Река Имен (СИ)

-А когда Итан уехал? – хитро улыбнулась она, прекрасно зная ответ на этот вопрос.

-Ты знаешь не хуже меня, что он ушел пятнадцатого числа, – пожал плечами я, откидываясь на спину смотря в потолок. Пятнадцатого числа... Уже... Девять дней.

-Ты по нему скучаешь? – все так с той же улыбкой спросила она.

-Наверное, да. Если честно, я не знаю. Мне просто как-то не так, будто чего-то не хватает. Не знаю. Странное чувство.

-Понятно, – она кивнула и, покрутив в руках планшет начала что-то внимательно изучать, – Что за..?

-Об этом я и хотел с тобой поговорить, – я снова принял сидячее положение, – Со мной что-то не так. Что-то под моей кожей. Оно мешает аппаратам работать как надо, не дает им обследовать меня, делают...

-Невидимым... – Ошеломленно закончила за меня она.

-Ты знаешь что это? – я наклонился в ее сторону, упираясь руками в спинку кровати. Она знает, я это вижу. Я это чувствую.

-Догадываюсь... Но... – она снова посмотрела глубоко в меня и, будто испугавшись чего-то, отпрянула, – Это нереально. Такие технологии не применяются... На живых людях...

-Что это, Саша? Скажи. Пожалуйста. Мне нужно это знать, – я наклонился еще ближе к ней, вцепившись в спинку до посинения костяшек.

-Это... – она отвела взгляд, стараясь смотреть на все что угодно, только не на меня. Будто ища поддержки, – Если это то, что я думаю, то это и плохо и хорошо одновременно. Если это оно. Я не так много знаю об этом, только на уровне слухов... Но это нереально...

-Что это?

-Это особая наносистема, вживляемая под кожу. В ее основу входят специально запрограммированные наниты и особые биологические нити, которые адаптируются к твоему организму примерно за год и проникают глубже, и где-то через шесть-девять лет эта сеть окутывает уже весь организм, становится его неотъемлемой частью, – как-то механически ответила она, и снова посмотрела на планшет, – Но это нереально. Люди не способны выдержать операцию вживления.

-А что в ней особенного?

-Тебе когда-нибудь делали татуировку старым методом? Вживляя красящий пигмент в дерму путем прокалывания?

-Насколько я помню, нет.

-Тогда, просто представь, что твою кожу прокаливают сотни тонких игл. Они не входят глубоко, только прокалывают кожу и исчезают, оставляя после себя неприятное, но вполне терпимое чувство боли. Представил?

-Да.

-Так вот. А при внедрении “призрака” иглы входят куда глубже и не исчезают, они проникают все глубже и колют прямо по нервам. Это невероятно больно. Процедура длится больше двух часов, и все это время ты испытываешь боль сродни сожжению на протяжении двух часов... Все это время надпочечники активно выделяют адреналин. Сердце бьется как бешенное, мозги плавятся... Человек, буквально, умирает от боли. Так что это нереально.

Я снова откинулся на спину и закрыл глаза. Я действительно почувствовал все это на себе, это будто прошло сквозь меня. Может быть, мое тело, в отличие от разума, помнит то, что со мной случилось. Теперь, я действительно чувствовал, что в моем теле есть что-то необычное. До того, как мне стерли память, этого не было.

-А зачем тогда вообще нужна эта операция? Для чего нужно так рисковать жизнью человека? – я поднял руку над собой, рассматривая раскрытую ладонь.

-Это очень умная защитная система, ее разрабатывают уже больше двух столетий. Результат бы покрывал риск. Но это нереально, – потерянным, механическим голосом ответила она.

-И что она делает?

-Она защищает тебя как купол, защищая от любых внешних воздействий, приборов связи, поиска. Эта система делает человека, обладающего ей недосягаемым для всех. Даже самые лучшие устройства обнаружения бессильны перед системой “призрак”.

-То есть, – я закусил губу, сжимая руку в кулак, – Я неуязвим для тех, кому обязан своей амнезией.

-Мы не знаем, что это...

-Я знаю, – оборвал ее я, садясь, – Я знаю, что это оно. Это со мной сделали. Только я не знаю зачем. Я вообще не понимаю, почему они меня отпустили. Этого не должно было случиться. Я должен был умирать в лаборатории.

