Гробницы Атуана

нец, она сказала:

— Скоро ты сама начнешь приказывать. Через два года нам исполнится четырнадцать, и мы перестанем быть детьми. Я пойду в Храм Божественного Короля, и для меня мало что изменится. А ты… ты станешь настоящей Первой Жрицей. Даже Коссил и Тар должны будут слушаться тебя!

Съеденная ничего не ответила. Рот ее был упрямо сжат, глаза под черными бровями горели упрямством.

— Пора возвращаться, — сказала Пенте.

— Нет.

— Но мастерица может рассказать про нас Тар и, кроме того, наступает время Девяти Молитв.

— Я остаюсь здесь. И ты тоже оставайся.

— Тебя-то не накажут, достанется мне одной, — спокойно сказала Пенте.

Арха не ответила. Пенте снова вздохнула и осталась. Солнце постепенно погружалось в туманную дымку, хотя стояло еще довольно высоко. Вдалеке зазвенели колокольчики, заблеяли ягнята. Пахучий ветер налетал внезапными порывами.

Девять Молитв уже подходили к концу, когда девочки вернулись. Меббет заметила, что они сидели на «мужской» стене и доложила об этом своей начальнице, Коссил, Верховной Жрице Храма Божественного Короля.

У Коссил были громоздкие ноги, громоздкое лицо. Без всякого выражения в голосе она приказала девочкам идти за ней. Они поднялись на холм, к храму Арваха и Валуаха, а там Коссил поговорила с Верховной Жрицей этого храма, Тар, высокой и сухой, словно нога косули.

Коссил сказала Пенте:

— Снимай хитон!

Она выпорола девочку пучком тростника, который немного резал кожу. Пенте перенесла наказание терпеливо и молча, после чего ее отослали в мастерскую, оставив без ужина сегодня и без еды на следующий день.

— Если тебя еще раз увидят на той стене, наказание будет суровее, — сказала Коссил. — Ты понимаешь это, Пенте?

— Голос ее был тих, но недобр.

Пенте ответила: — Да, — и убежала, вздрагивая, когда грубая ткань хитона задевала свежие порезы на спине.

Арха наблюдала за поркой, стоя рядом с Тар, которая по окончании экзекуции сказала ей:

— Нехорошо, когда видят, что ты бегаешь и карабкаешься по стенам с другими девочками. Ты — Арха!

Арха угрюмо молчала.

— Будет лучше, если ты не станешь нарушать определенные для тебя правила поведения. Ты — Арха!

Девочка быстро посмотрела в глаза сначала одной жрице, потом другой, и во взгляде ее сверкнули ненависть и злоба. Но Тар сделала вид, что это ее не касается. Она наклонилась к девочке и прошептала, словно в подтверждение своих слов:

— Ты — Арха! Ничего не осталось, все съедено!

— Все съедено, — повторила девочка, как повторяла каждый день, все эти дни своей жизни, начиная с шести лет.

Тар слегка поклонилась ей, то же самое сделала и Коссил, отложив в сторону кнут. Девочка не ответила на поклон, но покорно повернулась и пошла.

День закончился ужином из вареной картошки с луком, молча съеденным в узкой, мрачной трапезной, вечерними гимнами, наложением священных слов на дверь и коротким ритуалом Невыразимого. Девочки ушли в спальню, чтобы поиграть там перед сном в кости и палочки и пошептаться, пока не погаснет