Колесо превращений. Книга 3: Где ты, реликтовый ухоноид?.. (СИ)

Завороженные сиянием драгоценностей вооружённые матросы не заметили, как чужестранец одним движением руки вышвырнул замычавшего плотника за борт и коршуном кинулся на Сандэка. Неожиданное препятствие в виде пары дюжин полуголых матросов пиратской наружности он не заметил. Первого, кто попытался заступить ему дорогу, Милав ткнул кулаком-кувалдой и надолго позабыл о нём. Второго пришлось походя приложить ладошкой по затылку, отчего нерасторопный матрос рухнул за борт. Потом были два храбреца бросившиеся на кузнеца с абордажными алебардами. Алебарды Милав не тронул, а вот самих матросов...

Вслед за кузнецом шёл Кальконис, и своей шпагой, длиной с грот-мачту, значительно увеличивал ширину прохода. Короче говоря, когда увлечённый радужным блеском каменьев Сандэк поднял глаза, чтобы узнать причину непонятного шума, он увидел прямо перед собой брызжущие гневом зрачки демона. Понять долговязый юнец ничего не успел. Вот его пеликаньи ноги стоят на палубе, а вот - уже сучат в воздухе, наполненном стенаниями раненых.

Милав торопливо поднял ошейник, дрожащими пальцами застегнув его на своей шее. После чего с гневом расшвырял ногами рассыпанные по палубе камни. Только теперь он почувствовал в теле нарастающее напряжение. Глаза застила мутная пелена, слух ослабел. Словно из неведомой дали донёсся голос Калькониса:

- Осторожно! Мила-а-ав...

Кузнец хотел повернуться на голос и выяснить причину тревожного крика, но не успел. Страшная сила, проломив дубовое ограждение, швырнула тело росомона в спокойные воды. Милав ещё пытался сопротивляться, сохраняя в могучей груди воздух и предпринимая отчаянные попытки выплыть. Но с сознанием творилось что-то неладное. Оно вдруг перестало бороться за жизнь, позволив телу погружаться всё глубже и глубже в зеленоватую толщу воды...

ГЛАВА 7: Касатка

...Он подумал, что уже мёртв, ибо разворачивающийся перед остекленевшим взором мир, никак не мог быть миром живых существ. Скорее, это была среда обитания самых прекрасных и возвышенных образов, на какие способна душа человеческая. Единственным, что нарушало идиллию, был едва слышный шёпот, терзающий мозг нестерпимо-знакомыми фразами: "...ты что, напарник... чтобы я бросил тебя на растерзание этим волкам... три коромысла, одно ярмо и два дышла... меня бить нельзя - я реликтовый ухоноид... таких больше на всём белом свете нет...". В какой-то момент Милав понял: он больше не погружается в холодное и тёмное бездонье. Напротив, он медленно поднимается на поверхность, ощущая настойчивые толчки в свои пятки!

Неимоверно долго Милав наклонял голову, чтобы посмотреть на спасителя. Когда ему это удалось, он увидел, что избавительницей оказалась колючая акула! Красавец-катран, с длиной тела не более полутора саженей, не мигая, смотрел на росомона. Острые шипы у спинных плавников рельефно играли в солнечных лучах, намекая на суровый нрав колючей акулы.

Милав не успел удивиться тому, каким образом он продолжает находиться в воде, забыв о страхе и неуверенности перед громадной водяной толщей, потому что в этот миг к нему пришли новые ощущения. Происходящее напоминало то далёкое счастливое время, когда облик его мог меняться по несколько раз на дню. Сейчас он испытывал что-то похожее. Не хватало только знаний о новом теле.

Кузнец напряг мозг, пытаясь проникнуть в область блаженного всезнания. Но всё, что он смог оттуда выудить, уложилось в несколько слов: "...морское млекопитающее подсемейства дельфинов... единственный вид рода... для человека не опасна... в неволе послушна...". И всё! Самого главного - названия своего нового тела - Милав так и не узнал. Впрочем, его это мало заботило. Неожиданно он вспомнил, что Кальконис остался в одиночестве против разъярённой толпы матросов-головорезов! Взбурлив воду огромным хвостовым плавником, Милав-неизвестно-кто устремился вслед режущему ленивую волну "Морскому удальцу"...