-Откуда ты это знаешь?

-Я не знаю. Это просто есть. Это нельзя объяснить. Я просто знаю, что это так и все! – последнюю фразу я сказал громче, чем стоило бы, и откинулся обратно на лопатки. От слишком резкого движения заболела голова.

Все это было слишком внезапно. Слишком много для одного меня. Зачем они это сделали? Они же помешали сами себе, вживив в меня “призрак”, теперь я вне досягаемости для них. Но я все еще им нужен. Они ищут меня и сейчас, но не могут найти.

Из моих мыслей меня вывел тихий веселый смех. Смех Саши был похож на смех ребенка, тихий и мягкий, от него на сердце становилось тепло и светло.

-Почему ты смеёшься? – не поднимаясь, спросил я.

-Ты говоришь, как он, – смеялась она, – Когда он только оказался у нас он знал что мы не такие как все, а когда отец спросил его, откуда он знает, он сказал, что просто знает и все. Он знает многое из того, что не должен знать. И всякий раз он говорит, что он это просто знает.

-Ты говоришь об Итане?

-Да, – в ее голосе чувствовалась улыбка, – Это было странное время. Время, когда закончилась война.

-Оно сильно отличалось от войны?

-Нет, на самом деле. Все кончилось слишком быстро. Просто однажды мы проснулись и узнали, что войны больше нет.

-И что ты почувствовала.

-Страх, – сдавленно выдохнула девушка, – Это звучит странно, но это так. Знаешь, война – это ужасно, но мы не знали ничего кроме нее. А когда исчезает что-то, к чему настолько привык – это пугает.

-Тебе и сейчас страшно?

-Да.

-Я не видел войны, но и мира я тоже никогда не видел.

-Война – была нашим миром, а теперь его нет. Ничего нет. Неудивительно, что ты не знаешь, что такое мир, – ее голос вновь стал задумчивым, но уже без той печальной глубины.

-Откуда ты так много знаешь о “призраке”? – неожиданно для самого себя спросил я.

-А... Еще в университете, у меня был преподаватель по биологии Владимир Иров. Он рассказывал, что много лет назад работал над разработкой этого проекта. Он тогда был сильно пьян и... Он был в состоянии близком к истерике и рассказал много того, что не должны были узнать простые студенты. Он рассказал, что ушел после того, как один из его коллег согласился на испытания и...

-И не пережил их, – закончил за нее я. Я, кажется, тоже чувствую тот кошмар, что и она тогда.

-Да. Он умер. У него не было шансов. Ни у кого бы не было шансов. Это просто невыполнимо.

-А обезболивающее?

-Нет. Наниты запоминают твое тело таким, как оно было во время операции. Они адаптируется, но того что не хватает медикаментов, которые так сильно влияют на организм, приведет к сбою в их системе и они погибнут. Так что это бесполезно.

-Тогда... Как я выжил? – этот вопрос мучает меня все это время. С момента, как я проснулся. Я старался об этом не думать. Старался думать о чем угодно, о войне, об иных, об Итане... Но нет. Куда бы я ни шел, везде этот вопрос.

-Мы точно не знаем, что это. И не спорь. Это может быть что-то похожее. Или, может быть, нашли способ обезболить процедуру. Исследования велись годы, вполне возможно, что они нашли способ отойти все углы, ведь Иров участвовал в эксперименте больше сорока лет назад.

-Ты действительно думаешь, что за тридцать лет, после ста, а может и больше лет неудач, они нашли выход? – мой голос был спокоен, но, почему-то, эта мысль казалась чужеродной, это точно не так. Что-то глубоко внутри меня это знает.

-Я просто ищу возможные варианты развития событий, – Саша задумчиво вздохнула. Для нее это тоже слишком много. Война. Эксперименты. И все эти воспоминания сразу, – У тебя есть другие версии?

-Нет. Но я точно знаю, что никакого решения не нашли, и то, что я выжил – это случайность. На моем месте должен был быть кто-то другой... – я не знаю, откуда, это не видение и не воспоминание, это просто появилось в моей голове. Может быть, это последствия слияния с пустыней? То как она проникла меня и стала мной, а я стал ей. Это наложило свой отпечаток.