Стражи полуночи

Здания становились все более грязными и обшарпанными, а булыжная мостовая под ногами у Лили — все более неровной и ухабистой. Башмаки девочки промокли насквозь, подол платья пропитался грязью. Взглянув на одну из торговок, стоявшую на тротуаре, Лили увидела, что ее товар — всего лишь осколки кирпича, которые она набрала у крошащихся стен. Вслед за доктором девочка все дальше углублялась в убогий квартал. Деревянные прилавки, теснившиеся вдоль улиц, исчезли. Товары, которые предлагались здесь, не следовало выставлять на всеобщее обозрение.

Глядя на понурых торговцев, жавшихся к стенам, Лили вспомнила слова попечительницы приюта: «В Агоре нет нищих. Здесь все зарабатывают себе на жизнь торговлей и обменом. Запомните, дети, всегда найдется желающий совершить сделку».

Лили подняла воротник плаща, прежде принадлежавшего Марку. Плащ был ей велик, но он перешел к ней по контракту, и теперь девочке приходилось путаться в длинных полах. Какие-то люди, молча стоявшие у дверей, скользили по ней равнодушными взглядами. Выражение их мрачных лиц, с полосами грязи, никак нельзя было назвать приветливым. По спине у Лили пробежал холодок. Внезапно ей захотелось взять доктора за руку. Это выходило за пределы дозволенного, ведь он был хозяином, а она служанкой. Но девочка чувствовала себя такой одинокой и потерянной.

Позабыв о правилах и приличиях, Лили протянула руку и, к великому своему удивлению, ощутила прикосновение пальцев доктора. Пожатие его оказалось не особенно крепким, но все-таки это было пожатие. Девочка изумленно уставилась на собственную смуглую руку, утонувшую в большой мужской ладони, обтянутой черной перчаткой. Внезапно доктор остановился и пристально посмотрел на свою спутницу. Она не могла разглядеть выражения его лица, скрытого маской, но в том, как он протянул ей кусок ткани, показав взглядом, что им следует повязать голову как платком, ощущалась неподдельная забота. Лили почувствовала, что ноги ее ноют от усталости, а голова идет кругом от обилия новых впечатлений. Дома вокруг, казалось, стали выше, они нависали над девочкой, закрывая небо.

— Сэр, боюсь, я больше не могу идти, — отважилась сказать Лили.

— Осталось совсем немного, — последовал ответ. Доктор Теофилус нарушил молчание впервые с тех пор, как они вышли за порог башни. — Всего несколько улиц.

Лили ничего не оставалось, как брести за ним вслед, ощущая под усталыми ногами ухабистую булыжную мостовую района Стрельца. Только сейчас до нее дошло, что она не имеет понятия о конечной цели их путешествия.

Дома вокруг теснились, как люди на базарной площади, создавалось впечатление, что они расталкивают друг друга локтями. Доктор и Лили упорно продолжали свой путь, и девочке уже казалось, что придется шагать под дождем до скончания времен. Но вот доктор свернул в какой-то переулок и достал из кармана связку ключей.

— Пришли, — сообщил он.

Снаружи дом, около которого они остановились, выглядел вполне заурядно. Он был построен из красного кирпича, на фасаде Лили не заметила ни единой вывески. Рядом с ним находилась лавка, стены которой были сплошь выложены кусочками сверкающего стекла, и подобное соседство делало дом особенно невзрачным. Пока доктор возился с замком, пытаясь вставить в него то один, то другой ключ, в дверях лавки появилась невысокая худенькая женщина. Несколько мгновений она пристально разглядывала доктора, потом негромко окликнула:

— Тео!

Доктор издал приглушенный возглас и уронил ключи. Повернувшись к женщине, он сдернул с лица маску.

— Рад вас видеть, мисс Дивайн, — ответил он с любезностью, которой Лили от него не ожидала. — Не пойму, что случилось с этим замком. Мне никак не удается подобрать к нему ключ.

— Я поменяла замок, — сообщила женщина. — Прежний показался мне недостаточно надежным. Ваши родители поручили мне следить за этим домом, Тео, и мне не хочется обмануть их доверие.

— Отлично, но мне хотелось бы получить новые ключи, — слегка нахмурившись, сказал доктор Теофилус. — Я намерен поселиться здесь, мисс Дивайн. Надеюсь, этот дом по-прежнему принадлежит мне.

