Цена эмоций (СИ)

   И когда Марк отключил голограф, Лёва некоторое время просто сидел, оглушённый и потрясённый до глубины души только что увиденным. Итен с Вионой, эти мастера, профессионалы в истинном смысле слова, эти, не больше, не меньше, кудесники, волшебники и маги танца, в проекции голографа предстали как живые - красивые, яркие, разящие движениями, как рапирой, и раскрепощенные той внутренней свободой и силой, которые достигаются и даются только благодаря невидимому глазу изнуряющим, изматывающим трудом где-то там, за кулисами...

   В эмоциональном поле этого участка было множество примесей, в первую очередь на него накладывалось информационное, эмоосу сейчас совершенно ненужное. Ещё одно поле, энергетическое, пощипывало и щекотало внешние рецепторы, но это было скорее приятно, нежели раздражающим. Было что-то ещё, исходящее от инфраструктуры в целом и образующее общий, очень загруженный, беспрерывно пульсирующий и неразборчивый фон, исследовать который не было ни времени, ни смысла, ни особой необходимости.

   А вот эмоциональное поле (и это вселяло надежду) было весьма насыщено и, главное, устойчиво, но всё же недостаточно мощное, и для успешного выполнения миссии в таком виде никак не годилось. Нужен был мощный выброс, настоящий эмоциональный фонтан, а датчики-инвекторы регистрировали, в основном, незначительные всплески, реже - волны. Хотя иногда вырастали даже целые пики, результат повышенной эмоциональной возбудимости и чувственного настроения (радости, горя, веселья, грусти, любви, ненависти), но они, не набрав достаточной силы и интенсивности, быстро опадали. В целом эмоциональный фон был хаотичен, неустойчив и, как следствие, нестабилен, недостаточен и не востребован. Пребывал он сам в себе, и сам себя подпитывал, не неся совершенно никакой общеполезной нагрузки. На Ши-даре, родине эмооса, такое явление и стало предпосылкой всеобщей катастрофы. Оставалось одно - искать глубже, на самом "дне" этого поля, а не сканировать поверхностный слой, ибо время неумолимо уходило и истончалось.

   В целом данный мир всё же не располагал достаточными ресурсами. Да, они были, но - сиюминутными, скоротечными. Эмоциональное поле хоть и присутствовало, но существа, благодаря которым оно возникало и создавалось, совершенно не умели им манипулировать и насыщать пространство, а тем более варьировать его в различных диапазонах и частотах. Для эмооса такое положение вещей было странным, необычным и где-то непонятным, ведь на его родине эмоциями жили как в переносном, так и в прямом смысле. А здесь... Здесь каждый индивидуум создавал почему-то только свой эмоциональный фон, причём очень слабый, нисколько не заботясь о социуме в целом. Но это на поверхности. Может быть, ниже что-то изменится?

   Стараясь не думать о возможной очередной неудаче, он осторожно раскрыл тонкий и самый чувствительный из эмовекторов и пошёл вглубь, надеясь на провидение (человек сказал бы - на Бога), бережно сканируя, просеивая и впитывая внутреннюю составляющую поля, и, о, чудо, сразу почувствовал что-то неординарное, выделяющееся из общего эмоционального "шума", но пока едва различимого в этой общей массе всевозможных эмооттенков и невнятных эмограмм. Неужели?.. Встрепенувшись, эмоос, но опять же осторожно, по чуть-чуть, раскрыл и задействовал остальные эмовекторы и тут же направил свою капсулу в ту сторону, где намечался не всплеск, и даже не пик, а настоящий взрыв, тот самый фонтан той частоты и интенсивности, которая и была так необходима эмоосу. Где-то внизу одно из существ буквально переполняли эмоции, они выплёскивались из него неудержимым потоком и всё продолжали набирать силу, а с ней и мощь. Эмоос, боясь верить (человек сказал бы - боясь сглазить), стал спешно подготавливать свою доминантную, женскую эмоорганику. Если бы у него имелись руки, то они заметно бы дрожали. Но ничего такого он не имел, его переполняли совсем другие чувства и эмоции, даже малой толики которых с лихвой хватило бы на то, чтобы человек, которого бы они случайно или намеренно коснулись, получил бы настоящий эмоциональный нокдаун и, как минимум, потерял бы сознание от эмоционального шока. Но эмооса это не интересовало. Для него существовала одна цель - спасти свой гибнущий мир. И он готов был сделать это любой ценой...

   Едва закончилась программа, Лёва тут же ушёл, но совершенно не помнил, попрощался ли с Марком, не помнил о времени и вообще смутно представлял, где он находится и что делает. Он передвигался как сомнамбула, шёл домой механически, как лунатик, или как пьяный на "автопилоте", только переполняли его эмоции, а не алкоголь. С ним творилось что-то невообразимое, в душе царила настоящая эмоциональная буря, ибо перед глазами и внутри него всё жила и совершенно не собиралась умирать только что увиденная магия танца, колдовство движения и очарование пластики, мистицизм гибкости и изящества, волшебство безупречных линий и гармония красоты и музыки. Но где-то ещё глубже, под поверхностью этого неземного, завораживающего видения, пульсировало внутренней, саднящей болью и другое - острая жалость к самому себе и горькое понимание того, что вот т а к он не сможет никогда в жизни, и осознание этого так же рвало душу.

   Наверное, только скрипач, хоть раз сыгравший на бессмертном творении великого Страдивари, его изумительной скрипке, заглянув в эти мгновения в душу одновременно счастливого и несчастного Лёвы, смог бы в полной мере понять, оценить и разделить его чувства. Грустью собственной души и неповторимости своих ощущений от прикосновения к великому и нетленному.

   Расположившиеся на небе звёзды равнодушно поглядывали на спотыкающуюся фигуру. Они тоже кое-что понимали, только с высоты Вечности, несоизмеримой в своём одиночестве.

   Лёва утёр повлажневшие глаза, не различавшие сейчас ни дороги, ни окрестностей, ничего, ибо видели они совсем иное - к а к танцевали Итен с Вионой.

   Особенно поразило и потрясло его танго, это невозможное, ослепительное танго. На других кассетах другие исполнители тоже творили чудеса, тоже заставляли и душу, и сердце рваться из груди в каком-то неосознанном порыве, но только Виона и Итен довели это танго до полного совершенства, до той грани, той логической точки, после которых остаётся одна лишь пустота, один лишь пепел... О, если б боги, то ли по своей прихоти, то ли по недоразумению, сошли бы на землю и вселились бы на время в людей и захотели бы вдруг что-то станцевать, то непременно бы выбрали это танго под личинами Итена и Вионы.

   Буря чувств, среди которых восторг занимал едва ли не последнее место, сотрясала Лёву, как десятибалльный шторм утлое, ветхое судёнышко. Но если он и желал тихой гавани, то только не сейчас: душа пела и рвалась к звёздному небу, в голове ясно, отчётливо звучала взрывная, экспрессивная мелодия танго, а перед глазами, подчиняясь этой экспрессии, этой музыке и в то же время совершенно свободные от её цепей и оков, её обволакивающей власти, Итен и Виона творили из слабой, ненадёжной человеческой плоти то самое божественное начало. И это было прекрасно...