Черные боги, красные сны

И вдруг сквозь нагромождение этих неясных мыслей, как молния, сверкнуло имя, и энергия его ударила с такой силой, что на мгновение Смит потерял способность видеть окружающее и его швырнуло обратно в пустоту, где не существовало ни света, ни темноты. Он стал пробиваться обратно в комнату, в то время как его развоплощенный разум пытался собрать воедино кусочки нового полученного им знания, в котором это имя пылало подобно маяку, став центром и средоточием всех отдельных кусочков знания.

Это и было то самое имя, которое уши его не смогли услышать, когда губы Джудаи произносили его. Теперь он знал: несмотря на то что человеческие губы могли произнести его по слогам, человеческий разум не мог его понять, охватить целиком. Таким образом, оно никогда не могло быть произнесено человеком в здравом уме и рассудке, а также не могло быть услышано им или понято. И даже в этом случае его бессловесная вибрация пронизала мозг волнами мистического ужаса. А теперь, когда его сила со всей своей мощью ударила по его незащищенному сознанию, могущества этого имени оказалось достаточно, чтобы выбить его из состояния сосредоточенности и контроля.

Это было имя некоей сущности, столь могущественной, что даже в его теперешней нереальности он содрогнулся. Это было нечто, чью полную мощь неспособно постигнуть сознание, облеченное в плоть. Только в своем развоплощенном состоянии сознания он мог постигнуть его. И его разум отвернулся от этого ужасного имени в тот момент, когда он погружался все глубже в чуждые мысли, которые возникали в существе, имевшем его тело.

Теперь он знал, зачем Нечто явилось. Он знал, какова цель сущности, которая носила это имя. И он знал, почему люди Марса никогда не произносили имя своего холодного бога. Они не могли. Нельзя было. Человеческое сознание не способно постигнуть это имя, а человеческие губы — произнести его без принуждения извне. Постепенно истоки этой странной религии становились ему понятными, обретали свою истинную форму.

Это имя пребывало как некая огромная нависшая тень среди далеких предков марсиан миллионы миллионов лет тому назад. Оно пришло из своего логова за пределами этого мира и обитало во всей своей ужасающей сущности среди людей, высасывая жизни тех, кто стал ему поклоняться и править миром, наводя такой ужас, благоговение и страх, что даже теперь, когда прошло несчетное количество эонов, несмотря на то что было забыто даже о его существовании, благоговение и страх все еще продолжали жить в умах отдаленных потомков первых его почитателей.

И это имя даже теперь не ушло из мира целиком. Оно отступило, удалилось, и причины этого слишком значимы, чтобы можно было постигнуть их человеческим разумом. Но оно оставило после себя капища и храмы, и каждое из этих сооружений или мест было маленьким входом, поэтому жрецы, которые посвятили себя служению ему, постоянно приносили ему подношения. Иногда они были одержимы силой своего божества и произносили его имя, которого их приверженцы слышать не могли, и тем не менее ужасное его звучание сотрясало все вокруг, как удары урагана. И это и породило ту странную, темную религию, которая на Марсе уже давно потеряла всякое доверие и силу, хотя так до конца и не умерла в душах людей.

Теперь Смит понимал, что Нечто, которое теперь обитает в его теле (хотя он никак не мог до конца понять, для чего именно и зачем), было посланником из Запредельного мира. Оно могло быть частью той огромной сложной энергии, которая и носила это имя. Он так и не узнал этого. Мысли, которые оно порождало, были слишком чужды, чтобы значить что-нибудь реальное для его рассудка. Когда оно даже мысленно возвращалось к своему истоку и по нему пробегал отсвет могущества этого имени, Смит быстро научился съеживаться внутри себя, пряча, уводя подальше свое сознание, пока эта мысль не пройдет мимо. Это было подобно тому, словно он через открытую дверь смотрел, как пылают адские топки.

Он видел, как тот Смит медленно вертит в руках шкатулку, как его бесцветные глаза изучают ее поверхность. Но его ли это были глаза? Или под его веками теперь обитал мрак этого Нечто? Он и сам не знал, не мог сказать точно, поскольку не мог заставить себя сосредоточиться на этом туманном, темном обитателе его собственного тела. Его особенности, характерные черты были такие чуждые, такие отталкивающие.

