Одиночество

Так вот этот дрянной старикашка в генеральских погонах истрепал мне все нервы, ему все не нравилось, все я делал не так, как ему хотелось, а теперь мне требовалось найти такую вещь, которую он в день своего восьмидесятилетия принял бы в качестве подарка. Этим своим вопросом Сашка просил меня подумать о том, не осталось ли в Империи какой-либо провинции, которую можно было бы подарить герою Гражданской войны. За время своего регентства ни одному имперскому сановнику я не подарил и клочка имперской земли и, как ни хорош был в своем деле бригадный адмирал Мольт, дарить провинцию ему я ему не собирался. Но на всякий случай попросил Сашку, запросить столицу о статусе провинции Науру. Сашка тут же бросился к терминалу связи с Министерством Юстиции Империи, где в секунду сформулировал и направил соответствующий запрос в адрес министерства.

Анс, недовольно вздыхая, поплелся на пилотское место, так как по настроению экипажа и по некоторым случайно услышанным словам понял, что сегодня в Эдвардсе нам делать было нечего, предстоял полет в штаб-квартиру Вооруженных Сил Империи. Лететь было совсем недалеко, минут тридцать лету, не более, но на этом пути следования было столько радарных станций, ракетных и орудийных батарей, что одни только ответы на запросы военных о нашей принадлежности и цели полета эти тридцать минут по своей длительности увеличились в три раза. Хотя все в армии, от простого рядового до бригадного генерала Мольта, отлично знали, что такой истребитель принадлежит Регенту Империи и другого такого в мире больше не существует.

Но по прямому приказу Мольта каждый пост, батарея или что-либо еще, носящее погоны и находящиеся в подчинении бригадного генерала Мольта, были обязаны запросить или потребовать, чтобы истребитель приземлился с тем, чтобы старший офицер поста лично убедился в том, что Регент Империи самолично находится на борту истребителя. Только после этого мне разрешали лететь до следующего поста, где ритуал моего опознания повторялся, таким образом, вся эта процедура происходила десять раз подряд при полете до штаб-квартиры Вооруженных Сил Империи и обратно в Эдвардс…

Однажды, уже на обратной дороге из штаб-квартиры Вооруженных Сил Империи, у Анса не выдержали нервы от этой утомительной дороги и утомительных опознаний, и наш истребитель по-воровски прошмыгнул над последним воинским КПП, промчался над ним на огромной скорости. Ребята на КПП с испуга направили разгромную докладную бригадному генералу. Что тут началось, Мольт поднял всю армию по боевой тревоге, запретил любые перелеты над территорией Империи, а меня засыпал угрожающими докладными и записками. Пришлось Анса лишать лейтенантского чина и в шею гнать из имперской армии Мольта. Только на третий день нам удалось успокоить старого генерала, вернуть Анса в армию, присвоив ему капитанский чин. Но с тех пор Анс, ни разу не преступал предначертаний грозного генерала, несмотря на все мои мольбы и просьбы.

Пока продолжался этот идиотский перелет, я продолжал размышлять о подарке, который можно было бы подарить деду генералу. Только в момент последнего на этом пути досмотра и опознания я, переговорив вкратце, с Герцегом пришел к решению этого вопроса.

На аэродроме штаб-квартиры Вооруженных Сил Империи нас встречал сам бригадный генерал Мольте. Несмотря на пронизывающий ветерок из степей, генерал на аэродром явился в одном только легком френчике, кепи на лысой голове было надвинуто на самые глаза. Мольт встретил меня словами:

— Молодой человек, а что это вы себе позволяете? Вас пригласили прибыть в десять часов двадцать две минуты, а вы со своей сворой прилетели ровно в десять часов. Почему, спрашивается, я должен бросать запланированные дела и лететь вас встречать в аэропорт?! Нет, я не хочу слышать вашего извиняющегося голоса. Опять и опять вы повторяете старые ошибки. Полководец обязан быть точным, исключительно точным в планировании своего времени, в противном случае вы никогда не выиграете ни одного сражения. Хорошо, что у вас имеюсь я, человек, который за свою жизнь не проиграл ни одного боя. Но и я должен быть пунктуальным, когда встречаюсь с людьми или веду войска в бой…

Я стоял, понурив голову, и ногой чертил на асфальтобетоне звездочки и черточки. Сейчас лучше всего было бы молчать и сохранять полное спокойствие, не дать генералу повода придраться к чему-нибудь еще, тогда в этом случае разнос затянется на полчаса, не меньше. Я стоял и молчал, прислушиваясь к тому, когда затихнет голос бригадного генерала Мольта, военного гения Империи, который не проиграл ни одного сражения или боя. Воспользовавшись случаем, Мольт пригласил меня на празднества по случаю его юбилея.

