Мертвые игры 3 (СИ)

-  Мне правда искренне жаль, простите…

Ректор промолчал, пламя так же не отреагировало совершенно Салли, топнув лапкой, укоризненно на меня посмотрела и вновь указала на лорда Гаэр-аша, изобразив объятие.

Я не хотела этого делать.

 Наверное, я бы предпочла сгореть! Но медленно встала, бесшумно сделала первый шаг, сцепив зубы, еще четыре последующих, чувствуя тепло, а не жар от огня, окружившего некроманта. А затем, судорожно вздохнув, я подошла и обняла  лорда Гаэр-аша, прижавшись к его спине и ощущая, как он вздрогнул всем телом. Затем, как теплые ладони некроманта накрыли мои…

В следующее мгновение огонь исчез.

Я тут же высвободила свои руки, отошла от некроманта, и не глядя на него, стремительно ко мне развернувшегося, взяла свои вещи, обувь и ушла в ванную. Там, закрыв двери и сжавшись, стояла перед зеркалом, осознавая, что меня всю трясет после пережитого, и дрожь была настолько сильной, что содрогалось даже мое отражение в зеркале. А еще я отчетливо осознавала, что не хочу выходить! 

Но за дверью послышалось:

-  Риа.

И сползая на пол, я постаралась ответить ровным голосом:

-  Минутку, я одеваюсь.

Не одевалась, не могла, сидя на полу, я лишь пыталась встать, но раз соскользнула, второй раз и поняла, что нет сил… совершенно нет.

И как-то пусто в груди, и эта пустота словно расползалась по телу…

-  Риаллин, -  прозвучал голос ректора, -  если ты действительно сильно испугалась, не стоит делать вид, что все нормально. Пойми, сильный эмоциональный срыв может привести к выгоранию.

Выгорание?!

Внутри меня все больше и больше становилась какая-то сосущая, давящая пустота,  она разрасталась, словно пустыня,  будто степной пожар, оставляющий после себя только черную выжженную землю… И будто росчерк молнии, вспыхнули в сознании слова Норта «У тебя магия на нулевом уровне, фактически на пределе».

-  Нет… -  в отчаянии простонала я, начиная осознавать, что происходит, -  нет, Тьма, пожалуйста… нет…

Дрожащими пальцами я попыталась расстегнуть браслет, понимая, что он продолжает тянуть магию, восстанавливая свой резерв, и не смогла… Пальцы соскользнули, не сумев подцепить замочек, я не удержавшись, мягко легла на пол, чувствуя, как мгновенно закружилась голова, как горит все внутри.

Выгорание -  очень точный термин, а я всегда думала, почему именно так называют потерю магии…

Тьма, за что?!

Грохот распахнутой двери…

Жалобный, какой-то обиженный звон выломанного замка…

Вбежавший ректор, ворвавшийся и остановившийся на пороге…

Одинокая, теплая, крупная слезинка, сорвавшаяся с моих ресниц и покатившаяся по лицу…

Тьма, словно желая дать мне ответ на вопрос, стремительно накатила, укутывая, убаюкивая, унося боль, что нестерпимо жгла в груди…

Глава третья: Магия крови.

Мне казалось, что я сплю, и сон сменяет сон, и я плыву по уютной реке сновидений, то ныряя в нее, то оказываясь на поверхности. И выныривая в очередной раз, я видела лица – лицо ректора, бледное, с широко распахнутыми глазами, и его губы все шептали и шептали что-то, кажется мое имя... После лицо сумасшедшего старика, которого я точно знала, и, кажется, он был целителем…

А потом мне приснился луг, зеленый, залитый лучами жаркого летнего солнца,  я, сидящая на валуне обняв колени руками, и дядя Тадор, устроившийся рядом. Он улыбается, и яркий свет словно проявил морщинки на его лице, которые лучами расходились от его глаз, суровыми складками пролегли между бровей, очертили рот так, словно дядя никогда не улыбался. Но это было не так, он улыбался почти всегда, когда смотрел на меня. И эта улыбка делала меня самой счастливой на свете. Вот и сейчас, я точно знаю, что сплю, и что случилось что-то очень и очень плохое, но все равно улыбаюсь. Мне хорошо. А дядя Тадор тихо говорит: «Ты особенная девочка, Риа, особенная, никогда не забывай об этом».  И я перестаю улыбаться, почему-то сжимается сердце, к тому же в лесу слышится вой волчонка, такой тоскливый, и я не выдержав, говорю:

-  Я не хочу быть особенной, дядя.

