Когда боги спали

Этому Сафара обучал и Аспер.

Затем Фари смешал кровь в снадобье. Снадобье, над которым пришлось немало потрудиться. А затем они выпили его, передавая кубок из рук в руки.

«Бедный Ирадж, — подумал Сафар. — Наверняка он и понятия не имел, что теперь навеки связан с ними этим снадобьем».

Затем Фари должен был сотворить заклинание. Но какое?

А! Какое же еще, как не это!

Сила четырех!

И это он тоже узнал у Аспера.

Сафар окликнул Гундара, который тут же вскочил на плечо.

Маленький Фаворит забормотал заклинание, вертя головой во все стороны. И вот он ткнул пальцем на восток.

— Вон там, хозяин! — воскликнул он.

Прежде всего Сафар увидел блеск Демонской луны над дворцом. Затем показался некий образ, принимающий все более определенные черты волчьей головы. С клыками, длинными, как у демона. Злобные глаза его двигались.

И вот волк увидел его. И взвыла тварь злобно и радостно, устремляясь вперед и увеличиваясь в размерах.

Но Сафар боялся не головы. Вслед за нею пустынным смерчем мчалось убийственное заклинание. И столь мощное, что Сафар не мог остановить его.

Сафар кончиком кинжала, заблестевшего в свете луны кроваво-красным, указал на голову.

Отыскав центр головы, он взмахнул кинжалом. Разрез для Луки. Два разреза для Калазариса. Три — для Фари. И четырежды — для Ираджа.

Затем вновь нацелил кончик в центр. Прямо между сверкающими глазами волка.

Он ощутил силу ненависти этих глаз. Ощутил первый порыв обжигающих магических ветров.

На кончике кинжала он сосредоточил все свое могущество, всю волю. И выкрикнул:

— ПРОТАРУС!

Раздался грохот небожественного грома, и голова волка разлетелась на куски. Послышался далекий вой. И в небесах стало пусто, а воздух успокоился.

Он огляделся и увидел, как солдаты бегут с холма. Лейрия подошла, ведя за собой лошадь, истекающую кровью от многочисленных ран.

— Их там еще больше, Сафар, — сказала она. — Посмотри с холма. Сотни солдат. Они собираются с духом. И вскоре вновь пойдут в атаку. Дело еще не закончено.

— Я не могу убить его, — сказал Сафар. — Я сделал ему больно, но убить не могу. Времени не было.

— Ирадж не даст тебе другой возможности, — сказала она.

— Ну так и мы ему не дадим, — сказал Сафар.

Он повернулся к Нерисе:

— Мы направимся к той деревне сразу же, как…

Нериса раскинулась на земле. Из ее груди торчала стрела. Кровь растекалась по тунике.

Рядом на корточках сидел плачущий Палимак и бормотал снова и снова:

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — Словно пытался заставить замолчать саму смерть. А может быть, и действительно пытался.

Сафар ничего не ощущал. Он был слишком потрясен, чтобы горевать, совершенно парализован, чтобы думать. Лишь в груди, где некогда жило сердце, ощущал он холодный камень.

Его потянули за рукав.

— Мы должны идти, Сафар, — сказала Лейрия. — Жаль, что она погибла, но мы ничего не можем поделать.

Голос ее зазвучал издалека, как у чайки, кричащей над просторами моря.

Затем он прозвучал ближе:

— Сафар! Они будут здесь с минуты на минуту!

Лейрия бросилась к телу Нерисы. Мягко подхватив Палимака, она принялась утешать его, но получалось у нее неуклюже, как у солдата.

Она поднесла ребенка к Сафару и ткнула ему в руки. Сафар никак не отреагировал, и ей пришлось по очереди каждую его руку прижать к малышу, заставляя обнять его.

— Они и ребенка убьют, Сафар, — сказала она. — Ребенка Нерисы!

Сафар вышел из оцепенения и крепко прижал к себе Палимака.

— Не позволю, — сказал он. — А этого сына шлюхи я убью, клянусь, убью!

