звали. Симпатичный парень, что и говорить, неуклюжий от смущения, он не знал куда деваться и о чем со мной говорить. Попробовал, правда, поцеловать, но, поскольку зажмурился, то промахнулся и попал мне в нос. Чуть не разбил, кстати. Ну и какое после этого свидание?

По пути обратно в гостиную я чуть не налетела на Тома: он размашистым шагом шел туда же.

— Как свидание? — осведомилась я.

— Так же, — лаконично ответил он, оценив выражение моего лица, взял меня за локоть и отвел к окну. — Томми, я должен был удостовериться.

— В чем?

— Что девочки мне не интересны.

— Хочешь, с Генри познакомлю? — не удержалась я.

— Да ну тебя с твоими шутками… — поморщился он. — Я не в этом смысле. Ну, Элис хорошенькая, хихикает, прижимается даже, глазками хлопает. Дура дурой. Половины моих слов не понимает вообще, четверть переспрашивает. На кой мне такие мучения?

— То же самое, Том, — невольно улыбнулась я. — Встретились — мычит что-то, мямлит, краснеет, потеет, о чем говорить, не поймет, целоваться полез — чуть нос мне не разбил. А так вроде неглупый парень.

— Значит, так тому и быть, — непонятно произнес он. — Нам с тобою хоть есть чем поделиться.

Я кивнула. О любви речи не шло, какая любовь в наши годы, но мы уже так притерлись друг к другу, что не воспринимали остальных. Может, конечно, когда-нибудь что-то и вспыхнет по отношению к другому человеку, а пока…

— Ты с ума сошел?!

— Я один разок, — сказал Том. Глаза его были совсем рядом, черные, шальные. — И еще…

Целоваться он не умел точно так же, как и я, было смешно и волнительно — вдруг застукают? Не застукали, и я до сих пор помню запах той пыльной портьеры, за которой мы прятались, прерывистое дыхание Тома и короткие касания горячих губ — иначе мы тогда целоваться не умели.

К концу года, правда, научились, но дальше поцелуев и объятий не заходили. Я знала, что многие однокурсницы уже сменили не по одному кавалеру, и у них доходило до большего, нежели просто потрогать друг друга, но я считала, что еще рано. Том придерживался того же мнения, и хоть я прекрасно знала, что мальчишки в этом возрасте легковозбудимы (мама предупреждала), он умел держать себя в руках. А чем он там занимался в спальне или уборной, дело десятое.

В этот раз я заявила, что поеду домой, хоть режьте. Да, было очень страшно попасть под авианалет: Хогвартс-экспрессу ничто не угрожало, а вот обычным поездам… Я знала, что Том сумеет прикрыть нас щитом от осколков, случись что, но от прямого попадания снаряда не спасет. Но я очень хотела увидеть родителей…

Мы добрались до фермы благополучно. Мама облила меня слезами, папа поинтересовался успехами, а бабушка немедленно усадила за стол. Прежнего изобилия, конечно, и в помине не было, но все равно ферма Редли исправно снабжала провиантом и соседей, и квартирующих неподалеку солдат, да и самим хватало.

— Томми, зайди ко мне вечером, — попросил папа после ужина.

У него была странность: он не ночевал в одной спальне с мамой. Это потом, послушав разговоры, я удостоверилась — у большинства знатных семей заведено именно так. Должно быть, переступить через воспитание он не смог либо не захотел, отговаривался тем, что сильно храпит. А то я не слышала! Бабушка — и та храпит громче!

— Как там в школе? — спросил он, когда мы умостились на диване.

— По-прежнему, — улыбнулась я. — Учимся. В Запретный лес вот ходили… несколько раз.

— И не побоялись? — приподнял папа брови.

— Если единорожьей тропой идти, то ничего страшного, — заверила я. — Ну и к паукам соваться не стоит. А гиппогрифы, оказывается, любят дыню и тыкву. И кататься на них не сложнее, чем на наших лошадках, главное, держаться покрепче.