Шардик

Вскоре они стали подниматься по крутому склону к лесу. Кельдереку приходилось цепляться за кусты и траву, но женщины шагали легко и скоро: высокая шла сзади, держа свой конец шеста над головой, чтобы фонарь висел ровно. Все выше поднимались они, все более пологим становился склон, и наконец земля под ногами выровнялась — Кельдерек решил, что теперь уже, наверное, до вершины острова рукой подать. Деревья здесь росли густо, и он больше не видел света впереди. Ощупью пробираясь среди папоротников и наносов сухой листвы, охотник услышал шум водопада, становившийся все громче и громче с каждой минутой, а потом деревья расступились, и он оказался на скалистом выступе над ущельем. На другой стороне, посредине выложенной каменными плитами площадки, рдели угли костра. Этот самый костер, понял Кельдерек, они и видели с реки: зажженный для них путеводный огонь. За ним поднималась в темноту отвесная скальная стена — хорошо различимая, потому что по краям мощеной террасы стояло пять треножников с бронзовыми чашами, над которыми плясали языки прозрачного пламени, желтые, зеленые и голубые. Дыма почти не было, и в воздухе разливался сладкий, смолистый аромат.

Еще большее волнение и трепет, чем пустая терраса с горящими светильниками, вызывало прямоугольное отверстие в скале за ней. Над ним нависал резной фронтон, подпертый двумя колоннами, и Кельдереку почудилось, будто черный проем пристально смотрит на него, как смотрело затененное капюшоном лицо высокой женщины на берегу. Он беспокойно отвел глаза, но все равно — как арестант в переполненном суде — кожей чувствовал, что за ним внимательно наблюдают. Однако, переведя взгляд обратно, он опять увидел лишь пустую террасу, озаренную огнем треножников, и черное отверстие в скальной стене.

Кельдерек приблизился к краю обрыва и заглянул в ущелье. В мерцающей темноте справа он разглядел водопад, низвергающийся не отвесно, а крутым каскадом и исчезающий в глубокой расселине. Рядом с водопадом, в облаках водяной пыли, мокро блестело перекинутое через расселину бревнышко — не толще мужского бедра и грубо стесанное сверху. По нему сейчас шли две женщины, ступая легко и уверенно, как по твердой земле. Бревнышко прогибалось и пружинило под их тяжестью, фонарь раскачивался на шесте, но они двигались с медлительной грацией деревенских девушек, идущих вечером от колодца с полными кувшинами.

Кельдерек осторожно спустился с крутого склона к этому ненадежному мосту и опасливо двинулся по нему, неуклюже переставляя ноги. Бурный водопад обдавал его холодными мелкими брызгами; рев невидимой воды внизу разносился в воздухе дрожащим эхом. Через несколько шагов Кельдерек опустился на колени и пополз по колеблющемуся бревнышку, опираясь на здоровую руку. Он не смел поднять глаза и глянуть перед собой, но неподвижно смотрел на свои судорожно растопыренные пальцы и, кроме них, не видел практически ничего — только текстуру древесины, свиль за свилью, медленно пересекающие поле зрения. Дважды охотник останавливался и напряженно замирал на ходящем ходуном бревнышке, впиваясь ногтями в кору сбоку и тяжело дыша.

Перебравшись через расселину, Кельдерек еще долго полз ощупью на четвереньках; только когда в пальцах у него хрустнули мясистые листья ползучей локаталанги и в ноздри ударил острый аромат, он наконец пришел в себя и осознал, что больше не болтается на шатком бревнышке над глубокой расселиной. Женщины уже подходили к середине мощеной террасы, по-прежнему следуя одна за другой. Приблизившись к россыпи тлеющих углей, подернутых пушистой золой, они не замедлили шага, а пошли прямо по ней, подобрав плащи, как если бы переходили вброд реку. Когда шедшая позади женщина приподняла подол, Кельдерек мельком увидел босые ступни. Искры и пепел взметнулись в воздух тонкой пылью, точно мякина из-под ног мельника. В круге угасающего костра за женщинами остался мерцающий тускло-красный след.

Кельдерек со стоном повалился на землю, уткнувшись лицом в согнутый локоть.