— Убийство подождет, — сказала Лейрия. — Сначала нам надо скрыться.

Так они и сделали. Лейрия ехала впереди, а Сафар вез малыша. Но как им удалось скрыться, он бы не смог сказать. Он помнил лишь, как позади и с флангов что-то кричали солдаты. Слышал, как хлопали двери и закрывались ставни, когда они мчались по улицам города. Помнил вопли и кровь у ворот. Со свистом промелькнул пригород. И как они запутывали следы, пересекая ручьи и прячась в лесах.

Наконец они добрались до той деревни, где планировали встретиться Сафар и Нериса.

Только там Сафар ожил. Сердце по-прежнему оставалось каменным, но он ощущал, как внутри что-то согревается.

Оживляла и согревала его ненависть, желание отомстить.

Палимака с Лейрией он отослал. Возможно, она и спорила, но он не помнил. Он лишь смутно припоминал, что она должна была вернуться к какому-то числу. Но вот к какому, он сразу же забыл, как только она уехала.

По деревне протекал широкий ручей. Сафар осмотрел берега и отыскал залежи глины. Чистой белой глины.

Он собрал все необходимое и взобрался на холм, что возвышался над деревней. С холма открывался вид на Занзер, на дворец, где король Протарус, сидя на троне, правил этим краем.

Сафар разложил перед собой все свои вещи. Затем собрал дров и развел небольшой костер. Когда костер прогорел, Сафар разделся до набедренной повязки и обмазал тело золой.

Отрезав первый кусок глины серебряным кинжалом, он принялся лепить модель дворца Ираджа.

И теперь, днем и ночью, ночью и днем, он сидел за работой, оплакивая Нерису и размышляя о мести.

Эпилог

Расплата

Заклинание было готово.

И вся ненависть Сафара исчезла, перейдя в макет великого дворца.

Он припомнил каждый кусочек пережитой горечи и все их вложил в созданное чудовище. Частью поместив в позолоченных башенках, частью — в округлых куполах. На каждом парапете изобразил он лик какого-нибудь зла. Злобы, предательства, убийства и похоти. Лепил и лепил, пока весь дворец не покрылся ликами ненависти.

А в недрах дворца, глубоко внутри, где жили лишь крики истязаемых да лязганье цепей, которыми несчастные были прикованы к своей муке, он поместил самую страшную ненависть. И все это было сделано ради Нерисы.

Удовлетворенный, он оглядел макет. Оторвав от него взгляд, он увидел перед собой мерцающий под Демонской луной настоящий Занзер и великий дворец, где Ирадж Протарус восседал на своем золоченом троне. Интересно, о чем думает Ирадж и что он видит перед собой, когда отрывается от лицезрения многолюдного своего двора? Кто у него теперь в друзьях? И кто его враги? Ирадж мог бы бросить к воротам этих загадок самую большую армию, но так и не одолел бы этих вопросов. Разрешить их не смогли бы ни люди в доспехах, ни рогатые демоны.

Сафар припомнил головоломку из книги Аспера:

Сафар бросил прощальный взгляд на мерцающий город и прекрасный дворец, о котором мечтал тот, другой человек. И отвернулся Сафар.

До конца сотворения заклинания оставался лишь один штрих. Он обложил модель по кругу сухими ветками, пропитанными креозотом. Они издавали маслянистый запах, не очень приятный, но и не очень противный. Он все посыпал порошком, образуя концентрические круги красного, зеленого, желтого и черного цветов. Из порошка всех цветов он просыпал широкую тропинку перед воротами. И к этой тропинке приложил серебряный кинжал, добиваясь четкого и глубокого отпечатка. Затем он прижал рядом амулет со скакуном, так, чтобы отпечаток вставал на дыбы над отпечатком лезвия.

Покончив с этим, он очистил кинжал и амулет, чтобы на них не осталось и крошки порошка. Затем осторожно убрал предметы в седельную сумку.

На гребне холма, из-под большого валуна, пробивался родничок, создавая небольшую лужицу. Сафар обмылся в ней, пока вода не стала черной.