Колымский тоннель

Забыв о пленных, он позвал:

-- Светка!

Она подбежала, осмотрелась, помолчала, потом спросила:

-- Это что, Вась?

-- Этого здесь не было, -- ответил Краснов.

-- Точно?

-- Да я тут был в августе. Это в двадцати километрах от нас.

-- Точно?

-- Точно, точно, -- он разозлился. -- Да вон под той сопкой прииск!

-- Не вижу.

-- Да нет, он с обратной стороны.

-- Ой, Вась, а что это летит?

-- Да черт его знает! Ты больше меня читала...

Они стояли молча, пока Краснов не услышал шаги. Трое пленных шли к ним снизу. Руки у всех

были развязаны, но агрессивности они не проявили.

Первым движением Краснова было вырвать у Светланы ППШ, но, уже подняв свол, он потерял

дар речи. Ну нечего было приказывать этим трем ухмыляющимся нахалам: они не скрывали, что

играть в послушание больше не намерены. Они -- тоже хозяева здесь.

-- Опусти ружье, -- сказал старший, -- не бойся. И мы не убежим, и вы не убежите. Объясни нам

лучше, что это за новое хозяйство -- НКВД?

-- Десять минут спорим, не можем расшифровать, -- белокурый добродушно рассмеялся, хотя,

наверно, и болела ссадина на скуле. -- Какой-нибудь самодеятельный Народный Контроль Высшего

Долга? Или Высших Достижений?

Краснов опустил автомат и посмотрел на Светлану. Она молча разглядывала бывших

диверсантов. Потом повернулась к нему с восторгом и ужасом:

-- Вася... Мы на том свете?!12

-- Это сон, -- сказал Краснов. Он поднял автомат и короткой очередью раскрошил небольшой

камень у входа в тоннель. -- А если это не сон, то это ложь!

И выпустил оставшиеся пули в коварную тьму тоннеля. Стрелял, впрочем, не от полноты чувств:

перегруженное воображение вдруг нарисовало Кешку, подбирающегося с карабином.

3. Это не сон.

Солнце показывало полдень.

От маленького костерка тепло не требовалось -- его развели для веселия. По очереди

подбрасывали мелкие сухие веточки, обломанные с ближайших деревьев. Светлана одна зябла -- с

голыми ногами, -- оттого сидела ближе всех к огоньку и щепотками сыпала в него сухие желтые

хвоинки, которых нагребла под себя целый ворох.

Молчали почти уже час. Почти молчали.

Краснов не представлял, о чем могут думать хозяева этого мира. Сам же он постыдился бы

открыть свои мысли, потому что их не было. То есть была всего одна. Она с тупой настойчивостью

крутилась на одной ноте, как выщербленная патефонная пластинка: "С той стороны тоннеля мы так

бы не сидели... С той стороны тоннеля мы так бы не сидели... С той стороны..." Время от времени он

встряхивал головой, чтобы сбить затупившуюся иголку на какую-нибудь другую мысль, но больше

мыслей не было. В голове слышалось шипение, затем снова звучало: "С той стороны тоннеля..."

Даже редкие, осторожные вопросы хозяев и собственные односложные ответы не мешали чертовой

пластинке вертеться.

Вопросы задавал неугомонный Ганс Христиан, остальные молчали.

-- Вы так и жили там в темноте? -- был самый первый вопрос.

-- Нет. Там тоже так.

-- А это... далеко?

-- Не знаю. Наверно.

-- И у всех такие ружья?

-- Это автомат.

-- Странное название, -- оценил Иван.

-- Почему? -- равнодушно спросил Краснов.

-- Потому что автомат -- это автомат, а ружье -- это ружье. Разные вещи.

-- Правильно, -- согласился Краснов. И не стал ничего уточнять.

Потом Краснов все же справился с испорченной пластинкой. Он в очередной раз тряхнул головой

и, пока тупая игла шипела, спросил:

-- А почему называется -- Лабирия?

-- Не знаю! -- Ганс Христиан отозвался живо и со злостью. -- И никто не знает. А главное -- никто

не хочет знать.

-- Как?

-- А так, что никому не интересно!

-- И давно это так? -- спросила Светлана.

-- Всегда! -- отрезал Иван.

-- Это который же нынче год? -- спросила Светлана.

Трое переглянулись.

