Ткачи времени

Дженнифер Албин

ТКАЧИ ВРЕМЕНИ

Пролог

Они приходили ночью. Когда-то семьи давали им отпор и на помощь каждой такой семье поднимались все соседи. Но теперь мир восстановлен, ткацкие станки налажены и девушки мечтают о том, чтобы быть избранными. Они по-прежнему приходят ночью, но лишь для того, чтобы было меньше хлопот с толпой, из которой тянутся к ним жадные руки. Одно мимолетное прикосновение к Пряхе — уже благословение. Так они говорят всем.

Никто не знает, почему у некоторых девушек появляется этот дар. Конечно, существует множество теорий. Это может передаваться на генном уровне. Или девушки, сознание которых открыто миру, способны временами улавливать тонкое течение жизни. А может, дар дается лишь тем, чье сердце абсолютно чисто и невинно. Но я знаю то, о чем остальные даже не догадываются. Это проклятие.

С того момента, как родители узнали о моем призвании, мы начали тренироваться по ночам. Они учили меня быть неуклюжей, и я часами упражнялась для того, чтобы в нужный момент правдоподобно уронить чашку или опрокинуть кувшин с водой. Затем родители начали учить меня путать нити так, чтобы в моих руках они превращались в абсолютно непригодное к работе месиво. Это оказалось сложнее, чем ронять и опрокидывать разные предметы. Мои пальцы могли ткать плавные узоры из любого материала. К моему шестнадцатилетию, когда пришло время проходить тест, остальные девочки были уверены, что меня отошлют домой первой.

Неумеха.

Деревенщина.

Простофиля.

Возможно, во всем оказались виноваты их насмешки, вонзавшиеся мне в спину, подобно кинжалам. А может, все это был первый, замаскированный этап тестирования. В любом случае я изменила свое решение. Сегодня последний день экзаменовки, и я практически одна из них: мои пальцы грациозно сплетают нити уходящего времени.

Сегодня ночью они придут за мной.

Глава первая

Со дня на день осень готовилась вступить в свои права и окрасить листья в рыжий и ярко-алый, однако сейчас, в ярком полуденном свете, они переливались изумрудной зеленью. Солнце согревало мое лицо, и все казалось возможным. Но скоро лучи его должны были потерять свое тепло — лето заканчивалось, жизнь неумолимо двигалась по заданному кругу. Как бездушная машина. Как я.

Я стояла прямо у входа в академию, где училась моя сестра, и единственная ждала окончания занятий. Когда я только вступила на первый круг тестирования, Ами подняла свой розовый пальчик и заставила меня поклясться, что я буду по-прежнему встречать ее каждый день, несмотря ни на что. Это было непростое обещание, учитывая, что меня могли призвать и доставить к башням Ковентри в любой момент. И все же я исполнила его и продолжала встречать сестру каждый день. Каждой девочке в жизни нужен неизменный ориентир. Пускай это всего лишь кусочек шоколада в конце каждого месяца, пускай лишь окончание занятий. Я мечтала только о том, чтобы моя маленькая сестренка жила полной жизнью, хоть летняя жара и должна была скоро закончиться.

Прозвенел звонок, и девочки стайкой высыпали на улицу. Повсюду замелькала клетчатая форма, в тишине раздался переливчатый смех. У Ами всегда было гораздо больше друзей, чем у меня, и вот теперь она бежала вперед, окруженная стайкой девочек-подростков. Я помахала ей, и она тут же бросилась ко мне, схватила меня за руку и потянула в сторону дома.

— Ты сдала? — с придыханием спросила она, выскочив вперед.

Я на мгновение заколебалась. Если и был кто-то, кто был бы рад происшедшему, так это Ами. Если бы я сказала ей правду, она бы завизжала и яростно захлопала в ладоши. А потом бросилась бы мне на шею, и на миг ее радость стала бы моей радостью, заставив меня поверить в то, что все теперь будет хорошо.

— Нет, — солгала я, и лицо Ами погрустнело.

