Это мой мир

Это воспоминание больно коснулось моей груди. Я перевернулся через борт и посмотрел на темную воду внизу.

Корабль качнуло и я начал заваливаться. Я не сопротивлялся и смотрел только на темные волны, бьющие о борт. Они манили, звали меня.

– Ты что это? – Ботис рванул меня назад и развернул лицом к себе. – Голова закружилась?

– Что? А… да. Да, закружилась, – я чуть отстранился от него.

– Подыши воздухом, не смотри вниз. Капитан приказала проводить колдуна со всеми почестями. Кто он вам?

– Друг. Лучший друг… – я отошел от него и поймал одну из веревок брига, чтобы переместится на его палубу. Ботис промолчал.

Мне было легче, когда я ничего не знал о судьбе Винтори. Так я мог представлять его кем угодно. Великим чародеем, гениальным ученым, отцом большого семейства… Все то, чем я не мог стать по определению.

Когда я спустился на палубу «Пленительного», ко мне подбежал парнишка, которого я поручил Уфусу. Он затараторил, глотая половину слов:

– Он… мы, а потом… вжик! Я обернулся, а он! Я никак не мог вас найти. Там! – наконец он указал на то, что я и без него уже увидел. Я отодвинул его в сторону и пошел к носу.

Возле фок-мачты, полуприкрытый разрезанным куском паруса, замызганного чьей-то кровью, лежал белоснежный волк.

Точнее, он был белоснежным до начала битвы. Сейчас же его морда, вся до самых передних лап и холки, была измазана кровью. Лапы тоже по щиколотку были перепачканы, а на боку виднелась широкая рана от удара саблей.

Я почувствовал, как мое сердце, начавшее кровоточить еще там, наверху, разбилось на тысячи осколков, а глаза заволокла пелена. Голова закружилась вновь. Я не мог поверить в то, что вижу. Я не мог потерять сегодня еще одного друга. Не мог!

Часто смаргивая, в попытках убрать подступающие слезы, я упал рядом с сурхаком и коснулся его шкуры в районе живота. Он не подавал признаков жизни, хотя определенно еще дышал.

– Парень, – я сам удивился хрипоте своего голоса. Мальчишка подбежал ко мне.

– Неси воду и бинты, – он побежал исполнять мой приказ, а я еще крикнул ему вдогонку. – И сумку мою тащи!

Волк приоткрыл один глаз. Он тяжело и редко дышал.

– Сейчас, брат. Сейчас. Потерпи.

Я гладил его по морде, несмотря на свалявшуюся в колтуны шерсть. Волк издал звук – нечто среднее между вздохом и всхлипом. Глаз снова закрылся.

Мальчишка обернулся быстро и прибежал вместе с Ботисом и Оленсис.

– Кин, как он? – она взялась промывать шерсть вокруг раны.

– Не знаю. Я… я не знаю, – я вытер глаза рукой.

Втроем мы быстро обработали рану. Оленсис щедро плеснула из флакона обжигающей жидкостью, пока мы со старпомом держали судорожно дергающегося волка.

– Жить будет, ишь извивается, – заключил Ботис и поднялся на ноги. – Я пошел, надо поотрывать, что можно от корабля, да запалить его. Нечего ему тут болтаться.

– Да иди, ты справишься, – капитан осталась со мной.

– Олен, мы можем положить его в твою каюту?

Она гладила волка по морде, успокаивая его и успокаиваясь сама. Ее руки дрожали.

– Ты имеешь ввиду кровать?

– Нет. Я возьму грязное постельное белье и сооружу ему лежанку на полу. Просто не хочу, чтобы он лежал здесь у всех на виду.

– Да, конечно. Мактис, Гарни, Сипил – помогите отнести Уфуса в каюту.

Ребята беспрекословно подошли, побросав какие-то сундуки и бочонки прямо посреди палубы – очевидно, добыча с корабля противника, и подхватили волка на руки. Я, поддерживая голову сурхака, взялся за передние лапы и пошел вперед. Эта процессия своей скорбной молчаливостью напоминала мне похоронную.

Мы шли к уже показавшемуся берегу на полных парусах. Никакой блокады я не заметил, да и Олен, практически не отлучавшаяся от штурвала, ничего такого не сообщала.

