Современная история Красной Шапочки (СИ)

Эндж хмыкнул, погружаясь в невесёлые думы. До смерти надоевшее парчовое платье Ксавьер бросил ему на голову и облачился в довольно элегантный охотничий костюм из оленьей кожи.

— Трактирщик не признает в тебе принцессу, детка, — прокомментировал Ангел его чудесное преображение. — Не боишься, что страуса не отдаст?

— Ерунда, у меня девчачье лицо.

— Смазливое – да. Но не девчачье.

— За своим следи.

— Не огрызайся на каждое слово.

— А не то что?

— Что?

— А что?!

Они уже стояли вплотную друг к другу, раскрасневшиеся, последние реплики от накала страстей заставили голоса повыситься, а затем охрипнуть. Златовлас поднял кулаки. Чёрный Берет поймал его худенькие руки в свои, перехватил за острые локти. Притянул ещё ближе к себе. Шумное дыхание разгневанного принца способно было помутнить и более зрелое и уравновешенное сознание.

— Что ты делаешь…

— Целую тебя, не ясно, что ли?

— Какого хрена, мы же расстались!

— Не ругайся нехорошими словами, ты же аристократ.

— Да пошёл ты, отпусти меня!

— Я лишил тебя невинности. Как честный человек, я должен теперь…

— Ты лишил мой зад невинности и, как двуличный негодяй, просто оставь меня теперь в покое. Гордиться тебе точно нечем, это не подвиг. Жаловаться я никому не собираюсь, просто сохрани эту позорную тайну, она должна остаться между нами.

— И всё?!

— Всё, — Ксавьер насмешливо провёл пальцем по его раскрытым в шоке губам. — Я не девушка… сюрприз, да? Котик мой. Личная трагедия, разбитая жизнь, сопли, в три ряда намотанные на кулак? Чушь какая. Небольшой опыт, даже не очень горький. Спасибо, что вёл себя не как пьяный тюлень на брачных игрищах, а чуточку помягче, я буду иметь в виду на случай недотраха. И обещаю вспоминать тебя всякий раз, когда кому-то достанет наглости положить похотливую граблю мне на бедро.

— Но… ещё вчера! Ты таким не был!

— Знаю. Видимо, что-то случилось. Ты случился, — Ксавьер сел на край постели и скинул сапоги. — Ты что-то собирался о своей банде музыкантов рассказать, помнишь?

— Они деревенские. Я знаю, саму деревню ты не заметил, она начинается за нашим огородом, западнее опушки, а мы с матушкой на самом отшибе живём. В общем, вся группа – мои друзья с детства, вместе росли. Но один – пришлый. Он выглядит не так, как все, он…

— Ты о коте? Да, я видел его на сцене с вами, смотрелся просто феерично. Как он умудряется попадать лапами по нужным клавишам? Когти не мешают?

— Нет, — нетерпеливо отрезал Эндж. — Я не об Антонио. Я о барабанщике. Его зовут Дезерэтт. Никто не знает, откуда он пришёл. Он брался за любую работу, в межсезонье и летом, платили мало, иногда денег и вовсе не было, но он не роптал, а продолжал косить сено, выгонять скот на чахлые пастбища и убирать урожай. Мало-помалу все к нему привыкли. Мне было четыре года, когда он пришлёпал, босой, оборванный и чёрный от пепла, на опушку Холи Вуда. Сказал старейшине, что спасся из грандиозного пожара, прыгал с отвесной стены какой-то крепости, башкой тогда ударился сильно, фамилию свою забыл и всё прочее. Мы его пожалели и приютили. Он построил себе хижину на другом краю посёлка, да и жил в ней, один жил, баб никогда не водил. Прошло почти тринадцать лет. Я вырос, выучился игре на разных инструментах, начал петь, собрал группу… и Дэз пришёл ко мне барабанить.

— Ну и? Что в этом особенного?

— Да то! Что за тринадцать лет он ни капли не изменился! Как был двухметровым шкафом с красным хаером, так и остался. Ни единой морщинки, ни седой волосинки, все зубы на месте, здоров как бык!

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Ну извини. Я всю жизнь помалкивал в тряпочку. Мне… мне просто не с кем было поделиться. Никто как будто не замечал, что с Дэзом не происходит ровно никаких метаморфоз. Старейшина помер, мир его костям, поветрия всякие ходили, овцы мёрли как мухи, потом была эпидемия оспы, мы похоронили мою родную тётку… а Дезерэтт помогал гробовщику, могилы копал. На нём сроду не появлялось царапин или синяков, ни один комар его не кусал, ни шрама, ни оспинки.