— Да, молодой человек, иногда вы все же думаете и принимаете неплохие решения. Вы поступили абсолютно правильно, удочерив дочерей Филиппа, и правильно намекнули мне, что их необходимо пригласить на мой юбилей. Но этим меня, старого человека поставили в тупик, я теперь не знаю, кого из них сделать королевой празднества. Может быть, всех троих? Ну, что я подумаю по этому вопросу и письмом сообщу о своем решении. А теперь прошу следовать за мной.

Генерал резво развернулся и вприпрыжку помчался к лимузинам, стоявшим неподалеку. В соответствии с имперским протоколом Император или лицо, заменяющее его, то есть я, не должны ходить пешком, а передвигаться старыми колесными лимузинами. Генерал хорошо изучил имперский протокол и ни на шаг не отходил от него. Вот и сейчас нам нужно было сделать всего десять шагов, чтобы через центральный вход войти в штаб-квартиры Вооруженных Сил Империи, но теперь из-за протокола придется двадцать шагов топать до лимузина, десять минут ездить кругами по транспортным развязкам в сопровождении военного эскорта, а затем тридцать шагом снова идти к императорскому входу. Мои бойцы, Анс, Герцег и Сашка все время прятались за моей спиной и при взглядах Мольта, бросаемых в их сторону, ужимались до невероятных размеров, становились невидимками, так они боялись этого маленького человечка. Ведь в Мольте было чуть более метра шестидесяти роста, он был чуть-чуть ниже Герцега.

Вслед за бригадным генералом Мольтом мы перешагнули порог штаб-квартиры Вооруженных Сил Империи, где нас встретили звуки имперского гимна, и батальон спецназа при полном вооружении торжественно промаршировал перед нами. Генерал светился от счастья, не каждый раз ему удавалось со мной все эти штучки проделывать, обычно я жесткой рукой пресекал на корню все его попытки прогнать меня через ритуалы торжественных встреч и проводов монарха. Но сегодня бригадный генерал Мольт был нужен мне в расслабленном виде, поэтому я стоял рядом с ним и на все лицо улыбался проходящим мимо гориллам, которым невозможно было бы назвать простыми солдатами. Если генералу потребуется еще жертва в лице одного из моих друзей, то я уже решил Ансом не рисковать, парень много пережил, имея дело с генералом, Герцег пока еще мне нужен, а вот Сашку, пожалуйста…, может этот парень чему-нибудь научится, помимо рома хлебать.

Официальные торжества по случаю восьмидесятилетнего юбилея нашего главнокомандующего уже продолжались третий час, все это время мне пришлось просидеть на ужасно жестком троне, что уже сказывалось на моем состоянии здоровья.

Генерал Мольт свой юбилей обставил в полном соответствии с правилами придворного этикета и протокола. Вначале он сделал вступительное слово, здесь хотелось бы отметить, что, если Мольт и умел воевать, то выступать перед публикой ему бы не следовало бы. Две тысячи присутствующих, среди которых было много высокопоставленных жен и любовниц, сидя на стульях, заснули на второй минуте выступления генерала и проснулись за минуту до его окончания.

Но следует заметить, что генеральское вступительное слово продолжалось чуть менее двух часов, только бравый бригадный генерал Мольт был способен говорить два часа к ряду, и в сплошной тишине, которая в течение всего его говорения не нарушалась, ни единым хлопком или зевком слушателей. Старик генерал был чрезвычайно доволен, давненько его никто так внимательно не слушал, время от времени он поворачивался лицом ко мне и говорил мне прямо в лицо, что лучшего генерала, чем он, Империя еще не имела. Когда он закончил говорить, то проснувшийся зал обрушился аплодисментами, о души рукоплескали и рядовые, и генералы.