Гарри Поттер и просто Гарри

— Вы о смерти Волдеморта?

— Вообще-то, я имел в виду твою дружбу с Патриком Рэндомом.

— Это больше похоже на иронию судьбы, — фыркнул я.

— Так же сказал мне и Северус, — слегка усмехнулся Дамблдор.

Я хмыкнул, и мне в голову закралось подозрение.

— Профессор, а вы знали, что мой лучший друг — сын Снейпа?

— Профессора Снейпа, Гарри, — поправил меня директор и тоже хмыкнул, — знаешь, почему-то люди вокруг меня уверены, что мне известно обо всём на свете.

— А это не так?

— На самом деле, — с видом человека, открывающего огромную тайну, произнёс он, — я о большем догадываюсь, чем узнаю. Всегда доверяй своей интуиции, Гарри. Но, честно, я понятия не имел, кто твой друг. Но мне хочется верить, что в этом есть какая-то доля справедливости. Я бы даже сказал, исторической справедливости.

Наткнувшись на мой непонимающий взгляд, Дамблдор пояснил:

— Поверь, в деле примирения факультетов вы совершили больше, чем кто-либо за последние лет сто. Может, сто пятьдесят.

— Так мы и не сделали ничего, — пробормотал я.

— Живой пример подчас красноречивее тысячи слов, — улыбнулся он, — не то, чтобы никто не дружил раньше между Гриффиндором и Слизерином, но на моей памяти это никогда не было столь… показательно.

— Честно говоря, я так и не понял в чём разница между факультетами, — признался я, и тут вспомнил одну вещь, — А вот… в конце галереи на восьмом этаже мы с Патом видели такой странный портрет… там было два волшебника…

Директор в удивлении приподнял седые брови.

— Вам повезло. Они крайне редко там появляются. Я, лично, ни разу их не видел. Они ведь там очень молоды, правда?

— Эээ… Они — это действительно…

— Годрик Гриффиндор и Салазар Слизерин. Да, это их потрет.

— Так они были вроде как… врагами?

Он с усмешкой покачал головой.

— «Ужели сыщутся таких два друга, как Гриффиндор и Слизерин?»,— явно процитировал он Шляпу, — они же вместе основали Хогвартс. Очень многие забывают, Гарри, что они были лучшими друзьями… пока не повздорили из-за идеологических разногласий.

Мы замолчали. Директор встал и, видимо, собрался уходить, но я его остановил.

— Профессор Дамблдор… Но почему я не умер? Остальные хоркруксы — они ведь… в пыль рассыпались.

— Гарри, — мягко произнёс директор, — вещь — это всего лишь вещь. Вне зависимости, кому она принадлежит или принадлежала ранее. У неё нет души. Она не может чувствовать. Человек — не кольцо и не кубок. Есть то, что держит его в этом мире… Мужество. Сила духа. Дружба…

— Любовь, — закончил за него я.

— Безусловно, — радостно улыбнулся Дамблдор, — конечно, любовь. Я рад, что ты это понял.

Я слабо улыбнулся и промолчал. Я понимал, что выспросил ещё не всё, что хотел, но в голову больше ничего не приходило. Директор окончательно собрался уходить, но я опять окликнул его уже у двери.

— Профессор.

— Да, Гарри? — обернулся он.

— Значит, пророчество солгало? Ведь я не побеждал Волдеморта. Я с ним и не боролся.

— Пророчества сбываются только тогда, когда мы в них верим, — проговорил он с видом добряка Гэндальфа, — и чтобы победить, вовсе не обязательно вступать в бой, Гарри.

С этими словами он тихо вышел за дверь, оставив меня наедине с самим собой.

В конце концов, я умудрился задремать. Мне совсем ничего не снилось, только где-то на задворках сознания спорили два каких-то назойливых голоса:

… — идеологических разногласий? — хохотнул один, — всё из-за того, что ты всё время жульничаешь!

— Я?! — странно знакомо возмутился другой, — я НИКОГДА не жульничаю! Игра — дело серьёзное. Это у тебя вечно по три лишних кубика в рукаве!

— Да моя честность в поговорку вошла!

— Ха-ха! Знаем мы эту честность! И про благородство тоже слыхали!

— Иди к чёрту, Салли!

— Сам иди знаешь куда?!..

