Ловцы душ (ЛП)

Яцек Пекара

Ловцы душ

Ловцы душ

– Он заголился, вскочил на стол, присел, насрал Светлейшему Государю в вазу с фруктами и пожелал приятного аппетита, – сказал Риттер таким тоном, словно объявлял, что вчера была хорошая погода.

Я молча на него уставился.

– Да вы пьяны, – постановил я наконец.

– Это факт. – Риттер встал со скамьи, и ему с трудом удалось сохранить вертикальное положение. – Честно признаюсь, что я пьян! Но примите к сведению, трудно гордиться трезвостью, когда бухаешь третий день!

– Вы ведь приврали в этой истории?

– Я пил, – сказал Риттер с гордостью в голосе. – Пью. – Он указал на кружку. – И буду дальше пить, – пообещал он с ещё большей гордостью. – Но то, что я говорю, святая правда. Вот увидите, завтра весь город будет гудеть. Его собираются привлечь за оскорбление величия.

– Оскорбление величия, – повторил я. – Очень остроумно, принимая во внимание тот факт, что преступление имеет место тогда, когда величие посчитает, что его оскорбили. Это проще простого. Только на этот раз наказание, пожалуй, вполне заслужено...

– Это уж точно. – Мой собеседник засмеялся так, что его козлиная бородка заходила ходуном. Выпил кружку до дна и громко проглотил напиток. Рыгнул. – У императора как раз гостило посольство польского короля. Представляете?

Я много слышал о поляках и о том, что во время официальных встреч они придают необыкновенное значение соответствующим процедурам, этикету и соблюдению соответствующей иерархии. А если они решали, что кто-то их проигнорировал или задел их честь, то они могли стать действительно неприятными. В конце концов, кто ещё, как не король Владислав, велел заживо четвертовать пять тысяч гданьских горожан, которые слишком поздно пришли к выводу, что недопущение польской армии в ворота города может расцениваться как оскорбление? Я не думаю, чтобы мероприятие, в котором приняло участие польское посольство, повысило в их глазах престиж Светлейшего Государя.

– Или его уволят с поста и посадят, – констатировал я, – или мы можем забыть о договоре.

– Канцлера? – Риттер широко распахнул глаза. – Не думаете же вы…

– Если он его простит, поляки решат, что он слабый человек без чести, и с отчётом, выдержанным именно в таком духе, вернутся к своему королю. А вы ведь знаете, насколько они нам нужны.

– Королевство трёх морей… – выпалил Риттер.

– Чёрт с их морями. Главное, что у них есть армия, которая, хочешь – не хочешь, охраняет наши восточные границы. Однако если император прикажет наказать канцлера, то сразу все эти Теттельбахи, Фалкенхаузены, Нейбахеры и кто там ещё... Ба, да даже домашний арест с обязательным медицинским наблюдением они так просто не проглотят.

– Не понимаю его, – покачал головой Риттер. – И это очень меня злит!

– Канцлера или Светлейшего Государя?

– Конечно же, канцлера. – Пожал он плечами, словно удивляясь моей недогадливости.

– А это почему?

Он вылил в кружку остатки вина из кувшина и уныло заглянул в опустевший сосуд. Вздохнул. Вдруг кто-то разорался за его спиной, и мы увидели рослую женщину с толстым красным лицом и спутанными волосами. Она тащила за ухо мужичка, напоминающего перепуганную крысу. Именно эта женщина так ужасно кричала, прося все силы адские и небесные забрать от неё проклятого пьяницу, именуемого её венчанным мужем.

– Ногой её, ногой! – оживился было Риттер, но увидев, что глаза мужчины выпучены от страха, лишь ещё раз вздохнул. Вновь повернулся ко мне.

– Как поэт, драматург и писатель я должен знать тайны человеческой души и законы, которые регулируют поведение человека. Вы и сами знаете, что для описания природы нужно прежде всего знать направляющие её механизмы. Но в этом случае... – он покачал головой: – Я беспомощен.

– Как и любой, кто стоит перед лицом безумия, – утешил я его.

– Слава Богу, что, по крайней мере, я могу различить звучание струн, движущих женские сердца, – сказал он не в тему, и ещё раз посмотрел в кувшин в тщетной надежде, что сосуд сумел чудесным способом наполниться. – Купите ещё выпить, мистер Маддердин?

– Куплю, – вздохнул я. – Что тут поделать?

Он от души рассмеялся.

– Я знал, что вы хороший человек, – сказал он, склоняясь в мою сторону. – Но вот с женщинами вам не везёт… – добавил он.

– Такая уж у меня судьба, – ответил я спокойно. – Но я рад, что вам везёт за нас двоих.

– Ну, это, действительно, правда, – заявил он без лишней скромности и покачал указательным пальцем правой руки. – Знали бы вы, как хорошо быть артистом, осенённым славой и уважением...

– Например, как вы? – перебил я его.

– Как вы угадали, – засмеялся он снова, не чувствуя иронии в моём голосе. – Мой блеск привлекает женщин, как мотыльков. – Он снова посмотрел на дно кувшина. – Вы должны были купить выпивку, – заявил он осуждающим тоном.

Я приподнялся с места и кивнул трактирщику.

– Ещё раз то же самое, – приказал я, и он улыбнулся, показывая гнилые зубы.

Я вернулся к Риттеру, который нервно барабанил пальцами по столешнице.

– Как начну, не могу остановиться, – проворчал он недовольно и покачал головой. – Что ж делать, если художественная фантазия, видимо, требует, чтобы её стимулировали благотворными возлияниями.

– А много в последнее время вы написали под влиянием этого стимула? – Спросил я насмешливо.

– Пока я прервался на творческие размышления, – ответил он надменно, глядя куда-то поверх моей головы, словно на прелом закопчённом потолке трактира хотел найти музу. – Но, поверьте, что скоро я соберу богатый урожай из посеянных зёрен моего таланта... И поверьте, что тогда, – он снова покачал пальцем, – я о вас не забуду.

– Сердечно вас благодарю, – проворчал я.

– Да, да, никто не скажет, что мастер Хайнц Риттер забывает о друзьях. Вообразите себе, какое я буду иметь влияние, когда стану императорским драматургом? А сколько женщин… – Он задумался, улыбаясь своим мыслям.

– Не думал, что вам не хватает счастья в любви.

– Женщин никогда не бывает достаточно, мастер Маддердин, – изрёк он поучительно. – Такова наша мужская природа, которая заставляет нас бросать семя на плодородное лоно. Вот вы дарите свои ласки светловолосой молодке с изящной попкой и небольшими грудками, но уже, почти в это же время, мечтаете провести сладкие минуты со зрелой брюнеткой, с ногами словно греческие колонны и грудями, похожими на штормовые волны.

– То есть с брызгами пены на верхушках? – спросил я невинным тоном.

– Ничего вы не понимаете в искусстве. – Нахмурился он, поняв, что я над ним подшучиваю. – Метафора и сравнение являются средствами художественного выражения, и автор в этом случае отпускает вожжи фантазии, чтобы слушателю или читателю яснее рисовался перед глазами образ, который возник в его богатом воображении.

Я мог шутить над Риттером, но в его словах была определённая правота. Ведь самый красивый тот берег, который только-только появился на горизонте, а самые благоуханные цветы растут в саду соседа. Я вздохнул над недостатками человеческого характера и подумал: какое счастье, что то, что касается обычных людей, не относится к верным слугам Господним.

Трактирщик вынырнул из-за занавески и поставил перед нами кувшин с вином.