-- Уточни вопрос, -- попросил Такэси. -- Что значит -- "который год"?

-- Ну, -- у нее стало учительское лицо, -- который год... от Рождества Христова?

-- Год, -- ответил Такэси, -- это понятно: от весны -- до весны. А от рождества -- это как?

-- Ну, -- Светлана искала слова, -- скажем так: вот сколько тебе лет?

-- Около тридцати, -- уверенно ответил Такэси. -- С точностью до трех-четырех...

-- А-а-а! -- догадался Ганс Христиан, -- я понял, Такэси! Светлана спрашивала, который год от

моего рождения! Правильно?

Теперь ошеломленно переглянулись Краснов со Светланой.

-- Они не знают христианства, -- сказал Краснов.

-- Они не знают своего возраста! -- воскликнула Светлана. -- Вася, вот живут! А тебе, Ваня,

сколько лет?

-- Нам всем примерно одинаково, -- Иван был смущен. -- Какое это имеет значение?

-- Ну как же! -- Светлана рассмеялась. -- Например, если жениться, то желательно, чтобы

невеста была года на четыре моложе жениха...

-- Погоди, погоди, -- остановил Ганс Христиан. -- Жениться, невеста... Это что?

-- У-у-у, -- Светлана покрутила головой. -- Ребята, либо вы здорово ушли вперед, либо здорово

отстали. Как у вас с любовью-то?

-- Погоди ты с любовью, -- перебил Краснов. -- Вот вам попроще: как исчисляется пенсионный

стаж, если неизвестен возраст?

Опять переглянулись трое. Они явно растерялись. Даже простой вопрос о трудовом стаже им не

по силам.13

-- Наскоком тут не разобраться, -- сказал Такэси. -- Поехали-ка с нами, хозяева. В Магадане все

выясним.

-- В Магадан?! -- Светлана подпрыгнула. -- А можно?

-- Нужно, -- Такэси улыбнулся и взглянул на часы. -- Если поспешим, успеем как раз к вагону.

-- А если не успеем? -- Светлана вскочила.

-- Тогда ждать до вечера. Полтора часа.

-- Полтора часа до вечера? -- Светлана посмотрела на небо. -- Что-то больно скоро. Который

час-то?

Такэси еще раз посмотрел на браслет:

-- Два семьдесят шесть, если точно.

Встали все, кроме Краснова. Он был мрачен, смотрел на умирающий огонь.

-- Вася, -- позвала Светлана.

-- Нам надо обратно, -- Краснов поднял голову. -- Если им интересно, могут идти с нами. Но

безопасность могу гарантировать только в пределах моей власти.

-- Ва-а-ся! -- простонала Светлана. -- Ну зачем?

-- Лагерь на мне, -- процедил он, глядя снизу. -- Полторы тысячи душ... Если там что-нибудь, то

меня, знаешь?..

-- Васенька! Ну кто тебя тут достанет?

-- Не знаешь ты НКВД, -- он опустил голову. Помолчав, отрезал: -- Короче, надо идти назад.

Светлана резко опустилась рядом и очень тихо сообщила:

-- А я отсюда не пойду. Понял, начальник?

-- Пойдешь, -- так же тихо ответил Краснов.

Светлана вскочила и драным кожаным носком стала затаптывать костерок.

-- Никуда! Ни за что! Понял? Хоть стреляй! Да тебе нечем!

Она кричала яростно, исступленно, истерически. Иван взял ее за плечи, мягко отодвинул от

брызгающего искрами кострища и осторожно примял угли толстой рубчатой подошвой.

Краснов медленно встал, отпятился, левой рукой волоча разряженный автомат и запуская

правую в карман брюк.

-- Ребята! -- крикнула Светлана. Но он уже выхватил из кармана ТТ и взвел курок.

-- Отпусти ее, -- велел Ивану.

Иван охотно повиновался и шагнул к нему, загораживая собой женщину.

-- Отойди к ним! -- велел Краснов.

На этот раз Иван не тронулся с места. Зато двое других пошли на Краснова. Он выстрелил под

ноги белокурому Гансу и рявкнул:

-- Всех положу, патронов хватит! Отошли быстро!

-- Ребята! -- закричала Светлана. -- Не отдавайте меня! Лучше пусть убьет.

И тогда Такэси бросился на Краснова. Он бросился не прямо, а сначала прыгнул в сторону,