— Это не совсем так, Тео, — возразила женщина, вскинув руку, испачканную каким-то липким голубоватым веществом. — Так как ваши родители не расплатились с долгами, прежде чем покинуть город, большая часть их собственности перешла ко мне.

— Они не просто покинули город, мисс Дивайн, они умерли.

— Это ничего не меняет. Но я готова пойти на уступки. Здоровье у меня слабое, и мне необходимы постоянные советы доктора. Если вы, Тео, согласны время от времени давать мне медицинские консультации, я готова принять их в качестве арендной платы.

Губы женщины тронула улыбка.

Лили невольно вздрогнула. В улыбке мисс Дивайн не было ничего зловещего, однако она казалась до крайности неуместной. Эта женщина словно не замечала, что лицо доктора исказили боль и досада.

— Мне необходимо приобрести кое-какую стеклянную посуду, — бросил он, сделав жест в сторону лавки мисс Дивайн. — Об оплате договоримся потом. Идем с нами, Лили.

Не говоря ни слова, Лили вошла в лавку вслед за взрослыми. Фасад здания был сплошь покрыт разноцветными кусочками стекла, которые в солнечный день наверняка ослепительно сияли, а сейчас лишь тускло посверкивали. Проскользнув под тяжелым занавесом, заменяющим дверь, Лили замерла, открыв рот от удивления. На полках, тянувшихся вдоль стен, стояли стеклянные сосуды самых разнообразных цветов и размеров. Все они были чем-то наполнены, содержимое их блестело в слабом свете масляной лампы.

Доктор и мисс Дивайн обогнули низкий прилавок и направились в заднюю комнату, освещенную неровными отблесками стеклодувной печи. Лили, предоставленная самой себе, не сводила зачарованного взгляда с полок. На каждой из чаш и бутылочек была выведена какая-то надпись, но в тусклом освещении девочка не могла разобрать ни слова. Лили подошла поближе, пытаясь разглядеть крошечный сосуд, наполненный темно-вишневой жидкостью. Ей удалось прочесть надпись, нацарапанную на стекле: «Честолюбие».

— Здесь очень красиво, правда?

Голос, неожиданно раздавшийся за спиной Лили, заставил девочку вздрогнуть. В полумраке вырисовывались очертания женской фигуры. Сначала Лили решила, что это мисс Дивайн, но в следующее мгновение заметила, что женщина моложе и еще тоньше, чем хозяйка стекольной лавки. Рыжие кудри, густые, спутанные, падали на лицо незнакомки, и Лили смогла разглядеть лишь огромные голубые глаза, необычайно ясные и внимательные. В руках девушка держала бутылочку, наполненную золотисто-желтой жидкостью, которая слабо плескалась и играла, несмотря на то, что тонкие пальцы незнакомки ничуть не дрожали.

— Это духи? — осведомилась Лили, пытаясь любезностью скрыть свое смущение.

В одной из заброшенных спален башни она видела бутылочку из-под духов, некогда принадлежавшую матери графа. Правда, ее содержимое давным-давно испарилось.

— Приятный аромат, — с видом знатока заметила девочка.

— Это не что иное, как аромат успеха, молодая леди, — рассмеявшись, ответила незнакомка. — Беспримесное честолюбие, выставленное на продажу. Довольно дорогой товар. Один из самых ходовых в лавке мисс Дивайн. Поговаривают, некоторые люди, собираясь поступить на службу к суровым хозяевам, нарочно приходят к ней, чтобы она избавила их от честолюбия. После этого полная покорность хозяевам дается слугам без всякого труда. В результате все оказываются в выгоде.

Лили недоверчиво взглянула на бутылочку. Разумеется, незнакомка шутила. Однако, слушая ее, можно было подумать, что торговать честолюбием — самая естественная вещь на свете.

— Глория! — Пронзительный голос мисс Дивайн, бесшумно появившейся из задней комнаты, вывел Лили из задумчивости.

Незнакомка, улыбаясь, смотрела на хозяйку лавки. Мисс Дивайн приветствовала ее вежливым кивком.

— Вам как обычно?

— Да, мисс Дивайн, — без колебаний ответила Глория, рассматривая содержимое сосуда, который держала в руках. — Я не большая поклонница перемен.