ПодЛох

Но потом начал подозрительно ко мне присматриваться. Учуял что-то. Но на все его заковыристые вопросы я отвечал четко, кратко как по военному. Дескать, грызу гранит науки, все очень нравиться, горжусь будущей профессией. К тому же любовные увлечения мешают обучению и все в таком же духе. Роланд слушал, согласно кивал головой, а глаза смотрели очень серьезно. И не без повода. Я ни на миг не переставал думать о Джалии. Мне даже иногда становилось не по себе. Получалось, обманывал друга.

Незаметно мы сдружились. Недаром говорят братья по оружию и крови. Не зря он меня забрал и приметил. Короче говоря, сошлись характерами. И если со стороны Роланда все было честно, то с моей…да что там говорить. Волков бояться в лес не ходить. Тем более, не могу же я жениться на Роланде?

Но Джалия, как в воду канула. Наткнулся в столовой на Ника, так от него ничего не добился. Антон и Игорь вообще при виде меня старались убраться подальше. Отловил Ирку между парами — она сделала заговорщицкий вид и рассказала, что ее подругу держат под домашним арестом. Само собой помочь влюбленным, она не прочь, но обстоятельства. Обстоятельства те же, читай выше. Папа — ректор, сынок — крутой. Но адресок все же шепнула. Хоть какой-то просвет в конце туннеля. Главное, чтобы не прожектора приближающего локомотива. Решено, завтра после пар, найду Джулию и все как на духу ей скажу. Не дети же от родителей прятаться. Тем более Ирка вселила в меня надежду. Да замужем, но живут, как в разводе. А муженек и «сам не ам и другим не дам». Чистая собака на сене. Правда очень большая и злая.

И вот наступил счастливый день.

До конца учебного дня оставалась всего одна лишь пара. «Приметология», на мой взгляд, совсем не нужная наука. Ну где это видано, чтобы мы будущие охотники сверяли свои дальнейшие действия со старыми народными приметами. Да и препод был немножко не в себе. А если откровенно — совсем не в себе! Представьте картину: вечно ссутуленный, растрепанные пегие волосы не расчесывались лет десять (а как расчесывать-то, счастья не будет — примета такая), изношенный камзол, потерявший давно свой первоначальный цвет. Деревянные башмаки (чтобы не обидеть домового) и куча всякого хлама в рюкзаке за спиной. На моей памяти, он его никогда не снимал. Если что достать надо щелкнет пальцами и предмет тут как тут в руках или в том месте, где ему нужно.

Говорили, что до того как стать преподавателем в нашем институте, был неплохим оперативником. Специализировался на смежных измерениях. Был у него дар, открывать двери между измерениями, да так, что никто ему и в подметки не годился. Но потом старик свихнулся на одном из своих заданий. Да ничего страшного. Не буйный. Часть своего умения, конечно, растерял, говорит, голова не та стала, но и остатка его дара хватало за глаза. Бывало такое учудит, что диву даешься. И уж больно нравился ему его предмет. Всегда говаривал, хочешь быть лучшим, присматривайся и принюхивайся к окружающему. Мол, наши прадеды не зря приметам верили и нам завещали. Короче мучил нас, спасу нет.

Порой спросит — а почему нельзя брать булавку, если она лежит острием к тебе? А ты напрягай мозг, вспоминай. Не ответишь — пара гарантирована. Три двойки подряд и домашнее задание. Этого все студенты боялись как огня. А как не боятся. Если у него дома, очевидцы говорили, наслоение аж пяти измерений. А давать задания Бартоломей Зигизмундович (имечко то какое) был мастак. Закрутит, завертит в измерении, дверь не найдешь и пока не ответишь на вопросы, не выпустит. И что делать, если здесь пять минут пройдет, а там лет пять. Вот и сидишь, как в тюрьме и мучаешься. Изверг, одним словом. И главное, не было ни одной записи, ни в одном деле, что эта приметалогия кому-то помогла.

Сегодня Зигизмунд (как мы его за глаза называли) явно был в ударе. Притащил большущего и ленивого черного кота. Кот был килограмм двадцать и явно кастрированный. Он невозмутимо с достоинством выполнял все задания преподавателя. Надо — замяучит, значит, скоро ребенок появиться, надо — передними лапами в стекло упрется. Гостей жди. Ну а про то, если дорогу перейдет, и так все знают. Но тут у нашего препода возник один заковыристый вопрос. И кому вы думали его задали.

