Выкорчеванная (ЛП)

Если ты думаешь, что детям ничто не грозит, я приеду зимой. Никогда не думала, что они захотят вернуться, но Мариша спросила, можно ли ей приехать чтобы снова поиграть в доме Натальи.

Я по тебе скучаю».

Сделав последний стремительный шаг, перепрыгивая к Веретяннице, где на полянке стоял мой собственный дом, выращенный в стволе древнего сонного дуба. С той стороны, где находился вход, корни дуба расступились, открывая просторную нишу, которую я выстлала травой. Я старалась, чтобы здесь для ходоков всегда был запас плодов из заповедной рощи. Сейчас их стало меньше, чем было в прошлый раз, и с противоположной стороны от входа кто-то наполнил дровяной ящик.

Я выложила из корзины в нишу оставшиеся плоды и зашла на секундочку внутрь. В доме не нужно было убирать: пол был выстлан мягким мхом, а трава на постели восстанавливалась без моей помощи, когда я поднималась утром. В серьезной чистке нуждалась я сама, но я долго ходила с серым грузом и слишком устала этим утром. День уже перевалил за полдень, и я не хотела опаздывать. Я лишь взяла ответное письмо Касе и закрытую флягу с водой из Веретянницы, сложив все в корзинку, чтобы передать их Данке для отправки.

Я вышла на берег и сделала еще три широких шага на запад, чтобы наконец совсем выбраться из Чащи. Я пересекла Веретянницу по мосту у Заточек в тени растущего здесь высокого молодого очагового дерева.

Когда мы с Сарканом плыли по реке в поисках королевы Чащи, она совершила последний отчаянный рывок и, прежде, чем мы успели ее остановить, лес наполовину успел поглотить Заточек. Когда я ушла из Башни, навстречу мне прибежали убежавшие из деревни люди. Оставшийся путь я пробежала и обнаружила горстку отчаянных защитников, готовых срубить только что посаженное очаговое дерево.

Они оставались, чтобы выиграть время для бегства своих семей, но считали, что, совершая это, их схватят или их поразит порча. Так что сражаясь, они были полны отчаянной решимости и страха одновременно. Не думаю, что они бы прислушались ко мне, если бы не мои лохмотья, босые ноги, всклокоченная голова и лицо в саже. Меня невозможно было принять за кого-то иного, кроме ведьмы.

И все равно, они мне не поверили, что Чаща побеждена и навсегда повержена. Никто из нас не мог даже помыслить ни о чем подобном. Однако они видели, как внезапно богомолы и ходоки убежали обратно в Чащу, и к тому же они сильно устали. Так что они отошли и дали мне волю. Дереву еще не было и дня от роду. Чтобы дать ему вырасти, ходоки привязали к нему старосту и трех его сыновей. Мне удалось освободить всех братьев, а вот их отец отказался. В его желудке уже год как медленно тлела углем болезнь.

— Я могу вам помочь, — обещала я ему, но старик лишь качал головой, его глаза уже были полусонными, и он улыбался. Внезапно его узловатые руки и скованное стволом тело скрылись под наросшей корой прямо под моими ладонями. Изогнувшееся очаговое дерево вздохнуло и выпрямилось. Оно разом сбросило все ядовитые цветы, и на его ветвях мгновенно появились новые чистые бутоны.

Мы все мгновение стояли неподвижно под серебристыми ветвями, вдыхая их тонкий аромат, ничем не похожий на удушающую приторно-сладкую вонь порчи. Потом крестьяне поняли, что они делают, и нервно стали пятиться. Они боялись принять умиротворение очагового дерева так же как мы с Сарканом в роще. Никто и представить себе не мог, что из Чащи может появиться что-то не являющееся злом и не переполненное ненавистью. Сыновья старосты беспомощно смотрели в мою сторону:

— Разве вы не можете его тоже спасти? — спросил меня старший.

Пришлось объяснить им, что спасать больше некого. Он стал деревом. Я слишком устала, чтобы объяснять все в подробностях, к тому же людям это не так-то просто понять, даже родом из долины. Сыновья застыли в пораженном молчании, не зная скорбеть им об утрате или нет.

— Он очень скучал о маме, — наконец произнес старший, и остальные согласно кивнули.

Никому из жителей деревни не понравилось растущее на мосту очаговое дерево, но они достаточно мне доверяли, чтобы согласиться его оставить. С тех пор оно прилично выросло, и его корни уже воодушевленно переплелись с бревнами моста, обещая в скором времени полностью его поглотить. Оно было усыпано множеством плодов, птиц и белок. Пока еще немногие соглашались отведать его плоды, а вот звери вполне доверяли собственным носам. Как и я. Нарвав в свою корзину десяток плодов, я пошла дальше, попутно напевая, по длинной пыльной дороге к Двернику.

