Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

- До сих пор не придумала? – Она демонстративно закатила глаза. – Энергия от твоей неисполненной просьбы висит на мне, как якорь. Я боюсь попадаться на глаза Цехтуу, потому что она тоже видит его и ругает меня за бездельничество.

- Передавай ей привет от меня.

- О, Нахиирдо, - снисходительно протянула моя знакомая. – Неужели ты и вправду думаешь, что кто-то из Шести, не считая твоего отца, тебя знает?

- Было бы здорово услышать отрицательный ответ.

Но, по правде сказать, мне стало как-то не по себе. Конечно, Цехтуу не догадывается о моём существовании, потому что я слишком незначительный элемент. Тот факт, что я дочь её брата, скорее разозлил бы её, нежели обрадовал. И проблема этого – главная причина моих страданий: Спустившиеся обращали внимания, в первую очередь, на мою человеческую сущность, а люди видели во мне демона. Несправедливость в квадрате.

Тигоол исчезла, не попрощавшись. «Домой» я не торопилась. У мастера сегодня был выходной, и он отпустил меня погулять, чем я не преминула воспользоваться. Да и старику больше нравилось оставаться наедине с собой, что являлось невозможным, пока его помощница бесцельно крутилась рядом. Меня не особо интересовала жизнь Шитро Кунатека, хотя я знала, что у него когда-то была жена: её фотографии пылились на книжной полке. Вероятно, она умерла от болезни, так как казалась ещё молодой для естественной смерти, или в результате несчастного случая. Кто знает? Шитро не торопился делиться со мной воспоминаниями. На тоскующего по жене человека он не походил ни разу, но и счастливым не выглядел. Так, нечто среднее между человеком и мебелью. Доживающий свои годы старик. Но руки у него были золотые, вот уж чего не отнять. Сохранись у него искра в душе, он бы мог создавать шедевры, а так - делал свою работу механически. Как говорится, руки-то помнят.

Мастеров в городе было хоть отбавляй. Куда ни глянь – везде вывески мастерских, одна другой краше, зазывают, внушают, обещают. Торговцы и ремесленники вообще были самыми прыткими и наглыми жителями. Вцеплялись в клиентов похлеще попрошаек. Я успела подметить закономерность, что в селениях, где мало религиозных культов и служителей Терпящей, самой мощной и заметной силой становились ремесленники и торговцы. Последним не обязательно было иметь своё место на рынке. Многие из них ходили по улицами и совали товары прямо под нос мимо идущим.

- Смотри, какой платочек, - срывая с пояса ткань с изящной вышивкой, воскликнула женщина. – Тебе он очень подойдёт, особенно твоим синим, как глубины океана, глазам.

Я жестом дала ей понять, что не заинтересована. Пока шла от одного конца улицы до другого, ко мне подошли ещё пятеро. Их назойливое щебетание раздражало и отвлекало от раздумий.

Можно отправиться в библиотеку – единственное значимое место этого города. В нём вообще не было, на что посмотреть: ни достопримечательностей, на которые слетались бы туристы (идиотского вида фонтан не считается, так как едва ли он мог кого-то впечатлить), ни памятников древности, хранящих в своих чертах воспоминания о минувших годах, ни просто красивых уголков, в которых душа отдыхает. И лишь старая библиотека оставалась царством знаний, пускай зачастую искажённых чужим восприятием. Но она была открыта три дня в неделю, да и то, наверное, лишь потому, что закон обязывал: если в средних или крупных селениях не было ни одного заведения, помимо школ, в котором люди могли бы просвещаться, это считалось нарушением права человека на самосовершенствование. А это влекло за собой штрафы, недовольства, бунт и ещё невесть какие непотребства.

На одной из улиц меня окликнула ещё одна знакомая. Прямо день встреч какой-то.

- Добрый день, Умфи, - позвал меня голос.

Я остановилась и ответно приветствовала госпожу Дойри, самую частую клиентку мастера Шитро. Она стояла в дверях своего дома, закутанная в сиреневую шаль. Длинная тёмно-бежевая юбка подметала мостовую. Я заметила, что вид у неё был болезненный, а под глазами залегли круги.

- Как дела у господина Кунатека? – Спросила женщина, поправляя тёмную чёлку, чтобы она не лезла в глаза. – Он уже закончил починку моей вазы?

