Колесо превращений
Колесо превращений читать книгу онлайн
Вотчину удельного князя Голомысла Удалого накрывает темное облако зла и страха, имя которому — Аваддон — маг девятого уровня и чародей Черного Квадрата. И кажется, что нет спасения земле русской. Но черное колдовство надменного мага случайно порождает премилое создание (правда, далеко не без недостатков), которое все время оказывается на пути чародея.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Враги поняли, что шансов на победу у них нет. Поэтому постарались спастись бегством. Не прошло и несколько минут, как последний из нападавших прыгнул в воду.
Милав перевел дыхание и сложил Поющего. Потом обернулся к Витторио.
— Вы прекрасно владеете шпагой! — сказал он.
— Я всегда хорошо владел ею! — ответил Витторио, ясно и отчетливо выговаривая слова.
Милав несказанно удивился, но не успел и рта открыть, как Витторио выбил у него Поющего из рук, а в следующую секунду клинок вонзился в грудь кузнеца, с хрустом разрывая ткани мышц. Сталь пронзила сердце, ноги ослабли, и потухающее сознание уловило только один звук — парус, не до конца спущенный кормчим, затрепетал на резко усилившемся ветру. Лодка закачалась и…
И для Милава-кузнеца из далекой страны Рос мир перестал существовать…
Часть третья
ВОЗМЕЗДИЕ
Ни один человек не является островом, отделенным от других. Каждый как бы часть континента, часть материка; если море смывает кусок прибрежного камня, вся Европа становится от этого меньше… Смерть каждого человека — потеря для меня, потому что я связан со всем человечеством. Поэтому никогда не посылай узнавать, по ком звонит колокол: звонит по тебе.
Глава 1
ВИДЕНИЯ
Почему мир изменил привычное соотношение цветов? И почему небо теперь серое и грязное, как почва в дождливую погоду? Отчего земля стала голубой и прозрачной, словно она поменялась местами с небесной синью?
… Вопросы выплывали из ниоткуда и исчезали в никуда, оставляя после себя едва уловимую горечь разочарования.
Но приступ отчаяния быстро проходил, и вокруг снова начинало твориться что-то невообразимое. Видения накатывали бурным речным потоком и буквально топили зыбкое сознание, заставляя ежесекундно испытывать боль утраты чего-то близкого и бесконечно дорогого.
Постепенно река воспоминаний стала мелеть. Бурные водовороты, надолго затягивавшие в омуты невыносимой печали, утратили свою стремительность. Видения потекли с такой скоростью, что их восприятие делалось осознанным.
На смену страху и неуверенности пришла надежда. Она была слабой и хрупкой, словно хрупкий стебелек в пору ужасной засухи. Росток надежды не хотел погибать, и, питаясь влагой реки воспоминаний…
Надежда росла. И даже усиливающиеся время от времени страшные картины уже не могли погубить его, потому что росток крепко уцепился корнями за илистое дно реки, а верхушкой стремительно тянулся вверх. Туда, где было солнце. Туда, где было спасение…
— Шуи шоо…
Странные слова втекали в сознание и не собирались его покидать. Они обосновались крепко и надолго, продолжая хозяйничать там.
— Шоау шииу…
Слова несли какой-то смысл, надеясь на отклик.
— Шии жиу…
Отстаньте от меня, слышите! Почему вы так громко стучите в моей голове?!
— Ты-ы жи-ив…
Что?! Кто это сказал?!
— Ты жив… Открой глаза…
Милав затрепетал — жив! Он жив!
— Кто вы?! — Милав мысленно задал вопрос, уверенный в том, что ни один звук еще не коснулся его уха.
— Я — твой друг.
— Друзья не хозяйничают в чужой голове, словно у себя на огороде!
— А ты забавный…
— А ты нет! Так кто ты?
— Я же сказал — друг!
— А могу я тебя увидеть?
— Не сейчас. Жизнь возвращается медленно. Потерпи.
— Долго?
— Не знаю… Сначала вернется слух, потом осязание, потом обоняние… Зрение вернется в последнюю очередь.
— А что со мной было?
— Не сейчас. Воспоминания тоже вернутся. Не волнуйся…
Голос ушел. Милав этому даже обрадовался — интересно и необычно было оказаться один на один со своим опустевшим сознанием. Он помнил лишь те немногие секунды, в течение которых незнакомый голос гремел в нем, словно ревущий ураган. Теперь же наступило одиночество. И только гулкая пустота окружала его…
Милаву сделалось тоскливо и страшно, нестерпимо захотелось, чтобы звучавший в нем голос вернулся. И он действительно вернулся, словно услышал призыв кузнеца.
