Пророчица (СИ)

Ксюша Ангел

Я — хищная. Пророчица

Пролог

«А море вспыхнуло в полмира,

Напившись солнца допьяна.

«Не сотвори себе кумира!», —

Твердит устойчиво волна»

В. Райберг

Я готовился убивать.

Место для передышки выбрал спокойное — пустырь, невысокая ограда и ни души в радиусе нескольких километров. Духота в машине стояла невыносимая, от нее кружилась голова и путались мысли. От нее и от осознания — я должен это сделать. Здесь и сейчас.

Металлический привкус страха возник во рту, сбил с толку. Давно я не ощущал такого ужаса, казалось, он может меня ослабить.

Вышел из машины, вдохнул холодный, пропитанный дождем воздух. Пальцы дернули молнию на куртке. Ладони легли на капот. Холод металла немного отрезвил, вернул в промозглую, расчетливую реальность. В голове всплыли слова, которые я давно себе сказал. В которые поверил.

Так нужно. Чертовски сложно. Опасно. Жестоко. Но другого выхода нет.

Глубокая чернота, казалось, застыла перед глазами, мешала сосредоточиться. Древняя, как боги, и такая же скучная. Темнота возникла вместе с ней. С той женщиной из снов. С бессмертным существом, от которого не спрячешься. Она пришла уходить не собиралась.

Все потому, что у меня есть то, что ей нужно. Такие, как она, всегда получают желаемое. А я… я не очень люблю, когда трогают тех, кто мне дорог.

Время ли сейчас размышлять, сомневаться? Заклинание выучено давно, у меня есть нож, бинты и план. Ставки сделаны, на кону жизнь семьи, моя собственная. А она…

Она выкарабкается — сильная. Иногда кажется, сильнее меня самого.

Перед глазами возникло ее лицо, искаженное страхом и отчаянием. А ведь я еще помню, как она умеет улыбаться. И смеяться — звонко, словно нет ничего в мире, кроме ее смеха и лучистых глаз. Если у меня и есть слабости, то это она.

Черт, ну почему так мерзко и неизбежно?! Непоправимо.

Я медленно сел в машину, скрупулезно проверил, все ли положил в сумку. Откинул голову на сиденье. Закрыл глаза.

Она дышит рядом: уязвимая, слабая, и от этого еще хуже.

Спи, спи, маленькая. Скоро все закончится.

Набрал номер на быстром наборе.

Короткая фраза — еще один ход конем. Шах. Тебе не кажется странным, что ты поставил его своему королю?

На лобовом стекле оставлял полупрозрачные точки мелкий, противный дождь. Даже здесь она. Словно уколы совести — эти липкие капли. Хорошо, что совесть — не одно из моих достоинств.

Сегодняшний день изменит многое. Но главное, он изменит меня.

Я всегда умел адаптироваться — привыкну. До желаемой цели каких‑то двести метров. Двести метров, и я получу желаемое. Двести метров — и потеряю единственное, что имеет значение в этой жизни.

Включил зажигание, надавал на педаль. Мотор тихо зарычал, и машина тронулась. А где‑то далеко завелся другой мотор — того, кто всегда спешит на помощь. Кто, как и я, никогда не пасует и не сдается. Он придет, я знал это точно. Только вот…

Успеет ли?

Глава 1. Радостные вести

В коридоре пахло спиртом и нашатырем. Несмотря на старательно создаваемый владельцами уют, ощущения комфорта не возникало — больница есть больница, и ассоциации с ней весьма определенные.

Я прислонилась к прохладной стене, постаралась успокоиться и унять дрожь в руках. Неужели, все правда, и это не сон?

Мимо ходили пациенты, доктора со стетоскопами, медсестры в белых халатах, а я замерла, пытаясь осознать. Принять новость.

Беременна.

Это меняло все: быт, дальнейшую жизнь, привычки. Придется научиться ответственности не только за себя. Открыть привычный мирок, впустить незнакомого, но близкого человечка. Расширить границы, так как места окажется мало для нас двоих… троих. Много работать над собой.