Меня разбудил солнечный луч, бесцеремонно светивший мне прямо в правый глаз. Чувствовал я себя бодрым и выспавшимся. Но когда я только вознамерился встать с кровати и потребовать у мадам Помпфри немедленной выписки, то услышал приближающиеся к дверям голоса и тут же их опознал. На полном автомате я мигом залез под одеяло, сложил руки на груди как всякий приличный труп и изо всех сил постарался замереть. Последнее было сложнее всего — как всегда в самый неподходящий момент захотелось заржать в полный голос.

— Кажется, он выглядит здоровее, — прозвучал надо мной не очень уверенный голос Гермионы.

Так, всё ясно. Про моё чудесное воскрешение им ещё никто не говорил. Красота!

— Не знаю… — задумчиво протянула Лу, и тут же сообщила, — я до завтрака мельком видела мадам Помпфри, но не успела к ней подойти. У неё был вид такой… загадочный.

Я прикусил щёку. Буйное воображение опять сыграло со мной дурную шутку — я попытался представить себе школьную медсестру с загадочным видом. И опять Гермиона:

— Я слышала её вчерашней разговор с МакГоноголл…

— Подслушала, — вежливо уточнил голос Пата.

— Да, подслушала, — раздражённо призналась та, — Гарри хотят отправить в госпиталь Святого Мунго.

На несколько минут повисла тишина. Противный луч солнца продолжал светить мне в глаз, вызывая у меня желание зажмуриться, но я мужественно держался.

— Я знаю, что надо сделать! — вдруг завопила Лу так, что я сам чуть было не подпрыгнул на кровати.

— Ты меня так до инфаркта доведёшь, — признался Пат.

— Я знаю, как его разбудить! — ликовала Лу, — Гермиона, целуй его!

В попытках задержать рвущийся наружу смех, я чуть не откусил себе язык.

— Лу, это не сказки, — серьёзно произнесла Гермиона, — Гарри в коме!

— Белоснежка тоже была в коме! — уверенно заявила та, — все сказки основаны на реальных событиях!

— А вот и не все! И почему я?

— Ну, не Пат же.

— Почему не ты?

Я уже всерьёз начал обижаться, почему никто не хочет меня целовать даже хотя бы для того, чтобы вывести из комы, как Пат бесцеремонно пнул ножку кровати и заявил:

— Идиот, кончай придуриваться, мы же волновались!

— Пат, ты чего?! — ошалела Лу.

Я вздохнул, и, прищурившись, уставился на своего довольно ухмыляющегося друга, сидящего на соседней койке. Вернее, на его размытый образ.

— Ну и чего ты мне весь кайф поломал? — вкрадчиво спросил я в наступившей тишине.

— Гарри!!! — тут же синхронно взвизгнули девчонки и со своими радостными объятьями чуть не свалили меня с кровати.

Помпфри со страшным скрипом выпустила меня после обеда из своих больничных чертогов. Основной причиной было то обстоятельство, что завтра всем студентам надо было уезжать по домам. Так бы она продержала недельке две, это точно. В глубине души я понимал её здоровые опасения — за восемь суток я сильно похудел, и при ходьбе меня слегка покачивало из стороны в сторону. Но вслух я об этом никому, естественно, не сказал.

Медсестра, кстати, выгнала моих друзей из палаты довольно быстро. А после того, как она напичкала меня разными восстанавливающими зельями, явился Сириус.

— У тебя совсем совести нет, — заявил он, — надо же столько проваляться!

— А я-то здесь причём? — возмутился я.

— Гарри, — тихо начал крёстный и очень серьёзно посмотрел мне в глаза, — честно говоря, это было больше похоже на медленную смерть, а не на кому. Ты уходил. И это все видели, но никто ничего не мог сделать. А Альбус сказал, что ты сам должен захотеть вернуться… оттуда.

Я задумчиво прожевал кусок запеканки. Этот разговор был как раз во время моего обеда, хотя и для трапезы не совсем соответствовал.

— Сириус, я нигде не был. А если где и был, то не помню. Только под утро мне снились лошади. Целый табун.

— Кстати, о лошадях, — хлопнул по коленям Сириус с хитрым видом, — должен сказать, что я оскорблён до глубины души.

Я уставился на него и внутри у меня всё похолодело.

— Что, все знают? Нас отчислили? Нас арестуют? Будут судить? Посадят в Азкабан?