— Итак, Иван, — Зигизмунд потер руки в предвкушении, у меня то уже две двойки были, — с черным котом мы определились, а что делать, если дорогу перейдет трехцветный кот?

Попадос, как я говорю. Начал лихорадочно вспоминать, что же там, в учебнике про трехцветного кота говорилось. А вместо того, чтобы внятный ответ найти в моей дурной голове, образ Джалии и адресок заветный. И все. Вселенская пустота! Дался ему этот кот трехцветный!

— Так, так Синицын, сколько у вас уже двоечек? — он потянулся за журналом.

И тут произошло чудо. Открылась дверь, и в лекционный зал вошел секретарь Ректора. Он что-то проговорил тихо Зигизмунду и удалился.

— Повезло тебе Синицын. К Ректору, срочно!

Час от часу не легче. И что же означает этот треклятый трехцветный котяра?!

— Ну те-с, здравствуйте молодой человек. Как здоровье?

Олег Павлович внимательно посмотрел на меня поверх очков.

И не поймешь, смеется, или действительно переживает.

— Спасибо, господин Ректор, — гаркнул я молодцевато, — все хорошо. Здоровье отличное!

— Гляди ж ты, орет как на параде и формулировка официальная. Ты брось то официоз свой, и присаживайся, дело у меня к тебе есть.

Я секунду размышлял, не пойти ли напролом и не выложить ли все как на духу ему про сыночка буйного и про зазнобу мою, но решил пока рано. Отодвинув стул, аккуратно присел на краешек. Мало ли что.

— Ты Иван не сердись на Дэва, он горяч и молод. Весь в маму. Я не буду вмешиваться в ваши юношеские раздоры. Что же касается Джалии, то она уже не маленькая, сама разберется. Не скрою, для меня это неприятная ситуация, да и вообще… — Ректор оборвал себя на полуслове и замолчал.

Мне сразу стало неудобно, и я заерзал. Ну почему всегда, в самый ненужный момент, мне становится невыносимо стыдно? Стыдно за Джулию — вертихвостка, стыдно за Дэва — отца подвел, и очень стыдно за себя — семью разбил. Хотя в последнем утверждении ноль логики, они расстались задолго до нашей встречи (по крайней мере, так говорила Ирка), но стыдно было хоть проваливайся в ад, или что там у них вместо него. А еще стало жаль Олега Павловича.

Я прочистил горло, собираясь хоть что-нибудь сказать.

Олег Павлович устало махнул рукой, и мы поняли друг друга без слов. Все и так ясно.

— У меня к тебе Ваня, есть одна просьба. Приказывать в этом случае тебе я не могу, так как ты еще не перешел на второй курс и еще не зачислен на практику. Ты уже полгода как студент, преподаватели тебя хвалят, особенно Георгий Аркетович.

Перед моим мысленным взором предстал преподаватель по самообороне и быстрому реагированию. Я даже после занятий бежал к нему. Вы то поняли почему. Встреча с «бетонной балкой» коей являлся сынок Ректора, требовала адекватных мер.

— Как я уже и сказал, тебя хвалят и я этому очень рад. Скоро летняя сессия, а там и каникулы. Я похлопотал за тебя, и все со мной согласились, что тебя можно экстерном переводить на второй курс. А на втором курсе, ты это наверняка знаешь, первые полгода, казарменное положение. Все студенты факультета приписываются к оперативным частям. Но туда, куда ты поедешь — боевая обстановка. И в этом случае, я должен получить твое согласие.

У меня бухнуло в голове и мысли понеслись вскачь. В этом сумбуре только одна четкая мысль, я не увижу Джулию!

— Можешь сейчас не отвечать. Все тщательно обдумай, и приходи завтра. Если у тебя есть вопросы, задавай.

Спустя полчаса я вышел из кабинета Ректора и поплелся к выходу из института. Оставалась еще одна пара по «сопромату организма в экстремальных условиях», но я и так сдал зачет по предмету еще на прошлой неделе. Подойдя к остановке, до студенческого автобуса оставалось еще минут сорок, я присел на скамейку и вдохнул свежего весеннего ветерка. Март на дворе!