— И хорошо, — рассудительно кивнув, произнесла она. — Так ты сможешь по крайней мере остаться в Ромене. Со мной.

Гораздо легче было притвориться, что сестра права, и не думать ни о чем, прислушиваясь иногда к ее щебетанию, чем показать, что происходило на самом деле. Впереди меня ждала целая жизнь в качестве Пряхи и только одна ночь, чтобы побыть просто ее сестрой. Я не переставала вовремя охать и ахать, так что Ами казалось, будто я ее слушаю. На миг я представила, как сестренка становится взрослой и уверенной в себе. Кто знает, может, когда я уйду, ей не придется тратить кучу времени на поиски своего места в жизни.

Школьные занятия Ами заканчивались в то же время, что и обыкновенная рабочая смена, так что мама уже ждала нас дома. Она сидела на кухне, опустив голову, однако, как только мы вошли, тут же подняла глаза и внимательно посмотрела на меня. Сделав глубокий вдох, я медленно покачала головой, и мама с облегчением выдохнула. Она порывисто обняла меня, и я не поторопилась высвободиться из ее объятий, нежась в облаке любви. Именно поэтому я и не сказала им правду. Больше всего на свете мне сейчас нужна была их любовь — не восхищение, не огорчение, только любовь, которая делала меня частью семьи.

Мама отстранилась и заботливо поправила упавшую мне на лицо прядь волос. Она не улыбалась. Да, я якобы провалила тест, однако, несмотря на это, мама понимала, что наше с ней время истекло. Даже если мне не пришлось бы уходить из дома, я все же должна была вскоре получить профессию, а потом и выйти замуж. Зачем же было говорить ей, что она потеряет меня сегодня ночью? Сейчас важно было лишь то, что происходило в этот момент.

Обыкновенный ужин за обыкновенным столом. Не было ничего особенного, кроме маминого фирменного блюда — жареной свинины. В коридоре тикали дедушкины часы, цикады за окном исполняли летнее крещендо, в отдалении шумела дорога, догорающий закат медленно перетекал в сумерки. Этот день ничем не отличался от сотни точно таких же, но сегодня мне уже не суждено было выскользнуть из своей кровати и прокрасться на цыпочках в родительскую спальню. Окончание тестирования — это еще и конец многих лет обучения.

Мы с родителями жили в ветхой хижине за пределами большого города. В свое время им предоставили право на рождение двоих детей и выделили соответствующее жилье. Мама рассказывала, что они подавали прошение еще на одного ребенка. Мне тогда было восемь, и родители еще не знали о моем предназначении, однако им отказали. Цена за свободное развитие каждой личности — жесткий контроль Гильдии над рождаемостью. Мама поведала об этом однажды утром перед уходом на работу. По ходу рассказа она поправляла тщательно завитые локоны; голос ее был начисто лишен каких-либо эмоций. Я просила ее о братике. Мама подождала, пока я дорасту до того, чтобы понять, а затем объяснила, что это было абсолютно невозможно из-за сегрегации. Только вот я все равно обиделась. Рассеянно гоняя еду по тарелке, я вдруг поняла, насколько все было бы проще, родись я мальчиком или родись мальчиком моя сестра. Держу пари, родители тоже хотели сыновей. Тогда им не пришлось бы переживать из-за нашего ухода.

— Аделиса, — мягко сказала мама, — ты ничего не ешь. Экзамены закончились. Я думала, у тебя наконец появится аппетит.

Маме очень хорошо удавалось выглядеть невозмутимой, но порой я начинала задумываться, не был ли толстый слой косметики на ее лице своеобразной уловкой. Возможно, эти нарумяненные щеки и напомаженные губы были ее личным способом держать марку. Ей ничего не стоило выглядеть вот так. Безукоризненно уложенные алые волосы, безупречный костюм секретаря. Она была воплощением всего того, что люди хотят видеть в женщине: красивая, ухоженная, покорная. До одиннадцати лет, когда они с отцом начали тренировать меня быть неуклюжей, я и не знала, что она может быть совершенно другой.