«А какой ты хочешь быть, девочка моя?» -  у Тадора удивленно поднялась бровь.

И я, слыша тот далекий вой, искренне выдохнула:

-  Я хочу быть счастливой.

Я знала, что это сон, всего лишь сон, что Тадора нет в живых уже много лет, что этого разговора не было, но… Но он был. Именно этот разговор, я именно так сидела на камне, мне было десять лет, и я смотрела на человека, который вдруг перестал улыбаться. Перестал, совершенно. А затем мне сказал:

«Я не знаю, сможешь ли ты быть счастлива у вечных, мой свет, но я точно знаю -  там ты останешься жива, а здесь -  нет».

«И мы уедем?» -  этот вопрос задала не я, точнее я, но та, десятилетняя, которая помнила весь этот разговор, а я… я его только вспоминала.

«Мы должны, -  дядя Тадор смотрел на меня серьезно, как на взрослую. -  Мы должны, Риа, там мы будем в безопасности, ты и я. И будем вместе».

Мне, настоящей мне стало нестерпимо больно в груди, ведь я знала, что ничего этого не случится и скоро, совсем скоро дядя Тадор умрет, а та, другая, маленькая и еще ничего не знающая я, обиженно ответила:

«Не будем.»

«Риа, девочка моя, -  дядя осторожно коснулся моих расцарапанных ног, ведь я была непоседа и вечно бегала по лесу не разбирая дороги. -  Пойми, солнышко, свет мой, когда ты вырастешь, когда станешь девушкой, твоя кровь пробудится и древняя запрещенная магия побежит по венам. И тогда тебе лучше будет быть среди тех, кто не ощутит. Ты особенная, девочка моя, ты особенная, никогда не забывай об этом»…

Забыла. Совершенно забыла об этом разговоре, о его словах. Я ничего не помнила!

Сейчас вспомнила.

И открыла глаза.

Надо мной горели десятки маленьких синих огоньков. Они мерцали, вздрагивая в воздухе, и давали яркий чуть рассеянный свет, который терялся в черном балдахине над постелью, словно растворялся в непроницаемо-темных складках ткани…

- Очнулась твоя бабочка, -  раздался неприятный скрипучий голос. -  Скажешь ей все сам. В конце концов сам сжег, сам и скажешь.

Я медленно повернула голову, и увидела лицо того самого старика-целителя, который являлся дедушкой лорда Гаэр-аша. Выглядел сейчас мужчина странно -  домашний халат, совершенно черные и никак не седые волосы, изрезанное глубокими морщинами лицо, и серо-синие, абсолютно лишенные старческой мутности глаза. И эти глаза, взглянув на меня, старик мгновенно отвел,  как-то виновато глядя в пол.

А затем тихо выругался, и все так же  изучая пол под ногами, он грубовато произнес:

-  Что ж ты смотришь, девочка? Не смотри, не могу я тебе помочь. Хотел бы, сам удивлен, что хотел бы… а не в силах.

И он развернулся, и как-то сгорбленно ушел, хотя я точно помнила, что выправка у этого полусумасшедшего целителя была аристократической.

Дверь за ним закрылась и в следующее мгновение меня осторожно взяли за руку. И почему-то я сразу поняла кто,  и даже не стала поворачивать голову, не хотела его видеть.

-  Все будет хорошо, -  голос лорда Гаэр-аша дрогнул, -  все будет хорошо, Риаллин.

«Когда ты вырастешь, когда станешь девушкой, твоя кровь пробудится и древняя запрещенная магия побежит по венам» -  вдруг вспомнила я. А потом поняла -  эту фразу Тадор сказал иначе, на другом языке…

-  У меня есть замок на берегу Эринейского моря. Там очень красиво, Риа, и всегда солнце.

Дядя  тогда сказал «Эсса архаго деллар эйш дамикьере» -  буквально магия потечет по устьям крови. Устья крови -  вены! У меня магия в венах. В крови!  Я не выгорела.

-  Мне нужно к Норту, -  вслух произнесла, и попыталась высвободить руку.

Мою ладонь сжали, затем я расслышала судорожный вздох, после чего услышала то, что для многих стало бы приговором:

- Ты выгорела, Риаллин, тебе больше нечего делать в Некросе.