Горизонты безумия

- Так, хватит. Ну его, этот цветок, – отмахнулся Вадик. – Надо выбираться, а то и впрямь ни зги не видно! И это ещё... не пойми что. Юрка, ты сам-то идти сможешь?

Мальчик кивнул.

Когда растянувшаяся процессия приближалась к границе болота, в ночи прозвучал отчаянный крик:

- Папа!..

Дети, в страхе, кинулись прочь. За их спинами вспыхнули и заметались огни.

В лесу что-то происходило.

ГЛАВА 2. РАЗГОВОРЫ ОБ ИСТИНЕ

Холмин склонился над столом. Прислушался к бездушному передатчику, что взывал к абоненту с другой стороны сотовой линии продолжительными гудками. Кофе в бокале на письменном столе давно остыл – Холмин к нему даже не притронулся. Голова болела и без того. Мысли разбегались, сюжетные линии не выстраивались, работа стопорилась, – а как всё это преодолеть Холмин не знал. Сознание было перегружено ворохом реальных проблем. Скорее даже скопищем, а оттого набранный на экране ноутбука текст совсем не занимал. Шрифт расплывался, буквы плясали, подсветка монитора еле заметно мерцала, а начало рассказа и вовсе выглядело наиглупейшим – просто ароматный пирог для критиков, не иначе.

Холмин вздохнул. От бездействия нажал «Ctrl+A», выделив текст. Занёс правую руку над клавишей «Backspace». В сознании невольно нарисовалась картина: писатель в годах с остервенением выдёргивает из старенького «Ундервуда» листок только что отпечатанной бумаги, нервно пробегает глазами свеженький текст, после чего рвёт всё в клочья, включая внушительную стопку бумаги рядом с машинкой на столе.

«Вот-те на. Тут никакая резервная копия не выручит».

Холмин вздрогнул. Отдернул пальцы от клавиатуры.

«Хотя какая уж разница...»

Гудки оборвались. На другом конце линии взяли трубку.

- Алло.

- Галь... Привет.

- Привет, Серёжа. Прости, что долго не отвечала. Выходила из палаты, – голос жены был приглушённым и печальным.

Холмин машинально сдвинул очки на лоб, принялся мять переносицу, силясь сосредоточиться. Мигрень тут же отстала. Затаилась где-то поблизости.

- Галь, всё в норме. Ты не волнуйся только. Подумаешь, с минуту подождал, от этого ведь ещё никто не умирал... – Холмин осёкся.

Жена какое-то время молчала, однако он слышал её неровное дыхание сквозь хрипы помех.

- Галя?..

- Да-да, Серёжа, я тут. Извини. Просто это ожидание... Мне кажется, я схожу с ума.

Холмин промокнул пальцами уголки губ – спонтанный жест, который пугал всякий раз, как сознание начинало заново воспринимать реальность. Он повторял его вновь и вновь, когда жена падала духом. Хотя Галина была неимоверно сильной – она ни разу не закатила истерику, даже голос не повысила. Лишь плакала.

И откуда только силы брались...

- Галь. Нам нужно поменяться, – осторожно начал Холмин. – Ты устала. Тебе необходимо побыть вдали от больницы.

- Нет-нет! Мне нужно оставаться тут! Всё в норме, правда.

- Галь, выслушай меня, – Холмин стал наугад нажимать клавиши на ноутбуке – это его успокаивало, точнее приводило чувства в норму, позволяло мыслить. Так сказать, профессиональное, писательское. – Я понимаю, что ты испытываешь сейчас в душе. И я знаю, кого винишь в случившемся... Прошу, только не перебивай меня! Но ты ни в чём не виновата. Ты должна уяснить именно это, перво-наперво! А уж затем смириться с тем, что случилось. Пойми, все мы пешки в придуманной кем-то игре, и изводить себя душевными переживаниями, когда всё уже случилось, – это последнее, чем стоит заниматься. Мы должны быть сильными – только так получится пережить случившийся кошмар и не допустить его повторения в будущем.

Холмин выдохнул. Слов с каждым новым звонком оставалось всё меньше. Он даже не мог с уверенностью сказать, повторился ли хотя бы однажды. Вполне возможно то, что он сказал только что, уже было сказано месяц тому назад, а может и того раньше.

Однако Галина всякий раз выслушивала мужа молча. Потом давилась слезами – совсем как давится сейчас – и повторяла одно и то же. Свои повторения её ничуть не смущали. Скорее всего, она их даже не замечала... как и не воспринимала успокаивающих слов мужа.

