Страна призраков

, вместо неё возникла каркасная диаграмма вертолёта незнакомой луковичной формы, развёрнутая в профиль. Ниже появился каркас корабля. Очень мелкого корабля. Или вертолёт был чересчур крупным. Картинку сменило видеоизображение настоящей летающей машины в небе.

— А это что?

— Так называемый «Хук», сделан ещё в Советском Союзе{[72]}. У вертолёта чудовищная подъёмная способность. В Сирии есть по крайней мере один такой.

Теперь уже «Хук», или его подобие, поднимал над землёй советский танк, будто бы для иллюстрации.

— Следите за дорогой, — посоветовала журналистка. — Хватит вам любоваться своим пауэрпойнтом{[73]}.

Следующий сюжет в виде упрощённой цветной анимации показывал, как вертолёт (название которого никак не соответствовало его форме) опускает грузовую тару на палубу и в трюмы судна.

— А тот контейнер из вашей истории… — начала Холлис.

— Да?

— Вам приблизительно сказали, сколько он весит?

— Этого мы не знаем, — произнёс Бигенд, — но иногда он размещается в центре груды других контейнеров, потяжелее. Это самое надёжное положение, так его не обычным путём не достать, если с моря. А вот «Хук» нам поможет. С помощью вертолёта ящик можно доставить куда угодно, например, на другой корабль. Это и быстро, и удобно.

— Он повернул на Сто первую автостраду, к югу.

Подвеска «майбаха» превратила изрытую оспинами мостовую в гладкий шёлк или растопленную сливочную помадку. Холлис нутром ощутила мощь автомобиля, которой так естественно, без усилий управлял человек. Теперь линии на дисплее приборной доски представляли собой сигналы, испускаемые транспортной тарой: они поднимались под острым углом к вертикали, затем их перехватывал спутник и пересылал обратно, за изгиб горизонта.

— Мистер Бигенд, куда мы едем?

— Хьюберт. В агентство. Там лучше всего обсуждать дела.

— Какое агентство?

— «Синий муравей».

Тут на дисплее возникло то самое насекомое, недвижное и категоричное, как иероглиф. Синего цвета. Холлис вновь подняла глаза на Бигенда. В профиль он ей кого-то смутно напоминал.

18.

Окно Элеггуа

Tia{[74]} Хуана велела ему пройти пешком по Сто десятой улице до Амстердам-авеню и собора Св. Иоанна Богослова, чтобы спросить совета у Элеггуа. Властелина, как она выразилась, всех дорог и дверей на свете. Хозяина всех перекрестков между человеческим и божественным. Вот почему, по словам Хуаны, ему отвели особое окно, место для поклонения в огромной церкви на Морнингсайд-Хайтс{[75]}.

— В этом мире, — учила Хуана, — ничто не свершается без его соизволения.

Поднимаясь по склону мимо заграждений из обклеенной постерами фанеры и мелкой проволочной сетки там, где много лет назад ливни обрушили ветхую стену церковных земель, Тито заметил, как с неба посыпались первые белые хлопья. Он поднял воротник, натянул пониже шляпу и продолжал свой путь. Мужчина уже не удивлялся снегу, как чему-то чуждому, но всё же наполнился благодарностью, когда наконец достиг Амстердама. Неоновая вывеска пиццерии “V&T”, не горевшая днём, словно