Под крылом (СИ)

====== Часть 4. Лае. Глава 10 ======

*** Медленно работала капельница. Так медленно, что между двумя падениями капель Рис успевал отключиться и снова прийти в себя. Обширное повреждение мозга. Сильная кровопотеря, которую забарахлившая система не смогла блокировать. Скорость времени варьировалась. Гибрид мог закрыть глаза и открыть их спустя миг, а вместо рассвета в окна заглядывала ночь. А могло получиться так, что чашка, которую случайно уронил зашедший в палату Вириней, летела на пол целую вечность. Говорить не получалось. Конечно, Соня сказала, что с голосовым аппаратом все в порядке, и это всего лишь полная блокировка, но Рису было не по себе. Сама глава

IMT

появлялась неожиданно и так же внезапно исчезала. Когда она была в палате, то становилось немного легче – гибрид мог формировать вопросы, а девушка, потрогав его по руке, отвечала. Почти все время рядом был Вольф. Он то безостановочно болтал о пустяках, то, весь подобравшись, что-то вычислял, сканировал гибрида, исследовал его состояние или просто ходил вокруг. Восемь шагов от двери до стены, еще шесть влево, опять восемь за головой у Риса и снова шесть, заставляя гибрида скашивать взгляд вправо. Иногда в палате оказывался еще один врач. По крайней мере, на крылатом поверх обычной одежде болтался длинный, почти достигающий колен, зеленоватый халат, а в руках он держал такую же, как у Вольфа, сканирующую рамку. Приходил Дарелин. Он пододвигал табурет поближе, накрывал опутанную датчиками ладонь гибрида и рассказывал какие-то истории. Логики в них не было, да и никакой большой ценности данные не несли. Рису больше нравилось, когда серокрылый лир пел. Но сделал он это лишь два раза, и примерно на середине гибрид отключался. Но было красиво, очень. Жаль, не удавалось вспомнить, пел ли Заф. Наверное... Или нет? Рис пытался, но каждый раз датчики, к которым он был присоединен, начинали пищать. Дарелин, если находился в это время в палате, начинал нервничать, а Вольф быстро ходил вокруг кровати, все проверял, и неизменно все заканчивалось парой уколов, капельницей и темнотой. При этом Рис не видел внешних проявлений эмоций у Дарелина, а системы сканирования были отключены. Но он знал, что отец Заафира волнуется. А Карм, если он тоже был тут, просто скатывался в молчаливую панику, хотя в такие моменты деревенел лицом и поведение его не менялось. Пару раз заходил Малкольм. Он долго топтался у двери, преодолевая раздраженный взгляд брата Зафа и выжидающий – Дарелина, потом вскидывал повыше подбородок и подходил. Свои слова он сначала произносил на языке лае, а потом переходил на человеческий, дублируя все фразы вплоть до интонаций. На правой скуле у него ярко выделялся наливающийся фиолетовым синяк и длинная неглубокая царапина. Смысл фраз сводился к одному. Малкольм просил прощения у Риса и обещал, что больше этого не повторится. И все обидные слова, которыми рыжий наградил гибрида – ложь и неправда. Примерно на середине извинения Карм начинал недовольно фыркать, но выводил крылатого из палаты, лишь когда тот замолкал. Рис закрывал глаза и старался прислушиваться, но звукоизоляция была хорошей, и услышать, о чем говорят в коридоре, не получалось. Обычно все заканчивалось тем, что гибрид засыпал. Приходили остальные крылатые. Яблоки на прикроватном столике сменяла клубника, вместо нее в вазочке приносили странные фиолетовые ягоды, похожие по форме на землянику. За ягодами следовали персики и что-то совсем не понятное – оранжевое и длинное, как огурец, но пахнущее сладко. Вольф, каждый раз видя смену нового съестного, вздыхал и недовольно качал головой. Рис же... Он прислушивался к запаху, так как ничего не мог попробовать. Все полезные организму вещества поступали через капельницу, а любое движение грозило еще одной комой. В коме гибрид уже провел несколько дней. А потом две недели Вольф вместе с экстренно вызванной с Меги Соней, пытался починить процессор. Трудно лечить то, о чем лишь читал. Исцеляющая кровь не могла этого сделать. Как и песни. Белая появлялась как-то внезапно. Рис каждый раз не мог отследить ни как она приходит, ни как покидает палату. Белокожая крылатая ногой двигала табурет подальше и прислонялась к стене, складывая руки на груди. Так она стояла час или два, перекидывалась несколькими фразами с бродящим у противоположной стены Вольфом (шесть шагов в одну сторону и шесть в другую) и стоило гибриду закрыть глаза – исчезала. Приходил Карм, двигал табурет ближе к кровати, садился на него и нахохливался, топорща перья. Из раза в раз его диалог с хирургом сводился к тому, как долго Рису нужно еще находиться в палате и нужна ли еще кровь для переливания. Этот вопрос задавали и четверо младших братьев Заафира, и даже Малкольм. Вольф неизменно отвечал, что нужна. Но гибриду кровь не переливали. Или Рис этого не помнил. Он выключался очень часто, мог пропустить. После Карм недовольно чесал пластырь на руке, и не глядя на гибрида, рассказывал о том, что произошло