...Кальконис был целиком занят поединком с тремя матросами, вооружёнными широкими кривыми саблями, поэтому не сразу заметил суетливые приготовления рулевого и его помощника. Когда же увидел, как косой парус, лишившись такелажа, налетевшим порывом ветра разворачивается по оси точно в спину росомона, сэр Лионель успел крикнуть всего два слова: "Осторожно! Мила-а-ав...". Полуобернувшийся на крик росомон ничего не успел сделать - массивная перекладина тараном ударила его в правый бок, и кузнец полетел вперёд.

Громкий всплеск упавшего за борт тела, воинственные матросы встретили криками одобрения. Расправившись со здоровяком-иноземцем, они посчитали стычку законченной. Сопротивление второго иноземца в расчёт не бралось. И напрасно!

Сэр Лионель, поняв, что с Милавом стряслась беда, с яростью налетел на противника, произведя значительные опустошения в его рядах. Когда матросы поняли о преждевременности своих победных криков, их осталось едва ли не половина. Остриё шпаги Калькониса превратилось в целый рой смертоносных пчёл-убийц, одновременно атакующих дюжину матросов. Одним из таких "укусов" оказался серьёзно ранен капитан "Морского удальца". Падая на проткнутое колено, Нимврод разразился страшными проклятьями:

- Да убейте же вы его! Олухи безмозглые! Лучники! Где лучники?

Глубоко в трюме торопливо простучали шаги.

Кальконис затравленно огляделся по сторонам. Он стоял недалеко от мачты, открытый для нападения с любой стороны. Следовало срочно найти место, где он смог бы ещё несколько минут смертельно жалить противников. Сначала он решил укрыться за огромными бочками, закреплёнными по правому борту, но, кинувшись в том направлении, увидел испуганную физиономию Бальбада, высунувшуюся из двери, ведущей в каюту капитана.

Кок скороговоркой выпалил:

- За бочки нельзя - там два лаза в трюм! Бегите сюда! В каюте капитана и дверь прочная, и оружия навалом!

Кальконис подумал: "Не западня ли это?..", но, увидев умаляющие глаза Бальбада, отбросил сомнения и ринулся к нему. Кто-то пытался удержать его по дороге. Короткий выпад, уход влево, удар ногой в отвислый зад и - долгий протяжный крик летящего за борт лиходея.

Сэр Лионель опоздал к вожделенной двери всего на какой-то миг. Перед глазами промелькнул боевой молот викинга, мгновением позже обрушившийся на заветную дверь. Бальбада отшвырнуло назад, с силой ударив о перегородку. Молот раздробил опорный столб, намертво заклинив дверь. Кальконис издал вздох разочарования.

"Грустно началось наше с Милавом путешествие..." - подумал он, разворачиваясь на каблуках.

Сэр Лионель дрался отчаянно. Когда у него сломали шпагу, он увернулся от колющего удара алебардой и поднял ятаган с замысловатой ручкой, продолжая медленно отступать к юту. Двоих или троих нападавших он так приложил плашмя своим грозным оружием, что вой боли несколько минут висел над разорённой палубой. А потом на носу появились лучники, и Кальконис от души понадеялся, что стрелки они хорошие, иначе с него - раненого - капитан Нимврод обязательно сдерёт шкуру.

Две стрелы вонзились в пристройку слева и справа от головы сэра Лионеля. Третья - с хрустом вошла в шею ближнего к нему пирата. Не раздумывая, Кальконис подхватил сползающее на палубу тело и, прикрываясь им как щитом, успел обездвижить ещё двух матросов. А потом тело-щит соскользнуло с его спины, и он один на один остался с пятью лучниками.

"Вот ведь, как судьба распорядилась, - невесело подумал сэр Лионель. - Когда-то мы втроём начинали это путешествие... Первым нас покинул никогда не унывающий Ухоня, вторым ушёл не ведающий страха и не знающий поражений Милав-кузнец. Кто бы мог подумать, что дольше всех в этой мясорубке продержится бездомный любитель поэтики - Лионель Кальконис!.."

Продолжая отбиваться от наседающего врага, сэр Лионель услышал характерный звук - все пять лучников выстрелили одновременно. Зная, что никакая сила не сможет задержать в полёте смертоносные стрелы, он спокойно приготовился умереть.