- Серёжа, если бы в тот вечер я не отпустила Олега на улицу, ничего бы не случилось. Понимаешь? Он бы не сел на этот проклятый мотоцикл, не поехал бы кататься по шоссе и...

Холмин отшвырнул ноутбук. Тот перевернулся на крышку, обиженно загудел кулерами, как сбитый шмель.

- Галя, ведь ты же изведёшь себя такими мыслями!

Жена лишь всхлипывала.

Холмин напряг скулы. Взмахом руки поставил ноутбук на место. Залпом выпил холодный кофе.

- Никто – повторюсь – никто ни в чём не виноват! Это судьба, рок, происки небесных сил – да что угодно, чего мы даже представить себе не можем! – но только не ты. Таков этот мир, и не нам устанавливать тут свои правила!

- Но ведь останься Олег дома, с ним бы ничего не случилось, – осторожно заметила жена. – Разве я не права?

Холмин молчал. Он, хоть убей, не знал ответа на этот вопрос. Или всё же знал?.. Конечно знал. Но вот только стоит ли рассказывать об этом Галине? Нет, не стоит. Она далека от поиска истины, её занимают земные вопросы, не выходящие за рамки стандартного мышления индивидов, её первоочередная цель – забота о сыне. А как иначе? Ведь Галина – мать, ребёнок которой находится при смерти.

Если всё ещё находится.

Холмин почувствовал, как шевелятся на затылке волосы.

- Мы не знаем, как бы всё обстояло, останься Олег дома. Но с той же долей вероятности, с какой ты веришь в благополучный исход всех вариантов событий – даже при таком раскладе, – могло было случиться всё что угодно, – Холмин не стал вдаваться в подробности, понимая, что и без того ходит по грани.

Галина вздохнула.

- Помнишь, за день до аварии Олег рассёк бровь, помогая тебе чинить дверцу шкафа?

Холмин машинально кивнул и даже увидел, как Галина на том конце сотовой линии сантиментально улыбнулась в ответ.

- Вы что-то там уронили, если мне не изменяет память...

- Дверцу и уронили.

- Да, и она зацепила, падая, Олега...

Жена вновь умолкла.

- И что? – напряжённо спросил Холмин, готовясь к самому худшему. – Почему ты вспомнила именно этот эпизод?

- Хм... Болячка, Серёжа. Она зажила, пока Олег лежит здесь. Ты понимаешь?.. Все болячки зажили, а наш мальчик умирает.

Холмин почувствовал в груди некое постороннее присутствие. Какая-то жуткая тварь пробралась внутрь его тела и принялась чинить боль. Эфемерные клыки инородного гада впились в ментальную сущность, принялись с остервенением рвать ту на части, силясь оголить и без того надорванные чувства. Ныла и сама плоть. А хищник всё не унимался, стараясь проникнуть ещё глубже. Туда, откуда его будет уже не выковырнуть так просто. Это было отчаяние. Понимание того, что жена всё же права.

Холмин собрался с мыслями. Тихо проговорил, вытирая вспотевшую ладонь о джинсы:

- Наш сын вовсе не умирает. Он в больнице, под наблюдением врачей. О нём есть кому позаботиться. Поверь мне. А вот тебе и впрямь нужна передышка. Я приеду. Завтра.

- А как же твой рассказ? – Галина неумело попыталась сменить тему. – Тебе необходимо работать. К тому же переезд... Вы уже упаковали вещи?

Холмин хрустнул шеей.

- С рассказом разберусь. А переезд... Да, все вещи собраны. Димка только свои комиксы никак упаковать не может.

- Почему?

- По вечерам обязательно хочется прочесть что-нибудь с самого дна коробки.

Галина нервно рассмеялась.

- Вот видишь... Ты нужен ему там. А я нужна здесь Олегу.

- Галя...

- Ты знаешь мой ответ. Всё останется так, как есть. Я здесь, а ты там. Поцелуй Димку на ночь от меня. И будьте хорошими мальчиками.

- А ты Олега от меня. Конечно будем. Не сомневайся. Но всё равно, я думаю...

- Не думай. Ты ведь сам сказал, что всё уже решено наперёд, – жена помолчала. – Будем жить.

- Будем, – кивнул Холмин, безуспешно пытаясь справиться с передавшимся от Галины отчаянием.