в Отделе. Он говорил и про тех, кого гибрид знал, и про незнакомых крылатых. Первые тридцать пять групп уже вернулись и снова отправились, на этот раз в другие миры. Эрелим – один из златокрылых, тоже ушел, и никто его до сих пор не видел. Вириней разлил чай на лестнице, и попытавшись вымыть ступеньки – сломал руку и крыло. Джар до сих пор удивляется, как из обычного действия можно извлечь два открытых перелома и повреждение нерва. Вирьку профилактически отправили в саркофаг на двое суток – кстати, в таком Рис лежал две с половиной недели. Малкольм подрался с Рафом, который заявил, что Белая вертит братом как хочет. Если бы не Илья, случайно находившийся рядом, все закончилось бы более печально, и Раф не обошелся бы только десятком синяков и одной длинной царапиной на шее. Теперь рыжий пять смен подряд будет отрабатывать на кухне, а его оппонент – проверять маяки... Мирослав хотел увидеть детей лилимов, но не смог подняться выше первой ветви Древа, накрепко застряв крыльями. Его снимали почти полтора часа – а маленькие пернатые еще и сложили стишок про неповоротливого и толстого лае, который хотел достать яблочко. А Рино, предатель, еще и хохотал с мелким Гавриилом громче всех. У Ила завяла половина рассады. Майри начала переподготовку на оперативника. А Ирин все еще в изоляторе. Странное совпадение – когда Рис прорвался в Отдел на шее Малкольма, то он попал в изолятор, а младшенький брат Заафира лежал в больничной палате. Сейчас же было наоборот. Зафа все еще ищут. Одна из групп наткнулась на его след, но сразу же потеряла – вероятно, из-за того, что брат Карма развивается слишком медленно и не успел еще избавиться от лилимского «проваливания» сквозь миры. Карм говорил, заполняя тишину палаты, перекрывая своим голосом тихий писк приборов. Рис слушал, пытаясь представить то Мирослава, застрявшего в Древе, то Виринея на лестнице с чаем, то Малкольма, который дрался с этим неизвестным Рафом... Иногда получалось хорошо, но чаще гибрид соскальзывал в полудрему. Туда голос брата Заафира тоже пробивался, но слов разобрать не удавалось. Только шум и эмоциональный окрас фраз. И тепло – шум накатывал волнами, словно слой за слоем Риса накрывали еще одним одеялом, прозрачным и легким, но таким горячим, словно... Что это «словно» гибрид не мог идентифицировать – просыпался. И снова слушал про Серфина, который не смог отказать Мэл в тренировке и теперь обзавелся новой шишкой на лбу и легким сотрясением. Хорошо еще, что златокрылая не летала где-то мысленно, и не стала драться даже в треть силы. Тренировки с ней даже Белая не выдерживала – да, она была очень сильным и опытным бойцом, но что может сделать двухметровая крылатая против трех-с-половиной-метровой Мэл, которая пальцами гнет боевой шест и чей удар кулаком может пробить любую стену? Максимум – быстро улететь, чтобы не оказаться размазанной где-то со второго пинка. Рис видел однажды Мэл, когда она сидела у фонтана, и вместе с Эрелимом наблюдала за бродящим в воде Виринеем. Но тогда ему казалось, что в златокрылой не так много роста. – Это образное выражение. – Пояснил Карм, когда Соня, дожевав конфету, потрогала гибрида за руку и озвучила его вопрос. – Каждый год Мэл прибавляет по пару миллиметров в росте, и Вольф однажды пошутил, что она все еще растет. После рассказов о Мэл брат Зафа говорил про лилимов. Про Ави, который добрался до тренировочных залов и просидел там три часа на скамеечке, с открытым ртом наблюдая за разминающимися крылатыми. Еще рано говорить, но вероятно, штат оперативников придется расширять и для него – уж больно у лилименка блестели глаза при виде железных накладок на крылья и энергетических барьеров, удерживать которые пытались некоторые из оперативников. Гибрид слушал с закрытыми глазами, и представлял стишок лилимов про Мирослава, почти видел маленького лилименка с открытым ртом в тренажерном зале, думал, как будет Белая улетать от большой Мэл... Несколько раз проваливаясь и выныривая из полудремы, Рис все же засыпал. И Карм, дождавшись перемигивания датчиков, замолкал. Обхватывал голову руками и так сидел несколько минут, боясь шевельнуться и оказаться раздавленным под собственной паникой, которая росла и ширилась. Когда Рис поправится, Карм отведет его в тренировочный зал и все-все покажет. И маяки, и может быть даже сумеет уговорить Мэл показать свои золотые крылья. И выведет на площадку на крыше Отдела – там самое теплое место и почти всегда солнечно... Или попросит об этом Заафира. Его ведь обязательно найдут, и даже если Заф не помнит Риса, то познакомится заново. Найдут. Не могут не найти. Иначе Карамель рехнется. Рядом с первым серым перышком росло второе. Более темное, почти серебристое. Полтора процента крови лира проснулись, и засыпать не желали. А неделю назад Вольф сообщил, что процентов стало больше. Не полтора. Пять. Семь. Семь с половиной. Восемь. Естественная мутация, и как ее остановить, Вольф не знает. Как и найти причину пробуждения. Восемь с половиной.