Страна призраков

ь тёмными кудрями.

Тито шёл дальше.

***

Близилась Юнион-скуэр. Избавившись от сотового, Тито начал сверять время по часам, видным сквозь окна банков и химчисток. Ориши не интересовались временем суток; явиться минута в минуту он должен был сам.

Без четверти час, оказавшись на Четырнадцатой Восточной, под причудливыми художественными часами, на которых безумно мигали совершенно неразборчивые цифры, мужчина вместе с Ошоси пристально посмотрел вдаль, на рыночные лавки под навесами.

И тут мимо со смехом прошли те самые фриранеры из прошлого лета, с Вашингтон-скуэр. Они его не заметили. Теперь Тито вспомнил: студенты жили в университетском общежитии, расположенном здесь же, на Юнион-скуэр. Он проводил знакомых взглядом, жалея, что не может пойти с ними; по воле оришей воздух вокруг него подёрнулся лёгкой рябью, словно по причине жара, какой поднимается и дрожит над асфальтом в августе.

38.

В норе

Холлис лежала не шевелясь в тёмной прохладной норе из простыни и категорически приказывала своему телу расслабиться. Это напоминало ночные автобусные переезды: тогда спальный мешок исполнял роль простыни, мягкие беруши заменяли просьбу к ресепшн удерживать все звонки, а сотовый так и так приходилось переводить в беззвучный режим.

Инчмейл называл такое поведение «возвращением в материнское лоно», однако Холлис прекрасно знала, что на самом деле всё наоборот. Она искала не того покоя, который знаком ещё не рождённым детям, а тишины, которая доступна уже умершим; хотела почувствовать себя не блаженствующим эмбрионом, а лежачим каменным изваянием на крышке холодного саркофага. Как-то раз она поделилась подобными мыслями с Джимми Карлайлом. В ответ он радостно сообщил, что испытывает точь-в-точь такие же ощущения после хорошей дозы героина. Певице оставалось только порадоваться своей непричастности к наркотикам (заурядные сигареты можно не считать).

Но и без этого любое серьёзное потрясение заставляло её забираться «в нору», желательно в затемнённой комнате. Окончательный разрыв с очередным молодым человеком, к которому успела привязаться; распад «Кёфью»; первые денежные утраты, когда лопались мыльные пузыри доткомов (чьи акции, если вдуматься, как раз и оставались на память после очередной серьёзной связи); ну и, конечно, последняя (судя по тому, как развивались события, она действительно грозила стать последней) крупная денежная утрата, когда амбициозная ставка её приятеля Джардин на империю независимой музыки в Бруклине вполне предсказуемо потерпела крах. Вложения в эту затею казались чем-то вроде занятного развлечения, которое кончится неизвестно чем и даже, вероятно, принесёт кое-какую прибыль. Холлис решила, что может себе это позволить — тем более, доткомы на короткий срок сделали её обладательницей миллионов, по крайней мере, на бумаге. Инчмейл, разумеется, всеми силами убеждал солистку избавиться от акций новоиспечённых компаний, пока те незначительно — и как оказалось, в единственный и последний раз — поднялись в цене. Естественно,