Золотое перо. Эти. короткая повесть и рассказ, фантастика (СИ)

- Ничего особенного, - сказал мастер, возвращая ее экземпляр, - ручка как ручка.

Да и она сама увидела, что ручка как ручка.

Тогда она начала примешивать к красным чернилам фиолетовые и вдруг стала писать тяжелую скрипучую прозу. Через несколько дней перо покрылось легким ржавым налетом.

- Ну уж нет!- закричала она с лихорадочной поспешностью освобождая баллон.

И с каждым днем она высыхала и становилась уже какая-то страшная.

Но иногда наступали дни удивительного спокойствия, и в эти минуты просветления она думала: " Ну не глупость ли все это?" И ей казалось, что минуты просветления продлятся вечно. И в эти дни у нее рождались самые светлые, самые необыкновенные страницы.

9

В искусстве, говорят, не дают советов.

Старый писатель, вечный графоман и проповедник эпохальных истин, однажды принес на дачу Веры Тушновой старую электрическую пишущую машинку. Эта машинка была английского производства, одна из первых, выпуска еще пятидесятых годов.

- Дарю, - сказал он.

Потом они пили чай и Вероника мрачно гипнотизировала глазами захожего товарища.

И, притащившись домой, кое-как волоча ноги по земляным аллеям, старый писака вытащил из-под дивана знаменитый альбом с рисунками Маяковского и стихами Заболоцкого и , кряхтя, начал заносить туда сегодняшние воспоминания.

И вдруг вспомнила Вероника, что старый оболтус уже пережил не одно поколение писателей, и что он точно так-же волочил ноги по этим аллеям около дачи Пастернака, когда она еще училась на первом курсе Литературного института. И ей стало не по себе.

10

Стояла черная ночь.

Она уже третьи сутки стучала по клавишам этого древнего "Ундервуда" и машина никак не хотела выдавать требуемую страницу. Это была не книга, а конспект мысли. Вероника бесилась от собственного бессилия.

- Не то! Не то! - закричала она.

Она высчитала, что всего у нее осталось крови на пятьсот страниц. Она проклинала себя за то, что когда-то правила рукописи и писала черновики, растрачивая драгоценный материал. Она выдумала необыкновенный способ письма, который заключался в том, что перо надо ставить строго на ребро и к тому-же вертикально, и тогда оно дает самую тонкую линию. Ее страницы были испещрены стенографическими значками.

Но часто она вообще ничего не писала.

Потянулись серые, тусклые дни.

Ее муж Cашка пропадал в забегаловках, охотничьих пансионатах и на вокзалах, пропивая необыкновенное богатство. Он уже давно ушел из армии, потому что заметил что некоторые генералы отдают ему честь как полковнику.

- Вот за что я люблю жену и уважаю! - разглагольствовал он в пивнушке перед благодарной публикой, - За то, что она человек и женщина.

И его рука лезла в карман и вытаскивала очередную порцию не оскудевающих десяток.

Вероника не обращала на него внимания. Хорошо что хоть он не мешал ей работать. И только иногда возникали сложности, когда вдруг звонили из какого-то отделения милиции и просили удостоверить личность мужа. И через некоторое время его привозили в "Волге" или в синем "газике" и доставляли на дачу с великими почестями.

И когда он стоял перед ней в отглаженном и выправленном его командой костюме, в ондатровой дубленке и собольей шапке, покачиваясь на носках ботинок, которые только его и выдавали, будучи начищенными лишь на носах до необыкновенного блеска, она только спрашивала:

- Ну что тебе нужно, Саша?

- Машину где-то потерял, оставил в каком-то дворе, пока ее еще надут. Куплю себе пока другую, новую.

И неторопливыми шагами он шел в буфет, открывал там какие-то ящики и набивал себе карманы деньгами.

- Перестань пить, Саша. Помнишь, что ты мне обещал?

- Ага, перестану, - отвечал он, моргая глазами как "жигуль" перед красным светом светофора.

Так шли дни, и каждый день был похож на следующий.

" С петухом, что ли, по комнатам походить как Наташа Ростова? - спрашивала она себя."

Но творчество мощно ударило ее крылом. И канули в туман сомнения, когда коснулось перо бумаги и загорелась строка.

И чем сильней разгоралось ее творчество, тем тяжелей и сумрачней становилась она сама. Уже и муж Сашка сбежал от нее, не выдержав такого напряжения.

Она стала пить, стремясь затушить хоть на минуту сжигавшие ее противоречия и сомнения.

И уже сама стала замечать за собой что-то странное.

Зато чем больше она становилась карга, тем больше нравилась мужчинам. Замертво падали супермены в норковых "москвичках", узрев гениальную женщину, как замертво падает какой-нибудь милиционер, вмиг утратив почву под ногами, узрев неожиданно перед собой высшее начальство. И мужественно и сильно острили они, напрягая необыкновенно ум в обществе всеизвестного человека. И надо было видеть, с каким проникновенным чувством, и как просто, откинув в руке журнал с ее стихами, член какого-то научного общества и депутат Моссовета, имевший жену киноактрису и "жигу" новейшей модели, читал ей ей в вечерней электричке ее стихи:

- Опять журнальные полотна

Залепят мне глаза и окна.

Опять бездарные тупицы

Мне обсюсюкают сраницы.

Не заморить долбежкам мира

Мою волхвующую лиру.

Останутся от этой дряни

Одни листки воспоминаний...

И долго, долго потом, идя по снежной тропинке под зимними звездами, вспоминал и анализировал каждое случайное слово, брошенное его попутчицей. И глядя вечером в потолок, лежа с полупотушенной сигаретой, вновь вспоминал пережитое ощущение, как маленький мальчик, впервые попав в цирк, долго потом вспоминает боевого индийского слона. " Да, - говорил он себе, - бывают в жизни необыкновенные встречи. - Надо постараться сохранить память о этих минутах навсегда, надолго."

Все больше она худела, высыхала, и только ее глаза светились необыкновенным огнем.

В октябре неожиданно умер сумасшедший художник с первого этажа, будучи задавлен разворачивавшейся продуктовой машиной прямо во дворе своего дома.

И тут вспомнили о нем. Вспомнила вся страна. Когда вскрыли его келью, в ней среди рухляди и памятных вещичек. дорогих ему с детства, посреди комнаты неожиданно обнаружили неизвестный шедевр мастера.