Зимние сказки.Дилогия. (СИ)

Мало того что такое «ухаживание» здорово бесило не привыкшую к подобному и даже не имеющую возможности дать по морде доставучему поклоннику девушку (больных бить нельзя… Медицинская этика, чтоб ее! Да, нельзя… Хотя порой и очень хочется!!!), так еще и сослуживцы завели нехорошую привычку вспоминать «ухажера», при каждом удобном случае подкалывая ее. Вот и сейчас, в очередной раз, начальник не упустил возможности вспомнить про этот эпизод.

– Олег Абаевич…– печально простонала Ольга.– Ну сколько можно меня дразнить… Вы‑то зачем!

– Затем, голубушка,– сменил тон Беклимбетов,– что наша больница – не частная лавочка какого‑нибудь Шаромыжникова или Гогаберидзе, а государственное учреждение. И если вы хотите и далее продолжать здесь работать, то будьте любезны соблюдать трудовую дисциплину. В противном случае вам здесь не место! Какая же это будет «СКОРАЯ помощь», если ее сотрудники будут позволять себе опаздывать?

– Олег Абаевич, ну извините! Ну ведь на пятнадцать минут всего… Автобус в пробке застрял,– попробовала умилостивить грозного шефа Ольга, потупив глаза и скорчив печальную рожицу, долженствующую отражать всю степень ее раскаяния.

– М‑м‑да… сегодня у вас застрял автобус в пробке… прошлый раз сломался будильник… Позапрошлый – прорвало трубу… Какой в следующий раз вы меня сказкой попотчуете? И не надо делать такого выражения лица! Меня этим не проймешь! Я ваши хитрости давно уже изучил! – В полном противоречии со сказанным, тон Олега Абаевича смягчился.– Оно, конечно, стоило бы вас уволить… но кто тогда работать будет…– сделав многозначительную паузу, добавил он.– А работы много… Да, много… Вот только что от Варвары Степановны вызов поступил… так что можете не раздеваться… Съездите, полечите старушку, а то у нее опять сердечко барахлит… Ступайте, ступайте, вам будет полезно в плане практики…

Ольга, не сдержавшись, застонала, недобрым словом помянув водителя автобуса, многокилометровые пробки и плохое состояние дорог родного города, с трудом удержав готовое вырваться искреннее мнение о своем начальстве. В таланте делать пакости этому хитрому и язвительному татарину и впрямь не было равных.

Варвара Степановна Гриценко, бодрая восьмидесятилетняя старушка, имела твердое убеждение, что у нее больное сердце. По мнению же работников «скорой помощи», вынужденных как минимум раз в неделю ездить по изрядно надоевшему адресу, ничем, кроме повышенной стервозности и прогрессирующего маразма, данная особа не страдала. Такого железобетонного здоровья, которым обладала бывшая директриса музыкальной школы, было еще поискать. Но что поделать. «Скорая» обязана реагировать на любой вызов, а уж вызывает ли человек, которому действительно плохо, или же злостная симулянтка, сидящая на пенсии и от «нечем заняться» развлекающаяся подобным образом,– это уже дело двадцать пятое.

С печальным вздохом Ольга вновь застегнула шубку и направилась к выходу, вспоминая по дороге недавно прочтенный в Интернете «Загиб Петра Великого», который в данный момент наиболее точно и полно характеризовал ее отношение к великовозрастной симулянтке, транспортной системе города, начальству, требующему соблюдения трудовой дисциплины, и вообще ко всему этому злому и жестокому миру.

Ну правда, а как еще можно охарактеризовать эту реальность, в которой молодая, красивая девушка, только‑только спасшая симпатичного (правда, чересчур юного, но ведь это проблема, которая со временем проходит, не так ли?) эльфа, даже не имеет времени на то, чтобы с ним побеседовать нормально, вынужденная ехать на работу, дабы развлекать какую‑то ополоумевшую старуху!!!

«Нет, правильно сказал великий император: «...»,– нехорошо, конечно, зато правдиво»,– решила Ольга.

