ПодЛох

Итак, что мы имеем. Отправляют меня на полгода в тьму таракань, а точнее на границу Украины с Румынией. А может чуть дальше, в Карпаты. Наши украинские коллеги, разрешили дислокацию батальона оперативного реагирования в одном «нехорошем» месте, как выразился Ректор. При батальоне десяток ЛОХов. Украинская сторона и на них выдало разрешение. Румыны против тоже не были. Я еще тогда удивился, но мне объяснили, что политические проблемы даже здесь, одни и те же. Только ко всему прочему добавились эти «нехорошие» места, которым было наплевать на государственные границы. А так как специалистов в области ликвидации таких явлений имели всего несколько стран в мире, большая политика отступила на второй план. На первый вышла древняя жажда жизни. Зачем мертвым, границы и сомнительные комплименты западных коллег. Кстати, западные коллеги как раз и отказались ввести свой контингент в этот район. Причины не ясны, и бывший младший брат, обратился к старшему. Тоже бывшему. После прибытия, мне предписывалось попасть в распоряжение роты, где мой новый куратор, объяснит мне, что к чему.

На мой откровенный вопрос, почему я должен туда ехать, получил откровенный ответ, что лучшие из лучших, каждый год проходят боевую практику, в отличие от остальных студентов. И что только те, кому выпала такая честь, после окончания института могут рассчитывать на интересную службу в разных частях света и уголках Упорядоченного (тут я удивился). А те, которые соответственно не удостоились, протирают штаны в различных сыскных конторах и к сорока годам спиваются от однообразности и мерзости окружающей их действительности. Ко всему прочему, Олег Павлович намекнул на мои скрытые возможности, которые нужно раскрыть и раскрыть, так как надо. Как это, как надо и самое главное кому надо — я так и не понял. Вернее кому надо, наверное, мне, а вот первая часть фразы осталось загадкой. Вот вкратце и все.

Как я и предполагал, беда одна не ходит. По адресу, которая мне дала Ирка, оказалась одна ветхая бабулька, которая прошамкала, что ходють тут всякие подозрительные личности и все спрашивають. На то, кто «ходють» и что «спрашивають», я так и не добился внятного ответа. Через пару минут чтения нотаций, бабулька заверила меня, что если, дескать, я не уберусь подобру-поздорову, она вызовет участкового. И он то мне покажет огульнику.

Опрос соседей по лестнице тоже ничего не дал. В силу отсутствия опроса. Никто дверь мне не открыл и песня про участкового повторялась с завидной частотой. Интересно, за что его народ так любит.

Во дворе, в песочнице, возилась девчушка лет пяти. Я с сомнением посмотрел на нее, прикидывая ценность информации, которую можно получить от дитяти, плюнул в сердцах и побрел обратно в метро. От Арбатской до Текстилей еще тащится. Вот встречу Ирку и убью. Предварительно узнав адрес.

Время между двумя и четырьмя дня, самое золотое в метро. Можно сесть свободно и не приотворяться что спишь, лишь бы не уступить место пожилому человеку. Можно даже ноги свободно вытянуть. Красота. Вот всегда бы так. Да еще персональный вагон каждому, и без остановок до нужного места. Транспортный коммунизм, одним словом.

Я зашел в вагон и сел напротив схемы метрополитена. Как и ожидалось в вагоне почти никого. Прыщавая парочка, жертвы сексуальной революции, шли на рекорд по продолжительности поцелуя взасос. Дальше, погруженной в себя интеллигент, старой закалки, читал толстую книгу, непрестанно поправляя очки, которые и не собирались сползать. Почему старой закалки, потому что только они обертывают обложки книг газетным листком, чтоб не дай бог не обтрепались уголки книги. Ну и конечно пролетариат, здоровый пузатый мужик, с зажатой в кулаке полтора литровой бутылкой пива. Причем пальцы его руки нежно охватывали тело бутылки, словно стан красавицы. Он тихонько напевал что-то.