В таком вот жалком виде явился он к Верхнему храму Квизо, священного острова Ступеней, откуда должна изойти великая весть, которую тщетно ждали многие поколения: приполз на карачках, раненый, мокрый до нитки, на грани истерики, исполненный странной решимости отказаться от последних крупиц воли, оставленных ему островом. Когда Бель-ка-Тразет и слуги в свою очередь шатко проковыляли по прыгающему под ногами бревну и приблизились к террасе, Кельдерек лежал там ничком, заходясь резким, визгливым смехом, более жутким, чем смех глухонемого.

6. Жрица

Когда Кельдерек успокоился и словно бы заснул, в черном отверстии в скале забрезжил свет. Он становился все ярче и ярче, и вскоре на террасу вышли две молодые женщины с факелами. То были крепко сбитые деревенские девушки, с простыми, грубоватыми лицами, босоногие и в длинных прямых платьях из сурового полотна, но ни одна жена барона не могла похвастаться и половиной украшений, что были на них надеты. В ушах побрякивали длинные подвески из нанизанных на нити кусочков кости, покрытых резьбой. Тройные ожерелья из бусин, выточенных из пенапы и зильтата, мерцали розовым и желтым блеском в свете огней. Пальцы были унизаны деревянными кольцами со сквозным плетеным орнаментом, окрашенными в малиновый цвет. У обеих талию перехватывал широкий пояс из бронзовых пластин, с пряжкой в виде медвежьей головы, а на левом бедре болтались пустые кинжальные ножны из зеленой кожи, спирально завитые наподобие раковины, — символ пожизненного девства.

За плечами у девушек висели ивовые корзины, наполненные катышками застывшей древесной смолы и кусочками черного топлива, твердыми и мелкими, как каменная крошка. Они останавливались у каждого треножника, зачерпывали друг у друга из корзин пригоршни сыпучего топлива и кидали в чашу, отзывавшуюся тихим протяжным звоном с нежными обертонами. Занятые своим делом, девушки обращали на мужчин не больше внимания, чем на каких-нибудь цепных зверей.

Они уже заканчивали и террасу заливал яркий свет, когда из темноты пещеры медленно выступила третья женщина — в ниспадающем складками одеянии из белой ткани, тоньше и мягче любой из тех, что ткались на Ортельге; с распущенными за спиной черными волосами. На ней не было никаких украшений, кроме золотого кольчатого воротника больше пяди шириной, который полностью закрывал плечи. При виде нее девушки сбросили со спины корзины и встали рядом у погасшего костра.

Бель-ка-Тразет поднял глаза на молодую женщину, но не произнес ни слова, когда она ответила таким бесстрастным, отстраненным взглядом, словно все мужчины для нее были на одно лицо и ничем друг от друга не отличались. Спустя несколько мгновений она мотнула головой через плечо, и одна из девушек тотчас отошла от костра и повела обоих слуг прочь, куда-то в темноту под деревьями у моста. В следующую минуту охотник пошевелился и с трудом поднялся на ноги. Оборванный и грязный, он стоял перед прекрасной жрицей с видом человека не столько растерявшегося в новой обстановке, сколько вообще не понимающего, где он находится и как выглядит.

Как и высокая женщина на берегу, жрица пристально смотрела на Кельдерека, будто взвешивая на мысленных весах. Наконец она серьезно кивнула, узнавая и признавая, затем опять повернулась к верховному барону и промолвила:

— Да, это он. Кто он?

— Человек, которого я привез к вам, сайет, — коротко ответил Бель-ка-Тразет, словно желая напомнить жрице, что он тоже важная особа.

Жрица нахмурилась. Потом подошла к верховному барону и, изобразив на лице детское удивление и любопытство, вытащила у него из ножен меч и принялась разглядывать. Барон даже не попытался ей помешать.

— Что это? — спросила она.

— Мой меч, сайет, — ответил Бель-ка-Тразет с легким раздражением.

— А, ваш… — жрица на миг замялась, как если бы слово было для нее новым, — меч. Прелестная вещица этот ваш… меч. Так… так… так… — Она три или четыре раза с нажимом провела лезвием по своей руке. На коже не осталось ни пореза, ни вообще хоть какого-то следа. — Шельдра, — обратилась она к оставшейся девушке, — верховный барон привез нам… меч.