Здесь надо заметить, что в последние месяцы она всерьез занялась самообразованием в такой непростой и в общем‑то малоподходящей для красивой девушки с высшим медицинским образованием области, как русский мат.

Нет, вы не подумайте ничего дурного. В обыденной жизни Ольга старательно избегала нецензурных выражений, справедливо полагая, что при беседе с культурными людьми вполне достаточно и литературного языка. Заняться филологическими изысканиями ее заставила «производственная необходимость». Увы и ах, но частенько случалось так, что, приезжая по какому‑нибудь срочному вызову – «спасите, помогите, человек умирает»,– она заставала пациентов, находящихся в крайней стадии алкогольной или наркотической интоксикации, каковые пациенты категорично отказывались понимать обычный русский язык.

Промучившись примерно с полгода, она в конце концов обратила внимание на интересную закономерность. Даже самые тяжелые «больные», вплотную общающиеся с «белочкой» или «розовыми слониками» и по этой причине категорично отказывающиеся понимать нормальную русскую речь, немедленно успокаивались и позволяли ей заняться своим делом, стоило только позвать шофера Васю, который в двух‑трех предложениях, из которых приличными обычно были только предлоги, разъяснял им «политику партии».

Обдумав это явление, Ольга сделала логичный вывод. Увы, но, судя по практике, для молодого врача русский матерный является не менее, а может быть, и более важным языком, чем профессиональная латынь. И почему так… Латыни их обучали, английскому тоже… А вот уроков этого столь необходимого в жизни и работе языка в институте почему‑то не вели… Ну что ж, нет смысла отчаиваться! Надо просто заполнить столь досадный пробел в своем образовании.

Решив так, Ольга старательно засела за изучение соответствующих материалов – благо в Интернете было более чем достаточно подходящих пособий. Как выяснилось, действительно сложные и интересные конструкции оказались невероятно трудны для запоминания, и на данный момент все, чем могла она похвастаться, было всего лишь начальными четырьмя строчками из «Большого загиба Петра Великого» и пара строк «Малого морского загиба». Однако даже подобное, весьма урезанное образование в данной области значительно облегчало общение со «спецконтингентом», правда требуя постоянных тренировок для сохранения в памяти, чем Ольга и занималась, старательно повторяя материал про себя при каждом более‑менее подходящем случае. Вот как сейчас, при необходимости ехать к надоевшей до самых печенок вредной пенсионерке!

– Поехали, Вась,– грустно скомандовала она, забираясь в побитую жизнью и превратностями российских дорог «газельку» «скорой».

Шофер флегматично произнес, заводя машину:

– Опоздала?

Ольга только кивнула, удрученная своими переживаниями. Вдобавок ко всему в эту смену, судя по отсутствию в машине Елены Сергеевны, ей придется обходиться и без медсестры. «Ну что за день такой нескладный»,– печально думала она, выезжая на улицу Ленина.

День действительно не удался. Начавшийся с более чем часового выслушивания прочувствованного монолога Варвары Степановны об ее истинных или мнимых, как была уверена Ольга, болячках, он продолжился так же «весело».

Пара вызовов к допившимся до полного «края» алконавтам, четыре – к «сердечникам», один тип с проломленной головой, и на закуску, когда она совсем было начала надеяться, что до конца ее смены ничего больше не произойдет, ее вызвали к самоубийце.

Дочь богатенького папы, нажравшись какой‑то наркоты, перерезала себе вены.

Пообщавшись полчаса с «пациенткой», перебинтовывая кое‑как замотанные родителями «страдалицы» запястья и ставя ей капельницу с физраствором, Ольга искренне пожалела, что у данной особи не хватило мозгов довести свое общественно полезное дело до конца. Нет, право, уход из мира подобной депрессивно‑унылой и невероятно занудной тушки весом под сотню килограммов никак нельзя считать большой потерей для человеческого общества.

Слушая ее нытье на тему «я такая замечательная, и почему меня никто не любит?», «все они такие сволочи, что я не могу жить с ними на одной планете», Ольга едва удерживалась, чтобы не посоветовать даме начать хоть немного следить за своей внешностью – ну хоть зарядку по утрам делать, да жрать поменьше, и поправить собственный характер.