Из-за шума поезда слышно не было что, но он очень одухотворенно тряс головой в такт песне. Жизнь удалась! Мне тоже захотелось пива. Вздохнув, я закрыл глаза. Я подремывал, вполуха слушая хорошо поставленный голос диктора, который, играя обертонами, вещал по поводу дверей и следующей остановки. Перестук колес убаюкивал, но на краю сознания вдруг царапнуло неприятное ощущение. Я открыл глаза, и окинул взглядом вагон. К старой обстановке (интересно, у них губы не болят), прибавилось несколько персонажей. Бомж, облюбовавший самое дальнее место. Его неистребимый запах фекалий, грязи и закисшего мусора крался по всему вагону. Хотя это его мало волновало.

Неприятный тип, прямо напротив меня, посмотрев, лениво отвел глаза, я мысленно проверил, надежно ли спрятан кошелек со студенческим билетом и астрономической суммой в двести рублей, не считая мелочи. Чуть дальше, симпатичная нимфетка, вся такая из себя с плеером, рюкзаком, кислотными колготками и юбочкой, которая пыталась прикрыть пупок. Ее челюсти беспрерывно двигались, пережевывая иностранный бубльгум, который вместо зубной пасты, одновременно с этим два развитых больших пальца, строчили очередной sms. Больше новых пассажиров не наблюдалось.

Я медленно прикрыл глаза…вот опять! Гвоздем по стеклу, пенопластом по стене. Звук. Я отчетливо понял, что это был звук. Это гудение, на краю сознания я уже слышал! Тогда, когда…нет, не вспоминай! Я испугался и враз вспотел. После диагностики меня бедного, Ректор мне дал несколько, так скажем, рекомендаций. И самое главное правило — не вспоминать и не искать ассоциаций. Один раз я не послушал. И провалился в черное. Яма без дна и света поглотила меня. Я летел и не знал когда достигну поверхности.

Не на шутку переполошившийся Роланд, вытащил меня, с помощью врачей через два часа. Прошло всего два часа. А для меня — вечность!

Но это гудение меня не отпускало. Как только поезд разгонялся, уезжая, и тормозил перед следующей остановкой, возникало это гудение. Гудение, бежавшего по толстым проводам, электричества.

Я вышел на следующей остановке, кажется Пролетарская, шатаясь, будто пьяный. Перед выходом, милиционер подозрительно посмотрел на меня, и было, качнулся в мою сторону, но его внимание отвлекла более легкая добыча. Три узбека, сжавшись, пытались проскочить мимо представителя власти. Не удалось. У него отменный нюх, как у легавой собаки, и он сразу знает, у кого и что проверять. Да не мне судить. Кушать всем надо, иди, проживи на пять тысяч рублей, которые хоть уже не деревянные, а все равно не хватает. Бабло правит миром и Москвой. И Изнанкой, тоже.

Отдышавшись немного, я поймал такси и через двадцать минут открывал дверцу холодильника, где томилось лекарство в запотевшей бутылке. Роланда дома не оказалось. Ну да ладно. Как говориться один раз не пи…, короче, один раз выпьешь в одиночестве — не алкоголик. Ну, будем!..

— Черный ворон, черный во-орон, что ж ты вьешься надо мно-о-ой, ты поща-ады не добьешься, черный во-о-орон, я не твой…

— Так, по какому поводу пьянка, студент?

Я сфокусировался на Роланде, который почему-то слегка двоился.

— Проходите к столу, штрафная! — я потянулся к бутылке, — к нам приехал, к нам приехал Роланд Альбертович, драгой!

Бутылка оказалось пустой.

Я виновато посмотрел на него, икнул и почувствовал, как все горе мира обрушилось на меня. Лекарство кончилось, любовь — кинула, и еще армия светит. Елы-палы, только сейчас до меня дошло, что меня отправляют в армию, да еще и в горячую точку. Только при жизни отмазался от почетного долга, как тут все равно достало. Иди и служи. Родина мать не забудет. А если и забудет — не беда. Каждый мужчина должен отслужить и точка! Служил — мужик, не служил — баба! И не важно, что больше трети после армии физические уроды, и почти что все — моральные. Ты должен отдать долг. Главное не перепутай Кутузов. В некоторых частях, можно отдать и честь. Причем на полном серьезе. Конечно потом, не будет проблем со стулом, а глядишь понравиться, так вообще, человеком станешь. Шоу бизнес ждет тебя малыш. Иди сюда скорее, противный!

Я попытался пустить две скупые мужские слезы, не получилось.