Малыш Антон валялся на спине, выпасая семейное стадо. Когда я появилась на поле, он немного нервно подскочил, но теперь уже почти все привыкли к моим появлениям тут и там. Сперва после всего, что случилось, мне было немного стыдно возвращаться домой, но я так устала после того страшного дня, устала, была брошена и разозлилась так, что скорбь королевы Чащи и моя переплелись вместе. После того, как я очистила Заточек, мои уставшие ноги сами собой привели меня домой. Матушка лишь взглянула на меня с порога и, ни слова не говоря, уложила спать. Она сидела рядом, напевая и расчесывая мои волосы, пока я не уснула.

Весь следующий день, когда я вышла на площадь поговорить с Данкой, чтобы вкратце рассказать ей что случилось, а также проведать Венсу, и Иржи с Кристиной, все вели себя со мной нервно. Но я еще чувствовала усталость и была не в настроении соблюдать учтивость, так что я просто не стала замечать всех их подергиваний. А спустя время, когда я ничего не сожгла и сама не превратилась в чудовище, все само собой прекратилось. Так я на примере узнала, что люди ко мне привыкают. Теперь я сознательно регулярно по субботам заглядываю, чтобы по очереди пожить в каждой деревне.

Саркан не вернулся. И не знаю, вернется ли. Я слышала о нем из четвертых или из пятых рук, что он по-прежнему живет в столице, улаживая тамошние дела, но сам он не пишет. Что ж, нам никогда не был нужен правитель, чтобы улаживать внутренние споры. Старосты и женщины справлялись с этим без посторонней помощи, а угроза со стороны Чащи уже не такая значительная, как прежде. Однако есть и такие вещи, для которых в деревне пригодился бы чародей, если бы он был под рукой. Так что я навещаю их и накладываю заклинание на сигнальные огни, и если они зажигаются, в моем домике загорается аналогичная свеча, подсказывающая, где именно во мне нуждаются.

Но сегодня я здесь не ради работы. Я помахала Антону и пошагала в деревню. Ломящиеся от яств по случаю сбора урожая праздничные столы под белыми скатертями были расставлены на площади, оставив посредине прямоугольную площадку для танцев. Моя матушка была здесь вместе с двумя старшими дочерьми Венсы, расставляя подносы с тушеными грибами. Я подбежала и поцеловала ее. Она, улыбаясь от души, погладила мои щеки и расправила мои спутавшиеся волосы.

— Ты только посмотри на себя, — сказала она, вынимая из моих волос длинную серебристую веточку и несколько сухих листьев: — И почему бы тебе не носить башмаки. Нужно отправить тебя умыться и смирно сидеть в уголке. — Мои босые ноги запылились до самых колен. Но она всего лишь весело подтрунивала надо мной. Тут подъехал на телеге отец с дровами для вечернего костра.

— К ужину умоюсь, — пообещала я, стащив с тарелки гриб, и направляясь посидеть с Венсой в ее прихожей. Ей стало лучше, но она по-прежнему большую часть времени проводит сидя перед окном, порой что-нибудь вышивая. Кася написала и ей, но скомкано и сухо. Я прочитала ей, по возможности стараясь смягчить ее слова. Венса слушала молча. Думаю, в ответ на скрытую Касину обиду, она чувствует скрытую вину: мать смирилась с необязательной судьбой дочери. Чтобы это исправить, если это возможно, понадобится много времени. Она согласилась на мои уговоры выйти со мной на площадь, и я видела, что ее усадили с дочерьми.

В этом году не стали натягивать навес. В этом году праздник был лишь для нашей деревушки. Крупный, как и каждый год приходившийся без смотрин, был в Ольшанке. И так будет отныне и впредь. Мы все были слишком увлечены едой при свете солнца, что было странно для страды, пока оно наконец не опустилось низко. Мне было все равно. Я съела целую тарелку кислого журека с вареным яйцом, нарезанным ломтиками, и тарелку тушеных кабачков с сосисками, а потом еще четыре блинчика с начинкой из моченой вишни. Потом мы все сидели на солнышке, вздыхая, как было вкусно, и что многие переели, а младшие детишки носились сломя голову по площади, пока мало-помалу они не укладывались под деревьями поспать. Людек принес свою скрипку и начал играть, поначалу тихо. Но чем больше и больше детей отправлялось спать, тем больше появлялось и присоединялось инструментов. Люди хлопали и пели, дав волю настроению. Мы открыли бочки с пивом и по кругу передали крынку с ледяной водкой из Данкиного погреба.