Вечный мент или Светоч справедливости

Я вышел из метро и снова заспешил по улице, обгоняя прохожих. Нельзя было останавливаться ни на минуту. Если Сахнов обратился за помощью к своим друзьям – в чем я, правда, сильно сомневался – они постараются сделать все, чтобы как можно скорее найти меня и убить.

Когда враг все время идет за тобой по следу, когда ты уже не можешь быть уверен в собственной безопасности, ты превращаешься в дичь. Ты чувствуешь, что утратил силу, стал сам слабым беззащитным зверьком. Не самое приятное ощущение для того, кто привык ловить людей в перекрестье прицела, и долгие годы мнил себя хищником.

Через пару часов бесцельных блужданий по улицам Москвы, я окончательно выдохся. Остановился возле уличного кафе, размышляя, стоит ли зайти внутрь. Затем вспомнил, что у меня нет ни копейки денег. Последнее время они у меня не задерживались. Как будто на меня наложили финансовое проклятье. Я всегда был убежден, деньги – мистическая субстанция. Иначе, почему один трудится изо всех сил, но при этом остается бедным. А другому, чтобы заработать целое состояние, не приходится прикладывать никаких усилий.

Я присел на бордюрный камень, немного отдохнул и продолжил безостановочный бег. Я ждал появления Кухериала, он должен сообщить, что дело сделано. И тогда я смогу направиться на место.

Бес явился только к вечеру, скомандовал:

– Следуй за мной… И поторопись.

«Хорошо ему говорить: „Поторопись!“, – подумал я, – а я уже едва ноги переставляю». И все же заставил себя следовать за Кухериалом.

Он заметно радовался, потирал ладони и похлопывал себя по лысине, что у него, как я давно успел заметить, означало крайнюю степень радости.

Перемещаясь по защищенному магией периметру, я наткнулся на дыру. Почувствовал ее кожей. Сахнов выполнил обещание, нарушив заслон. Я оглянулся. Кухериал молча указал на непримечательную доску метра в полтора длинной. С импровизированным засовом наперевес я приблизился к дверям здания. Изнутри доносился гул голосов, звучала церковная музыка. Доска легла на место, как влитая, словно только для этого и предназначалась.

За спиной послышалось хлопанье крыльев. Я резко развернулся. Множество фурий стекались по воздуху к старому зданию, прямо в проделанную в периметре брешь. Кошмарные создания, уже виденные мною на одном из кругов ада, несли в лапах полыхающие на всю округу огненные шары. Их было столько, что казалось, будто наступили сумерки, расцвеченные пламенем факелов.

– Иди сюда, Васисуалий, – закричал Кухериал. – Сейчас займется. Впрочем, если пожелаешь, можешь стоять там. Ты же у нас огнеупорный. Не забыл? И в воде не тонешь, и в огне не горишь. А вот они горят. Еще как горят. Займутся, как сухой валежник. Хе-хе.

Я мгновенно все понял. У меня были некоторые подозрения, но я и предположить не мог, что силы тьмы собираются сжечь священнослужителей заживо.

– Твой приятель Сахнов сейчас тоже там, – вкратчиво заметил Кухеариал. – Повезло тебе, Васисуалий. Иначе он непременно захотел бы найти похитителя своей дочурки и отомстить.

– Как же так? – пробормотал я и попятился от церкви. Первый из огненных шаров влетел в окно, выбив стекла. Внутри раздалось гулкое «пафф», и здание осветилось, будто врубили мощный прожектор. Следом за первым шаром последовал второй и третий, а за ними остальные, и вскоре церквушка полыхала факелом. К небесам поднимался столб черного дыма. А адские посланницы все летели и летели, неся с собой огненную смерть.

Я стоял поодаль, рядом с бесом, наблюдал за происходящим. Двери выгибались под ударами, экзорцисты пытались выбраться наружу. Но то ли доска была заговоренной, то ли обессиленным людям не хватало сил, но им так и не удалось открыть двери. Затем огонь окончательно пожрал дерево, и стало видно, что в пылающем зеве церковного входа царит один только всепоглощающий жар, что там давно уже никого не осталось в живых.

– Пусть все они отправятся на небеса, – сложив ладошки и изобразив кроткий взгляд, проговорил Кухериал. – В аду нам они не нужны! Хочешь, – предложил он, – можешь пройтись по церкви, посмотреть, как они догорают? Ощущения – самые приятные. Почувствуешь себя хозяином персонального крематория. Ты же у нас и в воде не тонешь, и в огне не горишь.