В родительстве я мало понимала — помнила смутно в свете вечерней лампы улыбающееся мамино лицо с паутинкой неглубоких морщинок вокруг глаз. Она читала мне редко, больше отец, но когда садилась рядом, я замирала, стараясь впитать ее запах — немного сладковатый, ландышевый, навевающий добрые и сказочные мысли. Потом она закрывала книгу и, поцеловав меня в лоб, удалялась. Такой я и запомнила ее. Неизменно уходящей. В полупрозрачном шлейфе дремы.

Теперь мне самой предстояло стать мамой. Было страшно, но я верила, что все получится, ведь рядом Матвей — любящий и милый.

Милый…

Чего же мне не хватает? Почему мысли все чаще возвращаются в прошлое, давно забытое и похороненное? Я закрыла глаза и покачала головой. Гнать их прочь — эти мысли. Не для того я так долго боролась, чтобы сдаться у финиша. Вовсе не хотелось возвращаться назад — прошлое нужно хоронить, а не лелеять.

Эту частную клинику посоветовала Вика. «В таких вопросах важно доверять врачу, — сказала она. — Я хожу к Гуровой уже два года. Все ее хвалят. А деньги… За качество и оплата соответствующая».

Гурова, оказалась обходительной темноволосой женщиной лет тридцати пяти. Улыбнулась, подтверждая мои догадки, и почудилось, пыталась уловить на моем лице отголоски страха или отчаяния.

Наверняка, девятнадцатилетние девушки не всегда радостно воспринимают такие вести. Ребенок перечеркивает многие планы — студенческую жизнь, гулянки до утра с друзьями, мысли о возможной карьере.

Меня ничто из этого не волновало. Весь мой мир заключался в небольшом уютном кафе, где я работала официанткой, и Матвее.

Вернее, заключался с недавнего времени.

Раньше все было не так — я придумала себе бога, поверила в него и исправно молилась. Этот бог не имел ничего общего с мировыми религиями и состоял из плоти и крови. У идола было имя, квартира, работа и статус. А еще была я.

Назначив анализы и сделав пометки в медицинской карте, Гурова попрощалась.

Домой не хотелось. Матвей вернется только в восемь, а сидеть одной с такой вестью казалось кощунством. Подумала позвонить Вике, но не стала — что‑то удержало. Возможно, суеверия…

Пока шла по коридору к лестнице, уже обдумывала, как скажу Матвею. Представила карие глаза, полные удивления и радости.

Матвей любил детей. Такие мужчины обычно превращались в примерных мужей и замечательных отцов. Да, он непременно обрадуется. Не раз ведь намекал, что было бы хорошо завести ребенка… когда‑нибудь.

Улыбаясь, я толкнула дверь — тяжелую с массивным доводчиком — и вышла на улицу.

В лицо дохнул промозглым ветром февраль. Он в этом году выдался слякотным, полувесенним, и ложно намекал на раннее потепление.

Выходя утром из дома, я опрометчиво надела желтый фетровый пиджак вместо дутой черной куртки с резинкой на талии. Опомнилась уже на улице, но возвращаться не стала — плохая примета. Впрочем, от дома до клиники недалеко, всего несколько остановок.

Нет, все же домой. Приберусь, вещи постираю, заодно подумаю, как сказать Матвею. Я решительно направилась в сторону остановки, а потом увидела его. Близко. Слишком близко — на расстоянии метра. У самой двери. Пятиться было некуда.

Красочная будущность, нарисованная воображением, тут же померкла и сузилась до размеров мячика для гольфа. Как я могла помыслить о счастье, когда бог отверг меня?

Взгляд — всегда прямой и дерзкий — скользнул безразлично, словно его обладатель и не знал меня вовсе, а потом возвратился и остановился на моем лице. Я поежилась от ощущения беззащитности, но удивилась, насколько приятным оно было. Словно я вновь оказалась в коконе, который он сплел. Зависимая маленькая девочка.

— Полина? — удивился Влад, пропуская грузную женщину в каракулевой шубе. — Что ты здесь делаешь?

— Была у врача.

Я сказала это и выдохнула. Пульс отдавался в ушах противным стуком, легкие наполнились свинцом, звуки города стихли, уступая место давящей тишине. С Владом всегда так. Шест, пропасть, канат. И я в роли акробата.