Солнечные стрелы

Я хочу передать его Солнцу, сказал Эсториан. Если, конечно, вы позволите мне это.

Солнечный лорд не нуждается в чьем-либо позволении, сказал желтоволосый скуластый жрец. Кажется, его звали Шайел. Асанианская кровь схлестнулась в нем с керуварионской и, судя по всему, Керуварион победил. Эсториан улыбнулся, ощутив во рту привкус горечи.

И все же я испрашиваю его у вас.

Считайте, сир, что вы его получили. Он не простил, подумал Эсториан, но чувство справедливости ему все-таки не чуждо. Он установил дыхание, потом медленно простер руки над коченеющим телом. Огонь пульсировал в них, огибая вытянутую на кровати фигуру. Жрецы за его спиной затянули песнь. Это не был прощальный и скорбный плач, это был приветственный гимн богу, нисходящему к смертным. Мощный, сильный, волнующий сердце мотив. Крупная дрожь прошла по его позвоночнику. Он ощутил присутствие бога в себе. Никогда еще он не чувствовал его столь явственно. Бог управлял им, бог раздувал костер. И это было действительно так. Он выбросил себя из себя. Все, чего ты желаешь. Он думал и пел. Все, чего хочешь только ты. Он был источником и истоком, он был пылающей целиной, он был бликом на кончиках копий, он был энергией, сжатой в зерне. Он был солнечным днем, освещающим темные земли. И все они были с ним. Все, а не только те, что кружились вокруг смертного одра в ритуальном танце. Все жрецы обеих огромных стран, все служители храмов, все ученики, свершающие свое Странствие, все охранники Врат, все мелкие маги, прислуживающие лордам, все они объединились в пламени его qhk{. Он стал их сердцем, их средоточием и венцом, он взял тело верховного жреца Эндроса на руки и вознес его над головой, бережно и легко, словно пушинку. Он наполнил останки Айбурана огнем. Мертвец запылал сильно и ярко, словно охапка соломы. Пылающее тело дрогнуло, съежилось и через миг рассыпалось в невесомый прах. Огонь умер. Жрецы расступились. Воцарилась абсолютная тишина. Эсториан взглянул на пустую постель. Она еще хранила очертания Айбурана.

Большой северный медведь, сказал он, великий жрец, непревзойденный маг. Только царь небесный и владычица ночи знают, как я любил тебя! Бог ушел, на сердце тягостно и уныло. Эсториан не помнил, что говорил жрецам, но что-то, видимо, говорил, ибо их лица стали умиротворенными. Маленькая жрица, чем-то похожая на Зиану, плакала, уткнувшись в плечо Шайела. Он пришел в себя только тогда, когда был уже далеко от них, он напряженно всматривался в чью-то испуганную физиономию и слышал звонкий голос, шелестевший возле плеча.

Милорд, вам нужно поесть, со вчерашнего дня у вас не было маковой росинки во рту, вы обязательно должны подкрепиться... Он узнал лорда Шурихана, исполненного глупости и страха; вельможа боялся, что его призовут к ответу за смерть леди Мирейн. Он слушал сбивчивые оправдания лорда, но не воспринимал их, он был озабочен другим. Сила, заключенная в нем, дыбилась и выгибалась, пытаясь освободиться от обременяющей ее плоти, он концентрировал всю свою волю, пытаясь ее унять. Рядом не было никого из тех, кто мог бы заметить эту борьбу и встревожиться, его окружали простые люди, слуги, асаниане, они затащили его куда-то, и он не противился им. Он ел и пил, чтобы отвязаться от них, но больше все-таки пил. Корусан непременно сделал бы по этому поводу замечание. Но оленейца нигде не было видно. Головокружение, раздраженность, тяжесть в ногах он отправился на поиски куда-то запропастившегося мальчишки. Тот стоял там, где ему и положено было стоять, на часах возле императорских покоев. Он взглянул на него с яростью, а возможно, и с- радостью, темной радостью, которая кричала улетающему ввысь духу Айбурана: смотри, он здесь, он мой, он любит меня! Он запихнул его в полумрак спальни, молча сорвал вуаль, плащ, мечи, и все, что мешало, опрокинул мальчишку на пол и вошел в него, словно армия варьянцев в кипевший от возмущения Асаниан. Он не мог бы сказать, что оленеец ему уступил, это бы шло вразрез с натурой мальчишки, Корусан просто позволил своему господину проделать с ним то, чего он и сам в эту минуту желал. Но своеволие его никуда не исчезло. Он был полем, которое само помогало снимать с себя урожай, он был ведомым, направ ляющим действия своего ведущего, он в конце концов вырвался из-под гнета черного короля и оседлал его со всей пылкостью и яростью опытного наездника. Потом, когда они в изнеможении оторвались друг от друга, повалившись на ворох одежд и ковров, Эсториан, тяжело ворочая языком, сказал:

Только ты... только ты даешь мне это все в полной мере...

Хорошую взбучку? спросил Корусан. Эсториан поморщился.

Возможно, мне надо попробовать изнасиловать одну женщину, вдруг заявил он.

Ну уж нет. Корусан открытой ладонью легонько шлепнул его по щеке. Ты пьян как свинья. Кто напоил тебя, отвечай? Я раздеру его за ноги как лягушку.

Это тайна, сказал Эсториан. Хорошие слуги знают, как угодить своему господину. Что же касается изнасилования женщин...

Ты ни на что не способен сейчас. Ты просто пьяный слезливый слюнтяй. Даже пьяные слезы позорят мужчину.

Поневоле заплачешь, когда тебя бьют. Эсториан потянулся к мальчишке. Не знаю, что бы я стал без тебя делать?

Умер бы. Корусан извернулся и встал. Он огляделся вокруг, словно раздумывая, чем бы ему заняться. Эсториан залюбовался его телом. Оленеец был невысок, но широк в плечах, узкая талия, крепкие ягодицы, тонкие сильные ноги. Он не изменится, даже jncd` станет старше. Асаниане меняются мало и только к концу жизни резко стареют. Он поднялся на ноги и встал у мальчишки за спиной, обнимая его обеими руками.

Я не хочу умирать.

А если умру я? Что тогда станет делать высокочтимый милорд.

Ты никогда не умрешь. Эсториан ощутил холодный трепет, проскользнувший от лопатки к лопатке. Так случалось всегда, когда он говорил или делал что-то не то. Он поежился и неестественно рассмеялся.

Ты не умрешь, Корусан. Взгляни, твоя лихорадка исчезла, Ты выглядишь гораздо лучше, чем всегда.

Расспроси свою жрицу, как ей это все удалось? Разузнай, сколько магии она потратила на меня? Эсториан встрепенулся.

Ты был у Вэньи? Он вспомнил, что не видел ее у Айбурана. Странно, кажется, в последнее время верховный жрец и охранница Врат прекрасно ладили между собой. Как случилось, что Вэньи не пришла отдать умирающему последние почести?