- Почти. Приходите за ней через день.

- Восхитительно!

И в этот момент у женщины из носа потекла кровь. Дойри схватилась за дверной косяк и сползла на порог. Хоть мне и было абсолютно всё равно, скончается она тут же или нет, я подоспела к ней на помощь. Просто потому, что слишком явное безразличие к чужой беде также порицалось в человеческом обществе. В лучшем случае, можно было отделаться косыми взглядами и шёпотом за спиной, что меня совсем не пугало, а в худшем… Кто знает, до чего может дойти людское осуждение. Я всё ещё плохо понимала их взгляды на жизнь, а потому притворялась добросовестным человеком – от греха подальше.

Я завела женщину в дом и положила её на кушетку. На боку у неё выступили пятна крови, и Дойри попыталась скрыть их от меня, загородив шалью. Только сейчас я заметила, что на правой руке не хватало пальца.

- Вам нужен доктор, - я констатировала факт.

- Постой! – Женщина вцепилась в моё запястье дрожащими пальцами. – Я боюсь умереть! Пожалуйста, не дай мне умереть!

- Успокойтесь, - невозмутимо сказала я. – У вас есть какие-нибудь лекарства?

Дойри закрыла лицо изуродованной рукой и заплакала. Пришлось повысить голос, чтобы сосредоточить её внимание на мне, а не на истерике.

- Посмотрите на меня! Где вы храните лекарства, бинты, мази?

- В кухне… на полках…

Я оставила женщину в комнате. Я волновалась, но лишь самую малость. Для меня Дойри была сорванным цветком, который мне следовало поставить в вазу с водой. Тогда он простоит дольше. А если ещё менять воду, то он увянет лишь через неделю, не раньше. А что такое неделя, как не целая жизнь для цветка?

Я зашла на кухню и едва не провалилась в дыру в полу: большой прямоугольный лаз в подпол был открыт. Переносная лестница стояла в углу комнаты, и несчастливому гостю светил перелом ног, не заметь он провал.

Я осторожно обошла дыру и приблизилась к шкафам. На столе напротив заметила уже засохшие следы крови. Что, перевернись мир, произошло в доме этой женщины? И почему она, будучи раненной, вместо поиска лекаря вежливо беседовала со мной?

Осознание этой странности пришло только сейчас. Почему все правильные мысли - такое ленивые и вечно опаздывающие материи?

Прошелестев в воздухе, в бок мне воткнулся болт. Ахнув, я свалилась на пол. В дверях я заметила хозяйку с арбалетом в руках. Изумительно, как при её-то ранах она ещё держалась на ногах.

Молодец, Нахиирдо, ты едва не умерла!

Оправдывать себя не буду – мою бдительность усыпили настоящие повреждения на теле женщины. Отрезанный палец, кровотечение из бока и носа – не игра и не притворство. Меня не удивляло, что некоторые личности симулировали болезни, но когда действительно раненые люди вдруг всаживают тебе болт под рёбра – это немного неожиданно даже для много повидавшей девушки, вроде меня.

К счастью, женщина либо плохо целилась, либо вообще выстрелила наугад, поэтому никакие органы задеты не были. Я бы сказала, что поцарапало бок, но я всё же потеряла сознание от болевого шока, а пришла в себя, уже будучи привязанной к стулу. Судя по освещению, бочкам и ящикам вокруг, можно было сказать, что меня поместили в подпол.

- Так ты ещё жива? – Удивилась женщина.

- Если хотела убить одним выстрелом, надо было целиться в сердце или голову, - фыркнула я и поморщилась от боли: бок жгло, как будто к нему прислонили раскалённую кочергу. Запястья были наспех примотаны к ручкам стула… верёвкой. Глупая, глупая незадачливая убийца.

Я успела краем глаза заметить двух предыдущих посетителей подпола, точнее то, что от них осталось и теперь было сложено в ящичках у стены. Душок стоял омерзительный.

- У тебя прекрасные глаза, - прихрамывая, женщина направилась ко мне с ножом. – Я хочу твои глаза.

Её била мелкая дрожь. Я уже догадалась, что попалась на хитрую уловку Сменщика. Костюмеры не чувствовали боли и могли нанести себе повреждение любой тяжести. Так что если раны и были настоящими, то муки от них – нет.