Ага, вот его пальцы нащупали тщательно замаскированное место, надавив на которое шкатулку можно открыть. Он не мог в точности определить, что произошло, но внезапно увидел, как дергает шкатулку, пытаясь ее открыть, крутит ее и так и этак, пытается подцепить что-то, и вот шкатулка распадается на две половинки по неровной линии. И из нее стал выходить густой туман, тяжелая, почти неощутимая дрянь, в которой шарили его руки, словно в складках одежды.

Этот туман медленно потек вниз, на пол, в то время как на его глазах он сам, стоящий там, в тумане, вытащил какую-то штуковину, немного приоткрывшую завесу тайны, которая до сих пор скрывала все происходящее. Смит узнал этот странный символ, лежавший в заполненной туманом шкатулке. Он был сделан из вещества, которое не встречалось ни в одном из трех миров,— это был полупрозрачный металл, сквозь глубины которого тусклый дым распространялся неясными завитками, кольцами и струйками. И форма его повторяла форму символического изображения, часто повторяющегося в резьбе, украшающей стены каждого марсианского дома. Смит уже слышал толки об этом талисмане, повторяющиеся из уст в уста на тайных сходках космических пиратов. Само существование его было для всех тайной, кроме тех флибустьеров космических трасс, от которых ничто не может укрыться.

Этот символ, говорила молва, был талисманом, оставшимся от древней религии, который использовали для обрядов поклонения безымянному богу еще в старые времена, пока упадок веры не вынудил совершать богослужения втайне; он обладал колоссальной энергией, но как ее использовать, вряд ли знал кто-либо из живущих. Говорили, якобы талисман хранится в тайном, никому не известном месте в одном из городов на каналах. Теперь он понимал, какой страх и ужас пережил тот уроженец каналов с обезображенным шрамами лицом, почему он так боялся столкнуться лицом к лицу с последствиями, которые может вызвать его кража.

Ему никогда не узнать, что стояло за этой кражей. Достаточно было знать, что Нечто обладало теперь этим бесценным талисманом. Его собственными усилиями этот древний символ попал в те самые руки, которые уж точно знают, как с ним обращаться: причем, как это ни парадоксально, эти руки когда-то были его собственными руками. А ему оставалась лишь роль беспомощного наблюдателя.

Вот его бывшие пальцы уверенно, зная, что они делают, подняли талисман. В длину он был не более двенадцати дюймов и представлял собой вещицу, состоящую из замысловатых кривых и дугообразных поверхностей. И вдруг он понял, что именно означает этот символ. Сквозь туманную чуждость разума, который обитал теперь там, где раньше хозяином был его разум, он обрел уверенность в том, что талисман был сделан таким образом, что представлял собой изображение написанного имени: то самое невысказанное слово, вылившееся в форму безымянного металла. И Нечто, вселившееся в его тело, держало талисман в руках с видом некоего нечеловеческого благоговейного трепета.

Смит видел, как его тело медленно обернулось кругом, словно пытаясь сориентироваться на какую-то неизвестную точку, находящуюся неизмеримо далеко. Рука, в которой был зажат талисман, высоко поднялась. В комнате царила атмосфера напряженного, торжественного молчания, словно наконец-то был достигнут столь долго и с таким трепетным благоговением ожидаемый момент, когда должно совершиться чудо. Медленно, на негнущихся ногах его тело сделало несколько шагов в сторону восточной стены, крепко сжимая в руке символ, который оно несло перед собой.

Оно остановилось возле украшенной гравировкой стены и медленным ритуальным жестом подняло талисман и установило его украшенный изысканной резьбой наконечник напротив похожего символа на стене — вырезанной копии имени. Оно провело талисманом вниз и потом крест-накрест, словно писало на стене невидимую кривую. Внимательно наблюдая за этими пассами, Смит понял, что происходит. С помощью этого талисмана, который следовал за линиями загадочных символов, изображенных на стене, Нечто воспроизводило невидимое имя. И этот обряд обладал глубинной энергией и являл собой некое неясное предзнаменование, которое повергло его в ужас, заставивший трепетать все его существо. Но в чем заключался смысл всего этого?