— Ну, как ты себя чувствуешь?
— А что могло измениться? Ведь вы покинули меня только на один миг!
— Один миг?.. Интересно… Значит, меня не было совсем недолго?
— Можно сказать, что вы и не уходили. А что?
— Ничего… Это я так…
— Послушайте, мне здесь ужасно одиноко!
— Могу себе представить…
— Едва ли! Здесь не просто невыносимо одиноко, здесь еще и… страшно…
— Почему это?
— Не знаю… такое ощущение…
— Значит, эмоции начинают возвращаться к тебе. Это хорошо. Могу только сказать, что самыми неприятными будут лишь первые минуты. Потом все образуется.
— О чем это вы?
Ответа Милав не услышал. Его слух (или сознание?) потряс настоящий рев. В следующий миг Милав оказался погребен под бурным потоком событий своей (и не только своей) жизни. Сначала он тонул. Долго. Мучительно. Потом откуда-то пришла уверенность, что он может плавать, и он поплыл. Затем он понял, что способен управлять гремучим потоком!
Открытие окрылило его, и он с радостью принялся манипулировать сознанием, словно игральными костями.
— Я вижу — ты вполне освоился?
— Не совсем, но ощущения непередаваемые! Это что-то запредельное!
— Естественно — мало найдется людей, удостоившихся чести полистать книгу собственной жизни!
— Это так интересно!
— Не увлекайся. А то дойдешь и до главы, которую липики еще не успели написать.
— Разве такое возможно?!
— Конечно. Но я пришел к тебе не за этим.
— Пришел?
— Разумеется! Я ведь не дух бестелесный, хотя поговорить с тобой мог и на расстоянии. Я пришел, чтобы помочь тебе вновь увидеть мир.
— Зрение?
— Да.
— Что я должен сделать?
— Ничего, лежи и выполняй мои приказы.
Милав почувствовал, что кто-то коснулся его лица. Чьи-то пальцы мягко и нежно стали поглаживать закрытые веки. Они несли на своих кончиках какую-то влагу. Милав услышал:
— Попробуй открыть глаза. Не сразу — небольшими усилиями…
Милав заморгал глазами, не испытавая ни боли, ни страха. Наконец он увидел над собой потолок, который словно появился из его воспоминаний. Был он серым и каким-то невзрачным. А вот кровать, на которой он лежал, светилась бирюзой!
«Я уже все это видел, — подумал он, — но когда?»
— Не хотите поделиться впечатлениями?
— Здорово!!
— Ну-у, для человека, в сердце которого побывало два дюйма стали, маловато экспрессии!
— Будет экспрессия, — пообещал Милав, — когда голова перестанет кружиться…
На это понадобилось время. Как и на то, чтобы упорядочить сумбур и хаос, царившие в его мыслях. Чтобы не мешать, голос, поддерживавший кузнеца, отключился. Пока его не было, Милав привел в порядок свои ощущения, но когда настала очередь воспоминаний, он почувствовал своеобразную преграду — что-то мешало ему.
Вернулся голос.
— Ты подавлен. В чем причина?
— Я не могу преодолеть внутренний барьер. Воспоминания перемешаны, словно бирюльки на игровом столе: потяни одну — и все они на тебя рухнут…
— И ты не догадываешься почему?
— И-нет…
— Все дело в том, что сознание не хочет возвращать тебе воспоминание о моменте смерти.
— Но как же так…
— Не спеши. Оно опасается, что это может поставить тебя на грань, которую ты с таким трудом преодолел.
— И что мне делать?
— Немного подождать. Время способно излечивать все. В том числе и образ смерти, испытанной тобой когда-то.
Милав стал ждать. Его никто не торопил, не подгонял. Все происходило удивительно плавно и естественно. Обрывки воспоминаний сами собой складывались в картину, словно имели взаимное притяжение, способное преодолеть хаос, творящийся в голове кузнеца. Это продолжалось долго. Сколько? Время не имело значения. Да оно и текло в эти минуты рывками — от даты к дате, от события к событию. И настал момент, когда в голове что-то прояснилось, будто из-за свинцовых туч выглянуло солнце и озарило самые темные и потаенные уголки, скрывавшиеся в сумерках сознания. Пелена спала Милав вспомнил все настолько ярко, что воспоминания казались реальностью.