На пятые сутки она выгнала меня из каюты на воздух, а сама осталась с сурхаком. Несмотря на то, что я не отходил от него ни на шаг и буквально кормил с ложечки, лучше ему не становилось. Рана упрямо не хотела затягиваться в этой сырости, и он постоянно лежал и вздыхал. Мне было жалко его, но я ничем не мог ему больше помочь.

После боя, матросы вынесли более-менее ценные вещи с корабля и отнесли туда всех убитых. Среди нашей команды таких оказалось всего шесть человек. Еще пятеро были не очень серьезно ранены.

Ботис приказал команде разобрать часть вражеского борта и сложить дерево к нам на палубу. Оно должно было пойти на ремонт пробоин, но этим команда займется уже на берегу. Затем корабль оттолкнули в море и зажгли.

Последним на борт внесли тело Винтори. Его завернули в парусину и отправили к Нравусу, как члена нашей команды. Как всеобщего друга и любимца, а не как вражеского мага.

Я мрачно стоял у штурвала и вдыхал морозный воздух. Совсем скоро пойдет снег и придет зима. Здесь раньше, чем в Имхет-Стохте, из-за близости к холодному султанату.

Гиприс стоял рядом со мной и глядел вдаль. Несмотря на правую руку в лубке, он не стал отдыхать и дежурил как обычно.

Он пришел ко мне сразу после битвы и поблагодарил за спасение, но я лишь отмахнулся. Он ушел, но не обиделся и стал гораздо лучше ко мне относиться. Даже приходил помогать кормить Уфуса.

Я подправил гафель по переменчивому галсу и оперся на штурвал. Свежий воздух выдувал из головы мутную пелену, что владела мною все эти дни, но боль не утихала. Мы причалим к берегу, но легче от этого Уфусу не станет. У меня почти закончились лекарства, а без них волк не продержится и суток. Просить возможности заглянуть в корабельную аптечку я не хотел. Мы и так уже вытащили оттуда все, что возможно, оставив только запас на экстренные случаи.

Я совершенно не представляю, как буду жить без него. Волк так плотно вошел в мою жизнь, что разрыв с ним окажет просто катастрофическое на нее влияние. Я припоминал сейчас свою жизнь в городе, а затем и за его пределами. Я всегда нуждался. Сначала в еде, потом в деньгах, а затем и в друге. В кои-то веки, у меня было все, но Гонсор решил пошутить над своим верным слугой. Он решил лишить меня самого дорогого.

Теперь я не представлял своей жизни без Уфуса.

Я приказал спустить паруса на грот-мачте и начал поворачивать к берегу, в том месте, куда мне указал Гиприс.

Это была небольшая лагуна, с чистым пляжем и кристально чистой водой. За берегом с белоснежным песком, шириной в восьмую версты, рос густой еловый лес. Везде, куда ни посмотри, были только деревья, скрывающие все – и возможные деревни и тракты.

Олен поднялась на мостик и встала рядом со мной.

– Кин, теперь нам придется расстаться.

– Да, – я не смотрел на нее.

– В двух днях пути отсюда на тайной тропе за расщепленным деревом, есть деревушка. Живут там бывшие пираты и чужаков не жалуют. Но я дам тебе свое кольцо и записку. Они тебя пропустят.

– Зачем мне туда ехать?

– Там живет старик Лакр. Он лекарь. Лучший на этом берегу. По крайней мере, я так считаю. Если сможешь переправить Уфуса до него, то он спасен.

Я задумался. Как нести больного стокилограммового волка двое суток по лесу? Сейчас он значительно похудел, но все же оставался слишком тяжелым для меня. Я же не могу водрузить его на плечи и идти так! У него может открыться рана и он истечет кровью.

– Как же мне это сделать?

– Я прикажу матросам соорудить телегу. Везти ее придется тебе самому, зато так для него будет комфортнее.

– Спасибо. Так действительно будет лучше.

– И еще. Кин… – она сделал паузу, и я наконец-то взглянул на нее. У нее были припухшие от слез и недосыпа глаза. – Мы останемся здесь всего на пару дней, а затем уйдем в рейд…

Она снова сделала паузу.

– Но мы вернемся. Примерно через три-четыре месяца. Если ты захочешь, мы возьмем вас с Уфусом с собой.

– Почему ты хочешь вернуться за мной? – за «нами», подумал я, но не сказал.

– Тебе же нравилось быть пиратом? – она рассеянно наблюдала за тем, как мы выходили на мелководье. Все паруса уже были убраны, а якорь был наготове.