Дым и тени

Таня Хафф

Дым и тени

Дымовая трилогия — 1

Глава первая

Он подался вперед, отбросил с лица золотисто-рыжие волосы и не сводил глаз со съежившейся юной женщины. Его зубы казались слишком белыми на фоне губ, скривившихся в сардонической улыбке.

— Не нужно бояться, — сказал актер, в голосе которого смешались угроза и утешение. — Даю слово, с тобой ничего не случится. Если только ты не… Предупреждаю! Если ты не станешь сопротивляться мне, Мелисса.

Ее пухлая нижняя губа задрожала, пальцы вцепились в край садовой скамьи.

— Клянусь, я уже рассказала все, что знала!

— Надеюсь, что так.

Он наклонился еще чуть ниже. Она затрепетала, и его улыбка стала шире.

— Воистину надеюсь, что так!

— Стоп! Мэйсон, девушку зовут не Мелисса, а Катерина!

Мэйсон Рид, звезда «Самой темной ночи», выпрямился, когда режиссер вышел из-за пары мониторов.

— Катерина?

— Именно.

— А почему это так важно, Питер? К концу эпизода она будет мертва.

Актриса, находящаяся вне поля зрения Мэйсона, возвела глаза к потолку.

— Это важно хотя бы потому, что все остальные называют ее Катериной, — спокойно ответил Питер Хадсон.

Он не в первый раз за это утро гадал, какого черта люди, занимающиеся высокими технологиями, так долго возятся и никак не могут создать правдоподобных компьютерных актеров. Или, если уж на то пошло, почему генетики так долго возятся и никак не выведут особь, лишенную излишнего самомнения? Но долгие годы практики помогли ему придержать подобные размышления при себе.

— Это важно потому, что Раймонд Дарк, разговаривая с ней в последний раз, называл ее Катериной. Видишь ли, таково уж ее имя. Если мы вдруг переменим его, то зрители запутаются. Давай снимем еще раз, а потом приготовимся к крупным планам.

— А что не так с последним дублем? — вопросил Мэйсон, теребя свой левый клык. — Он мне нравится.

— Сорджа не устроили тени.

— Они передвинулись?

— Очевидно. Он сказал, что из-за них ты выглядишь livide [1].

Мэйсон повернулся к кинооператору, который увлеченно беседовал с главным осветителем, не обращая на актера ни малейшего внимания. Судя по лицу, Рид терпеть не мог, когда на него не обращали внимания.

— Серовато-синим?

— Не серовато-синим, а жутким, — ответил Питер совершенно нейтральным тоном, с точно таким же выражением лица.

Они не могли тратить время на приступы самолюбия Мэйсона.

— Это французское слово. Переводится примерно как «жуткий».

— Я играю вампира, во имя господа! Мне и полагается выглядеть жутким!

— Тебе полагается выглядеть не совсем мертвым и сексуальным. А это не то же самое, что «жуткий».

Хадсон успокаивающе улыбнулся звезде и вернулся в режиссерское кресло.

— Давай, Мэйсон, ты же знаешь, что именно нравится дамам.

Наступила пауза, во время которой Рид думал, что все эти подробности можно было бы внести в сценарий, потом понял намек.

— Да, я знаю, что им нравится, — бросил он.

Актер явно успокоился и вернулся на прежнее место, на скамью, стоявшую в парке.

Питер вознес молитву тем богам, которые его услышали, снова примостился за мониторами и заорал:

— Тони!

Молодой человек, стоящий у самого края площадки — наушник и обеспокоенное выражение лица выдавали в нем члена съемочной группы, — вздрогнул, расслышав сквозь шум свое имя. Он обошел пятигаллонный кувшин с бутафорской кровью и осторожно пробрался через кабели, растянувшиеся по полу как щупальца гидры.

— Ли нам понадобится только после обеда. — Хадсон развернул батончик мюсли так энергично, что тот выскочил из его рук, ударился о бедро и полетел бы на пол, если бы Тони его не подхватил. — Спасибо. Ли уже здесь?

— Еще нет.

— Просто охренительно!

Питер с чувством откусил от батончика.

— Пусть кто-нибудь в офисе позвонит ему на мобильник и выяснит, где он, черт возьми, болтается.

— Сказать, что он понадобится только после обеда?

— Пусть напомнят, что, согласно извещению о вызове на съемку, его задница должна быть тут в полной боевой готовности к одиннадцати часам. Тина, что за цвет лака для ногтей был у этой — как там ее зовут — в шестнадцатом эпизоде? Выглядит так, как будто она окунула кончики пальцев в кровь.

Помощница режиссера, отвечавшая за сценарий и поэтому державшая в руках стопку страниц, подняла глаза от строчек:

— Да.

Она глянула мимо плеча Питера и кивком дала понять Тони, что ему пора идти.

— Думаю, они как раз и пытаются добиться такого эффекта — как будто пальцы обмакнули в кровь.

Хадсона не всегда легко было понять. Он зачастую отпускал сотрудника просто тем, что внезапно менял тему разговора. Тони одарил Тину благодарной улыбкой и двинулся к офису. Приглушенный вопль актрисы, играющей Катерину, остановил его на краю декораций, изображающих парк.

Похоже, Мэйсон становился игривым, проверял свои зубки.

Когда команда главного осветителя поправила положение двух ламп, тени заплясали на черной стене декорации, выглядя если не ужасающими, то странными. Они образовывали неопределенные фигуры, создавали причудливо запутанный, двигающийся узор, перекрывали друг друга так, как не могут сделать нормальные тени.

«Но это же телевидение. В нем нет ничего ненормального», — напомнил себе Тони.

Он покинул парк, прошел через кабинет Раймонда Дарка, мимо огромного гроба из красного дерева и ускорил шаг, чтобы быстрее попасть в постановочный офис.

Студия, где «Чи-Би продакшнс» снимало «Самую темную ночь», в своем предыдущем воплощении была товарным складом. До сих пор здесь многое именно на него и смахивало.

Честер Бейн, автор и исполнительный продюсер «Самой темной ночи» и полудюжины других, не столь успешных сериалов для синдикатного телевидения [2], заявил в прямом эфире, что отказывается тратить деньги, если зритель не увидит его творений на экране. Комментарии этого типа, не предназначенные для эфира, сводились к заявлению: «Я не потрачу ни единого цента до тех пор, пока не увижу, что мои чертовы инвестиции окупаются!»

Чи-Би умел говорить только очень громко. Этот голос заставлял звукорежиссера мчаться к своей приборной панели, чтобы уменьшить уровень звука. Такое «не для эфира» никак не мог не услышать любой репортер, строчащий свои заметки в радиусе двух километров.

Тони покинул павильон звукозаписи и стал прокладывать путь между вешалками с одеждой. Так костюмерный отдел разрешил проблему помещения размером десять на шестнадцать, не имевшего ни единой подсобки. Тони знал о вечной нехватке свободного места и всегда поражался, как много костюмов висит по обеим сторонам комнаты. Тут были даже наряды, которые никогда не использовались в фильме.

Само собой, Тони часто бывал занят во второй группе [3]. Он не всегда болтался у съемочной площадки, но вряд ли забыл бы появление голубого бального платья из тафты огромного размера и пары туфель, в тон ему, с каблуками, похожими на стилеты. Парень невольно гадал, зачем может понадобиться костюм гориллы.