— Вы близко сдружились?

— Недостаточно близко, раз он не поделился со мной секретами. То есть… — Энджи немного помолчал, глядя в насмешливые зелёные глаза королевского сына, — я собой всегда был занят больше, чем кем-то другим. Не спросил его ни разу, не проявил участие.

— А теперь ты изменился, значит? Из-за меня? Да полно врать, Ангел.

— До захода солнца я возвращаюсь в деревню. И засыплю его вопросами. Ты бы проверил, если бы уезжал со мной, но тебе в другую сторону.

— Хотел бы я посмотреть, как ты его будешь пытать своим любопытством. Заинтриговал ты меня своим вечно молодым другом. А может, он сам дьявол?

— Дьявол, доящий в четыре утра корову? Дьявол, прищепляющий молодые яблони? Дьявол, несущий на плечах до чана с водой новорождённого ягнёнка? Дьявол, убирающий за поросятами дерьмо? Что-то дьявол в филантропию подался. У него не все дома должны быть в таком случае.

— Ты же сам сказал, он когда-то головой очень ударился. Ну а вдруг?..

— Значит, тебе интересно?

— Не старайся. Мы не помиримся.

— Я хотя бы попытаюсь.

— Ты ещё о своём друге?

— Нет, я говорю о нас.

— Нет никаких «нас», Энджи. Если ты не против, я посплю. И тебе того же советую.

*

Они проснулись на закате одновременно, оттого что замёрзли. Ветхие одеяла валялись на полу, по-прежнему затыкая щели, укрываться ими они оба побрезговали. Корзину с деньгами и другими ценностями Ангел втиснул между стеной и спинкой кровати, её пропажу во сне он, однако, вряд ли бы заметил, но никто к ним не врывался и не грабил. Зато холодно было так, что зуб на зуб не попадал.

— Камина, разумеется, нет, — проворчал Ксавьер, сжимаясь в клубок и кутаясь в собственные руки. На нём была одна ночная сорочка (очередной трофей из бездонного сундука), тонкая и бесполезная, но заставить потомка королей спать в одежде было не легче, чем выдать замуж сорокалетнего трансвестита. — Признайся, ты в сговоре с погодой? Чтобы был предлог обнять меня и греть?

— Я продрог не меньше тебя, — процедил Ангел сквозь зубы. Он лежал в бессменном голубом платье, только чепец сорвал и ботинки расшнуровал. — И у меня в мыслях не было приставать к тому, кто четырежды меня отфутболил.

— Правда?

— Сырные гномы, ну конечно нет! Круглые сутки только и думаю, что о твоей натёртой кремами и гелями коже, от её запаха голова кругом идёт. А ещё ключицы… Ты такой худенький, а они так выпирают…

— Придурок фетиширующий, — Принц повернулся на бок, улёгшись к нему лицом к лицу. — Долго ещё ждать?

— Чего?

— Обнимай меня! Только из платья вынься, оно не гигиеничное.

— Утром стирали ведь.

— Ты хочешь меня всего облапать или где?!

Вывернутое наизнанку платье ракетой улетело на кресло, соседствовать с дорогим парчовым нарядом, а Ангел резко сел и притянул Златовласа на свои бедра.

— М-м, — Ксавьер выгнулся, обхватывая вчерашнего любовника за шею. — В глаза мне смотри.

— Как ты можешь… — страдальчески прошептал Чёрный Берет, — любить меня и прогонять? Разве это не садизм? Я фактически твой пленник, хоть верёвки из меня вей…

— Но ты не любишь меня, — отпарировал Кси сладким жестоким голосом. — Ты любишь потрахаться. Любуешься собой, раздуваешься от гордости, что высокородный аристократ проявил к тебе слабость. Ты не способен полюбить кого-то в ответ. Зачем ты мне такой нужен?

— Я ещё молод, я… А если я исправлюсь?

— Ты предлагаешь мне ждать? Очень смешно. Ты сам знаешь, я рассказал тебе эту историю: в восемнадцать я умру. Тебе стоит подыскать пассию хотя бы с пятилетней гарантией и тренироваться любить на ней.

— А что если… я неисправим в целом? Но буду другим только для тебя? Что если ты станешь кем-то особенным, человеком, рядом с которым я не такой… ублюдок, — он разорвал зрительный контакт, не выдержав холодного скепсиса в глазах Принца. — И я спасу тебя от смерти. Найду способ.