– Спасибо, что-то не хочется, – отказался я.

– Надеюсь, в твоем голосе не сострадание звучит? – насторожился Кухериал. – Сострадать нужно сострадающим тебе. Сострадающих самим себе необходимо устранять от себя. Из сострадания к себе.

– Не волнуйся, – буркнул я. – Сострадания во мне нет.

В тот же день я взял у Мамона рекордный кредит в тридцать тысяч долларов – их принес важный архидьявол с одним рогом – и нажрался, как свинья. Вввалился в бар на Кантемировской и выжрал целую бутылку водки, залив ее таким количеством нефильтрованного пива, что вечер затерялся в алкогольном небытие. Только помню, как ко мне одна за другой подходили знакомиться какие-то дамочки, а их кавалеры грозились набить мне морду, но, оценив улыбку железных зубов, куда-то исчезали. Потом усталость окончательно ушла, и я танцевал, неутомимо выделывая коленца, падал, поднимался и снова танцевал, заказывал музыку, орал под музыкальный автомат и глотал пиво…

Очнулся я только утром. Открыл один глаз – на белом потолке возник мутный круг света. Мне стало страшно. Я так привык спасаться бегством, что был уверен – стоит остановиться, и немедленно станешь жертвой. Я не мог позволить себе утрату ясности сознания. Правда, я напился в самом начале этой сумасшедшей истории, свихнувшись от видений, – но в пределах конспиративной квартиры, закрыв себя на несколько замков. Да еще потом в поезде с вечным ментом, собираясь его отравить… Та попойка закончилась для меня весьма печально. Я летел из окна, как птица с отбитым охотничьей дробью мозгом.

«Черт побери, – подумал я, – меня могли накрыть в этом заведении экзорцисты». Продираясь через похмельный дурман, я внезапно вспомнил, что экзорцистов больше нет. Мне разом полегчало. А потом опять поплохело, когда я вспомнил, что с ними сделали падшие. С ними и с отцом похищенной девочки.

Я дошел до крайней степени грехопадения. Как там говорит Кухериал: «великий грешник». Что ж, я стал много хуже великого грешника. Чудовище в теле человека.

Я повернул тяжелую голову и обнаружил спящую у меня на плече мерзкую толстуху. На вид ей было лет сорок, не меньше. Со мной, все же, случилось страшное. Но не настолько страшное, насколько я предполагал. Хотя, зная, что посмертное существование есть, иные предпочли бы умереть. Я обвел мутным взглядом комнату с убогим убранством и едва не выпрыгнул из постели, увидев Кухериала.

– Проклятье, – проворчал я, – до сих пор не могу привыкнуть к твоим внезапным появлениям.

– Я думал, ты к полным женщинам равнодушен, – заметил бес, – оказывается, ты все это время скрывал свои истинные пристрастия. Она очаровательна. На этой неделе ты у нее пятый. До тебя был сантехник из местного ЖЭКа, пришел, понимаешь, кран починять, а она на него как набросится. Сначала, конечно, всосал бутылку. Куда без этого…

– Закрой пасть, сволочь рогатая, – попросил я, аккуратно переложил женщину на подушку – к счастью, она так и не проснулась – и зашарил по полу, в поисках одежды. Мои вещи оказались раскиданы по всей квартире. С трудом припоминая подробности вчерашней ночи, я побрел в ванную. Кое-как соскоблил с лица щетину – дамская бритва была порядком тупой. Потом я очень медленно оделся, чувствуя, что в голове бьет колокол – каждый удар грозил расколоть череп. Так же медленно я спустился по лестнице во двор.

– Тяжело, Васисуалий? – поинтересовался бес. – А не надо пить. Я тебя этому, между прочим, не учил. Это ты сам. В России, чтобы остаться трезвенником, нужно либо чем-нибудь сильно увлекаться, либо иметь железную силу воли. Ох, и славно ты вчера отплясывал, песни орал, девок в углу щупал – словно современный Казанова из Южного Бутово. Между прочим, ты, наверное, не в курсе, но вот в Древнем Риме существовала должность сенатора, в обязанности которого входило напиваться до «поросячьего визга» и демонстрировать прохожим на улицах, насколько отвратителен пьяный человек. Так вот, ты был вчера не хуже этого самого сенатора.